И родной русский Яндекс тоже нам помог
:
Артюр Рембо.
Пьяный корабль
Перевод В.В. Набокова
В стране бесстрастных рек спускаясь по теченью,
хватился я моих усердных бурлаков:
индейцы ярые избрали их мишенью,
нагими их сковав у радужных столбов.
Есть много кораблей, фламандский хлеб везущих
и хлопок английский, -- но к ним я охладел.
Когда прикончили тех пленников орущих,
открыли реки мне свободнейший удел.
И я, -- который был, зимой недавней, глуше
младенческих мозгов, -- бежал на зов морской,
и полуостровам, оторванным от суши,
не знать таких боев и удали такой.
Был штормом освящен мой водный первопуток.
Средь волн, без устали влачащих жертв своих,
протанцевал и я, как пробка, десять суток,
не помня глупых глаз огней береговых.
Вкусней, чем мальчику плоть яблока сырая,
вошла в еловый трюм зеленая вода,
меня от пятен вин и рвоты очищая
и унося мой руль и якорь навсегда.
И вольно с этих пор купался я в поэме
кишащих звездами лучисто-млечных вод,
где, очарованный и безучастный, время
от времени ко дну утопленник идет,
где, в пламенные дни, лазурь сквозную влаги
окрашивая вдруг, кружатся в забытьи, --
просторней ваших лир, разымчивее браги, --
туманы рыжие и горькие любви.
Я знаю небеса в сполохах, и глубины,
и водоверть, и смерч, покой по вечерам,
рассвет восторженный, как вылет голубиный,
и видел я подчас, что мнится морякам;
я видел низких зорь пятнистые пожары,
в лиловых сгустках туч мистический провал,
как привидения из драмы очень старой,
волнуясь чередой, за валом веял вал,
я видел снежный свет ночей зеленооких,
лобзанья долгие медлительных морей,
и ваш круговорот, неслыханные соки,
и твой цветной огонь, о фосфор-чародей!
По целым месяцам внимал я истерии
скотоподобных волн при взятии скалы,
не думая о том, что светлые Марии
могли бы обуздать бодливые валы.
Уж я ль не приставал к немыслимой Флориде, --
где смешаны цветы с глазами, с пестротой
пантер и тел людских и с радугами, в виде
натянутых вожжей над зеленью морской!
Брожения болот я видел, -- словно мрежи,
где в тине целиком гниет левиафан,
штиль и крушенье волн, когда всю даль прорежет
и опрокинется над бездной ураган.
Серебряные льды, и перламутр, и пламя,
коричневую мель у берегов гнилых,
где змеи тяжкие, едомые клопами,
с деревьев падают смолистых и кривых.
Я б детям показал огнистые созданья
морские, -- золотых, певучих этих рыб.
Прелестной пеною цвели мои блужданья,
мне ветер придавал волшебных крыл изгиб.
Меж полюсов и зон устав бродить без цели,
порой качался я нежнее. Подходил
рой теневых цветов, присоски их желтели,
и я как женщина молящаяся был, --
пока, на палубе колыша нечистоты,
золотоглазых птиц, их клики, кутерьму,
я плыл, и сквозь меня, сквозь хрупкие пролеты,
дремотно пятился утопленник во тьму.
Но я, затерянный в кудрях травы летейской,
я, бурей брошенный в эфир глухонемой,
шатун, чьей скорлупы ни парусник ганзейский,
ни зоркий монитор не сыщет под водой, --
я, вольный и живой, дымно-лиловым мраком
пробивший небеса, кирпичную их высь,
где б высмотрел поэт все, до чего он лаком, --
лазури лишаи и солнечную слизь, --
я, дикою доской в трескучих пятнах ярких
бежавший средь морских изогнутых коньков,
когда дубинами крушило солнце арки
ультрамариновых июльских облаков, --
я, трепетавший так, когда был слышен топот
Мальстромов вдалеке и Бегемотов бег,
паломник в синеве недвижной, -- о, Европа,
твой древний парапет запомнил я навек!
Я видел звездные архипелаги! Земли,
приветные пловцу, и небеса, как бред.
Не там ли, в глубине, в изгнании ты дремлешь,
о, стая райских птиц, о, мощь грядущих лет?
Но, право ж, нету слез. Так безнадежны зори,
так солнце солоно, так тягостна луна.
Любовью горькою меня раздуло море...
Пусть лопнет остов мой! Бери меня, волна!
Из европейских вод мне сладостна была бы
та лужа черная, где детская рука,
средь грустных сумерек, челнок пускает слабый,
напоминающий сквозного мотылька.
О, волны, не могу, исполненный истомы,
пересекать волну купеческих судов,
победно проходить среди знамен и грома
и проплывать вблизи ужасных глаз мостов.
Le Bateau ivre (1871г.)
