Отправлено: 22.03.10 13:45. Заголовок: Житие НЕсвятого Рене. История одиннадцатая. Текст переработан.
История одиннадцатая. Про то, что дружба и любовь – самое ценное в жизни
Он возвращался. Письмо, призывавшее его срочно вернуться во Францию, было подписано рукой личного секретаря кардинала Ришелье – господина Шарпантье. Это послание служило лучшей гарантией личной безопасности и одновременно – подорожной. Он не был во Франции несколько лет и успел основательно отвыкнуть от родной речи. Сейчас по-французски говорили все вокруг – и аббат ловил себя на мысли о том, что сначала выстраивает фразу по-итальянски, а затем переводит. Это было очень смешно, но он пока не мог иначе. Он ощущал себя иностранцем в родных краях. Сколько раз ему приходилось бывать на берегах Луары! Тур, Орлеан, Блуа – все было хорошо знакомо. Но сейчас замки, поля, перелески воспринимались как чужие. Он то пришпоривал коня, то ехал медленным шагом. Впереди ждала встреча с давним другом. Все эти годы они с Атосом не теряли связи и постоянно отправляли друг другу письма. То короткие, то на многих листах. Адрес графа оставался неизменным, аббат постоянно переезжал с места на место. Рим, Парма, Флоренция, Тоскана, снова Рим… Он рассказывал другу о красотах Италии, о нравах и обычаях этой страны, об аудиенции, которой его удостоил Его Святейшество, о художниках, философах и поэтах. О себе самом – едва упоминал. Аббат знал о переменах, которые произошли в жизни Атоса. Но граф тоже не откровенничал и часто ограничивался простой констатацией фактов. Например, упомянул о том, что взял на воспитание мальчика, к которому теперь привязан как к родному сыну. Юный виконт радовал своего наставника поведением и успехами в науках. Дорога вела Арамиса уже по владениям графа. Аббат и радовался, и тревожился. Он не успел предупредить Атоса о том, что приедет. Просто не успел. Он ехал так быстро, что намного обогнал всех почтовых курьеров. Чуть больше недели прошло с тех пор, как он покинул стены монастыря, который полгода служил ему домом. Оказавшись на территории Франции, аббат почти не давал себе отдыха. Менял лошадей на почтовых станциях, спал по три-четыре часа в сутки. Не спалось. Хотелось скорее достичь цели. Тем, кто ждал его в Париже, он написал с границы. Попросил две недели отпуска. Ему хотелось побывать у Атоса до того, как начнется новый этап в его жизни. Он смотрел по сторонам – и что-то оттаивало в душе. Идиллические пейзажи выглядели яркими картинками к детской сказке: маленькие замки, фермы, мельницы, сады и поля… Родная Франция… Он ощущал себя иностранцем не только потому, что звук французской речи стал ему непривычен. Итальянское солнце, щедрое и безжалостное, оставило след не только на коже аббата д`Эрбле - оно что-то навсегда выжгло в его душе. Солнце и раскаленные камни… Слишком много солнца, слишком сильный жар, исходивший от мостовой, от монастырских стен… лишь в церкви настигала блаженная прохлада. Прохлада – но не покой. В Италии он прошел очередное посвящение, принес четвертый обет, навсегда связавший его с Орденом. Он постигал не только и не столько тонкости богословия, сколько азы дипломатии. Он стал строгим и неулыбчивым. Иногда аббату казалось, что он – почти старик. Еще пара лет – и ему стукнет сорок лет. Возраст мудрости. Возраст благоразумного, спокойного смирения, когда человек полностью контролирует свои страсти. Он действительно полностью контролировал себя – до того момента, как пересек границу. А затем его настигла весна. Весна во Франции. Дивная, благоухающая ароматами цветущих садов весна 1642 года. Солнце здесь светило иначе. Иначе выглядела зелень свежей листвы, иначе улыбались люди, иначе журчала вода в ручьях. Аббат уже не был восторженным и пылким молодым человеком, сочинявшим стихи о любви, но поэтическое восприятие мира сохранил в полной мере. Весна опьяняла и навевала опасные мысли. Например, небо над головой имело восхитительный цвет. Такого цвета были глаза у одной молодой девушки, которая… Арамис улыбнулся – и послал коня в галоп. Но через краткий промежуток времени рука, затянутая в дорожную перчатку из тонкой замши, вновь приказала коню идти спокойным шагом. Он достиг цели. Еще несколько минут – и он увидит Атоса. Ограда замка Бражелон была отремонтирована. Дом, который он слишком хорошо запомнил, чтобы забыть о нем за эти годы, также приобрел совершенно иной вид. Здесь не было запустения. Все дышало жизнью. В саду работали слуги. - Блезуа, Блезуа! Иди сюда, бездельник ты этакий! – кричала какая-то женщина. – Иди немедленно, иначе я пойду жаловаться господину управляющему! Из-за деревьев выскочил долговязый парень лет семнадцати. Он намеревался было бежать на грозный оклик, но тут заметил подъехавшего всадника. - К господину графу приехал гость, тетушка! – радостно заорал он во все горло. – Я занят, я ворота отворяю! Аббат почувствовал, что сердце в его груди застучало сильно и часто. Он не мог не признаться себе, что взволнован до глубины души предстоящей встречей. Наконец, ворота были открыты.
Отправлено: 24.03.10 17:48. Заголовок: Лицо Атоса исказилос..
Лицо Атоса исказилось. Он собирался что-то ответить, но не успел. Из-за его спины раздался еще один голос. Женский. - Граф, если вы вздумаете обнажить шпагу, я выстрелю. Ее высочество мадемуазель де Бурбон стояла, вытянув руку с пистолетом. Рука подрагивала, но тем не менее девушка держалась вполне уверенно. Не отрывая взгляда от ее бледного лица и лихорадочно блестящих глаз, Атос достал шпагу вместе с ножнами из прорезей перевязи, и одним быстрым движением переломил клинок пополам о колено. - Я не буду обнажать шпагу, ваше высочество. Однако, девушка и теперь не спешила опускать руку с пистолетом. - Шевалье, вложите шпагу в ножны. Немедленно. Я требую этого. Арамис откинул клинок в сторону как вещь совершенно ненужную и бесполезную. Ее высочество по-прежнему держала пистолет наготове. Оба мужчины невольно отметили, что делает она это совершенно правильно. Кто бы ни был ее потенциальной жертвой – она бы не промахнулась. Тем более с такого близкого расстояния. - Хороши оба, нечего сказать! - девушка усмехнулась. – Один говорит о чести и достоинстве, и забывает о том, что поединок между вами невозможен. Шевалье д`Эрбле – священник. - Я помнил об этом, ваше высочество! – сказал Атос просто. – Мой клинок не покидал ножен, как вы это могли видеть сами. - Я видела это, граф, и никогда не забуду. Но ваш соперник ведет себя не лучше. Шевалье… как вы могли? Граф – ваш друг, и вы сами мне об этом неоднократно говорили! Вы напомнили графу о клятве, стоя перед ним со шпагой в руке. - Я никогда бы не сделал ни единого выпада! Ее высочество кивнула. - Шевалье, стойте там, где стоите. А граф сейчас подойдет ко мне. Я хочу поговорить с ним несколько минут наедине. Атос повиновался. Арамис остался на полянке.
Отправлено: 24.03.10 18:22. Заголовок: Граф и принцесса ото..
Граф и принцесса отошли шагов сорок по тропинке и скрылись за поворотом. Анна-Женевьева вдруг споткнулась – Атос поддержал ее. Девушка еле на ногах стояла от только что пережитого волнения. - Я вас слушаю, ваше высочество! – тихо сказал граф. - Граф, я слышала почти все. Во всяком случае, последние пять минут вашего разговора мне известны. Я хочу сказать вам: если вы упрекаете аббата, то я готова выслушать свою долю упреков. Я ее заслуживаю. Это я виновата в том, что случилось. И мне почему-то совсем не стыдно. - Ваше высочество, присядьте вот сюда. Вы взволнованны, у вас дрожат руки. Помогать девушкам, упавшим в обморок, я умею, но делаю это плохо. Анна-Женевьева слабо улыбнулась и присела на плащ, который граф разложил на траве. Затем она достала из корсажа какую-то бумагу. - Граф, я сказала, что мне не стыдно. Во-первых, я сделала это по своей доброй воле. Во-вторых… вы – безупречно честный человек, к тому же родственник моей матушки. Стало быть, то, что я хочу вам доверить, останется нашей семейной тайной. Прочитайте внимательно. Она протянула ему письмо. Атос покачал головой. Казалось, он был очень смущен таким поворотом дела. - Вы стесняетесь? Но я сама предлагаю вам прочесть. Это письмо написала моя ближайшая подруга, мадемуазель де Рамбуйе. Сами знаете, девушки часто любят подслушивать то, что не предназначено для их ушей. Иногда им удается узнать кое-что интересное. Так вот, мое предстоящее замужество можно сравнить с торговой сделкой, причем заключенной нечестно. Убедитесь сами. Мадемуазель де Рамбуйе так же умна, как и ее матушка. К тому же она – девушка очень рассудительная, и преувеличивать не склонна. Прочтите. А потом я спрошу вашего мнения, граф. Атос, хмуря брови, взял письмо. Читать ему не хотелось, но тон, которым его просили (или все же приказывали?) об этом, выбора не оставлял. Прочитав пару абзацев, граф покачал головой: - Вы уверены в том, что ваша подруга не преувеличивает? - Вполне уверена. Теперь я знаю о и других обстоятельствах. Иногда невест очень опасно отпускать путешествовать в сопровождении дам из числа родственников жениха. Мадам де Коломьер, желая постоянно меня контролировать, жила со мной в одной комнате. Она – превосходный страж. Но ей не приходило в голову, что я тоже за ней наблюдаю. Она раз в три дня писала герцогу отчеты о нашей поездке, он ей отвечал…Читайте дальше, самое интересное в конце. Атос вновь углубился в чтение. Да, иногда девушки узнают кое-что весьма интересное. Одно дело – брак по расчету или династический союз. Другое дело – брак как средство решить вопросы, весьма далекие от семейных отношений. Принц Конде попросту продал свою дочь на весьма выгодных для себя условиях. Принцесса-мать не сумела вмешаться, хотя до последнего пыталась расстроить намечавшийся сговор. Письмо содержало достаточно подробностей, из которых ясно следовало, для чего в действительности заключается этот союз. К тому же мадемуазель де Рамбуйе сообщала о том, что герцог везде громогласно клянется в вечной верности своей даме сердца, и на днях подарил ей роскошные бриллиантовые подвески, которые, кстати, были включены в список подарков для невесты. А по поводу грядущей женитьбы заявляет без стеснения, что женится на молоденькой исключительно с целью получить законного наследника. Закончив чтение, Атос отдал письмо мадемуазель де Бурбон. - По-вашему, граф, я веду себя глупо и дерзко? – дрожащим голоском спросила девушка. – Я всеми силами старалась угодить ему. Я убеждала себя в том, что любовь в браке может появиться куда позже, чем будут произнесены клятвы у алтаря. Но я готовилась хранить верность мужу, а он… Меня предают заранее, на каждом шагу. Сначала отец. Потом жених. Вы думаете о людях лучше, чем они того стоят… верно, вы и сейчас скажете мне, что я должна была своей чистотой покрыть его грехи? Но я решила, что выберу того, кто дорог моему сердцу. Я полюбила его еще тогда, в Тулузе. - Вы спасли ему жизнь, он говорил… - задумчиво произнес Атос. - И еще раз, не задумываясь, сделала бы это… Граф, если бы я знала, как вам будет больно… Но у меня не было бы другого времени и другого случая… Простите меня. И… его тоже… Я прошу вас. Граф помолчал. Покачал головой. - Ваше высочество, вы смотрите на меня как на святого. И аббат упрекал меня в том, что я слишком строго осуждаю грехи других, забыв про свои собственные… Нет. Я про них помню. Писание гласит, что мы должны прощать должников наших, чтобы и наши долги, в свою очередь, были прощены. Это не значит, что мне нечего вам сказать. Просто все то, что я мог бы сказать вам, вы и сами знаете. И… - Атос запнулся. – Неужели вы могли предположить, что я направлю свое оружие против человека, которого знаю куда лучше, чем вы? Неужели вы всерьез полагали, что я мог бы убить его? Нервы ее высочества оказались не железными: девушка расплакалась. Атос гладил ее по волосам, как гладил бы собственную дочь, и ничего более не говорил. Принцесса стала старательно смотреть на небо. Было очевидно, что до открытого столкновения дело больше не дойдет, но граф не намерен потворствовать продолжению бурно начавшегося романа и приложит все усилия, чтобы влюбленные соблюдали правила приличия хотя бы под крышей замка Бражелон. - Граф! – девушка последний раз шмыгнула носом. – Вы ничего не скажете графине? - Ваше высочество! – с неприкрытой обидой произнес Атос. Принцесса посмотрела на него – и не стала развивать тему дальше. В молчании графа можно было не сомневаться.
Отправлено: 24.03.10 18:39. Заголовок: Весь последующий ден..
Весь последующий день прошел если не в добром согласии, то хотя бы без видимого напряжения. Превосходно приготовленная форель и свежий воздух располагали к приятной беседе. Возможно, мужчины, которые еще не отошли от пережитого волнения, не стали бы разговаривать, но ее высочество задалась целью максимально разрядить обстановку, и потому обращалась с вопросами то к графу, сидевшему по правую руку от него, то к аббату, сидевшему слева. Принцесса старательно не смотрела на аббата. Аббат не менее старательно делал вид, что крайне заинтересован окраской форели и спрашивал Шарло, по какому рецепту тот готовил рыбу. После возвращения в замок до самого обеда ее высочество играла в примерную девочку: сидела подле больной графини, которой вновь стало плохо, и читала Жития Святых. Затем удалилась к себе и прилежно вышивала. Арамис же вспомнил о том, что он – аббат, и после обеда, переодевшись в сутану, отправился в часовню. Вышивая гобелен шелковыми нитками, принцесса думала о том, что нынче ночью ей не придется ходить по карнизам: вряд ли окно в ее спальне будет открыто. С одной стороны, голос совести шептал ей, что лучше будет, если щепетильность графа больше не пострадает. Совесть взывала к благоразумию. С другой стороны, девушка чувствовала, что готова на любое безумие ради того, чтобы и нынче очутиться в объятиях любимого. Она не боялась никого и ничего. Агнесса вполне понимала состояние госпожи, и всячески поддерживала ее. - Что мне делать? - Взять зеленую нитку для листьев. И начать вышивать вот этот фрагмент, сударыня. Анна-Женевьева беспомощно посмотрела на свою камеристку. - Я не про это, Агнесса. Я хочу быть с ним. Но граф наверняка понимает, что мы захотим встретиться, и будет препятствовать. Девушка тяжело вздохнула. Агнесса, также вздохнув, пошла вниз – поговорить с Клод. По пути ей встретился виновник страданий ее высочества. Аббат возвращался к себе: он три с лишним часа провел на коленях в молитве, но ему это мало помогло. Его одолевала та же болезнь, что и молодую принцессу. - Как она? – одними губами спросил он. - Так же, как и вы! – крайне непочтительно хихикнула Агнесса. – Мечется по комнате, заламывает руки и тоскует. Аббат строго глянул на потерявшую всякую совесть камеристку. Агнесса мигом вспомнила, кто она и что она, сделала почтительный книксен, и жалобным голоском прошептала: - Придумайте что-нибудь, сударь, теперь ваша очередь. Хорошо сказать – «ваша очередь»! Куда труднее придумать способ встретиться, когда граф принял меры к тому, чтобы свидание не состоялось! За принцессой теперь следили не две пары глаз, а четыре. К числу невольных врагов присоединились и Атос, и вездесущий Гримо. О том, чтобы встретиться в доме, не было и речи. О подкупе кого-то из слуг тоже не стоило и заикаться: все они были всецело преданы графу.
- Как она? – одними губами спросил он. - Так же, как и вы! – крайне непочтительно хихикнула Агнесса. – Мечется по комнате, заламывает руки и тоскует. Аббат строго глянул на потерявшую всякую совесть камеристку. Агнесса мигом вспомнила, кто она и что она, сделала почтительный книксен, и жалобным голоском прошептала: - Придумайте что-нибудь, сударь, теперь ваша очередь.
Отправлено: 24.03.10 18:43. Заголовок: Однако кое-кому пред..
Однако кое-кому преданность графу не заслоняла личные интересы. Например, Блезуа помогал на кухне, был подручным у садовника, при необходимости чистил дымоходы. Но более всего любил вкусные пенки от фруктовых варений, болтовню с хорошенькими девушками и походы на речку с удочкой. Словом – то, к чему у него душа лежала, а не то, что от него требовали. Нынче вечером Блезуа выпало исполнять несложную, но обременительную лично для него обязанность. В Бражелоне были самые роскошные во всей округе цветники. И вот уже два или три раза в маленькую оранжерею, где давно все цвело и благоухало по-летнему буйно и пышно, наведывались непрошенные гости. Граф, крайне раздосадованный этим обстоятельством, распорядился об охране. Блезуа в иное время поворчал бы, но все же смирился со своей участью. Сейчас он был категорически против: как раз нынче ночью ему было назначено свидание. Но разве про это станешь кому-то говорить? Опечаленный, грустный Блезуа тащил в оранжерею кипу одеял – он намеревался ночевать с максимальным комфортом. По оранжерее ходил не менее грустный и опечаленный гость графа, аббат д`Эрбле. Блезуа заметил это только тогда, когда натолкнулся на него. Сбитый с ног аббат шлепнулся на кадку, где росло апельсиновое дерево. Блезуа выронил одеяла и бросился поднимать аббата. Шевалье д`Эрбле потер ушибленный локоть и с сожалением посмотрел на кружевной манжет, запачканный землей. - Извините меня, ваше преподобие! – промямлил Блезуа. – Я вас не заметил! - Зачем ты сюда тащишь все это? – удивился ничуть не рассерженный аббат. Блезуа выдавил из своих легких тяжелый вздох. - Ночевать здесь буду! – мрачно поведал он. Собеседник ему попался неожиданно внимательный, и Блезуа в итоге рассказал про срезанные цветы, про гнев графа, про распоряжение сторожить по ночам. И даже про то, что хорошенькая жена трактирщика наконец-то перестала ломаться и назначила ему свидание нынче поздно вечером. Сам трактирщик уехал в Блуа, первый раз за полгода на одну ночь оставил супругу одну – и вот такая незадача. - Отправляйся на свое свидание! – неожиданно предложил аббат. Блезуа онемел от неожиданности. - Ваше преподобие шутить изволит? – робко пробормотал он. Нет, его преподобие говорил со всей серьезностью. Совершенно ополоумевший от свалившегося на него счастья, Блезуа сдался без боя. Он обещал, что рано утром сменит аббата, чтобы никто ничего не заметил. Рене и сам на это надеялся. Он был уверен, что ему удастся без особых проблем улизнуть из комнаты незамеченным и также незаметно вернуться назад. Для того, чтобы это оказалось возможно, он выпросил у Блезуа несколько крепких полотен из числа тех, которыми садовник укрывал осенью рассаду. Вдвоем они быстро соорудили из подручного материала подобие каната с узлами, по которому достаточно легкий и достаточно ловкий человек смог бы спуститься вниз и подняться назад. Блезуа сумел исхитриться и пронести эту конструкцию в спальню аббата так, что даже Гримо ничего не заподозрил. Оставалось решить вопрос со свободой ее высочества. Этот вопрос помогла решить сердобольная Клод, заметившая бледность на лице господина аббата. Она осмелилась предложить ему прекрасное снотворное и доверчиво вручила шевалье целый пакетик со снадобьем. Остальное было делом простым: вновь как бы случайно столкнуться с Агнессой и передать пакетик ей, сопроводив камеристку подробной инструкцией, как и что делать. Ее высочество после ужина заявила, что ночь проведет в комнате графини – ухаживая за больной. И то правда: Полетта совсем измоталась, ведь она не знала покоя уже которые сутки подряд. Таким образом, влюбленные оказались по разные стороны коридора, к тому же граф де Ла Фер получил свободу от обязательств, данных им мадам де Коломьер. Нынче за своей подопечной следила сама графиня. За аббатом можно было не наблюдать – вряд ли у него хватит нахальства для визита в комнату графини. Против передачи любовных записок Атос не протестовал, потому как подобный способ общения был наименьшей из всех возможных зол. Пусть сочиняют признания в любви, сонеты и мадригалы хоть с утра до ночи. «Целебный напиток», принесенный Агнессой, возымел действие через четверть часа. Принцесса, закрыв комнату графини на внутренний замок и оставив в качестве сиделки Агнессу, дождалась момента, когда все во дворе стихнет, и храбро шагнула на козырек крыльца. Через минуту она, повиснув на руках, спрыгнула вниз, чтобы оказаться подхваченной руками любимого. У влюбленных есть свой ангел-хранитель: Гримо вышел проверить, все ли в порядке, уже после того, как нежная парочка скрылась между деревьями. Стоило ли говорить, что оба были на седьмом небе от счастья? На сей раз аббат не позволил себе забыться так сильно, как накануне, а потому ровно в пять утра ее высочество была благополучно доставлена к дому и не менее благополучно проделала рискованный путь до козырька крыльца. В доме царили тишина и покой. Аббат, убедившись, что с ее высочеством все в порядке, пошел к себе. Веревка, обвитая вокруг лозы дикого винограда