Пьяный корабль
Пер. Е. Головина
Я спускался легко по речному потоку
Наспех брошенный теми, кто шел бичевой.
К разноцветным столбам пригвоздив их жестоко,
Краснокожие тешились целью живой.
И теперь я свободен от всех экипажей
В трюме только зерно или хлопка тюки...
Суматоха затихла. И в прихоть пейзажей
Увлекли меня волны безлюдной реки.
В клокотанье приливов и в зимние стужи
Я бежал, оглушенный, как разум детей,
И полуострова, отрываясь от суши
Не познали триумфа столь диких страстей.
Ураганы встречали мои пробужденья,
Словно пробка плясал я на гребнях валов,
Где колышатся трупы в инерции тленья
И по десять ночей не видать маяков.
Словно яблоко в детстве, нежна и отрадна,
Сквозь еловые доски сочилась вода.
Смыла рвоту и синие винные пятна,
Сбила якорь и руль неизвестно куда.
С той поры я блуждал в необъятной Поэме,
Дымно-белой, пронизанной роем светил,
Где утопленник, преданный вечной проблеме,
Поплавком озаренным задумчиво плыл.
Где в тонах голубой, лихорадочной боли,
В золотистых оттенках рассветной крови,
Шире всех ваших лир и пьяней алкоголя,
Закипает багровая горечь любви.
Я видал небеса в ослепительно-длинных
Содроганьях...и буйных бурунов разбег,
И рассветы, восторженней стай голубиных,
И такое, о чем лишь мечтал человек!
Солнце низкое в пятнах зловещих узоров,
В небывалых сгущеньях сиреневой мглы
И подобно движениям древних актеров,
Ритуально и мерно катились валы...
Я загрезил о ночи, зеленой и снежной,
Возникающей в темных глазницах морей,
О потоках, вздувающих вены мятежно
В колоритных рожденьях глубин на заре.
Я видал много раз, как в тупой истерии
Рифы гложет прибой и ревет, точно хлев,
Я не верил, что светлые ноги Марии
Укротят Океана чудовищный зев.
О Флориды, края разноцветных загадок,
Где глазами людей леопарды глядят,
Где повисли в воде отражения радуг,
Словно привязи темно-опаловых стад.
Я видал как в болотах глухих и зловонных
В тростнике разлагался Левиафан,
Сокрушительный смерч в горизонтах спокойных
Море... и водопадов далекий туман.
Ледяные поля. В перламутровой яви
Волны. Гиблые бухты слепых кораблей,
Где до кости обглоданные муравьями,
Змеи падают с черных пахучих ветвей.
Я хотел, чтобы дети увидели тоже
Этих рыб -- золотисто-певучих дорад.
Убаюканный пеной моих бездорожий
Я вздымался, загадочным ветром крылат.
Иногда, вечный мученик градусной сети,
Океан мне протягивал хищный коралл.
Или, в желтых присосках бутоны соцветий
Восхищенный, как женщина, я замирал...
А на палубе ссорились злобные птицы,
Их глаза были светлые до белизны,
И бездомные трупы пытались спуститься
В мой разломанный трюм -- разделить мои сны.
Волосами лагун перепутан и стянут
Я заброшен штормами в бескрайний простор,
Мой скелет опьянелый едва ли достанут
Бригантина Ганзы и стальной монитор.
Фиолетовым дымом взнесенный над ветром,
Я пробил, точно стенку, багровую высь,
Где -- изящным подарком хорошим поэтам --
Виснут сопли лазури и звездная слизь.
В электрических отблесках, в грозном разгуле
Океан подо мной бушевал, словно бес,
Как удары дубин грохотали июли
Из пылающих ям черно-синих небес...
Содрогался не раз я, когда было слышно,
Как хрипят бегемоты и стонет Мальстрем,
Я, прядильщик миров голубых и недвижных,
Но Европа... ее не заменишь ничем.
Были звездные архипелаги и были
Острова... их просторы бредовы, как сон.
В их бездонных ночах затаилась не ты ли
Мощь грядущая -- птиц золотых миллион?
Я действительно плакал! Проклятые зори.
Горько всякое солнце, любая луна....
И любовь растеклась в летаргическом горе,
О коснулся бы киль хоть какого бы дна!
Если море Европы... я жажду залива
Черные лужи, где пристани путь недалек,
Где нахмуренный мальчик следит молчаливо
За своим кораблем, нежным, как мотылек.
Я не в силах истомам волны отдаваться,
Караваны судов грузовых провожать,
Созерцать многоцветные вымпелы наций,
Под глазами зловещих понтонов дрожать.
А вот тут есть подстрочник и ещё варианты перевода:
http://samlib.ru/e/ermakow_e_j/ivre.shtml Можно выбрать, какой больше нравится.
)
Интересно, при чем тут Рембо? Может, он жил на улице Феру?
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума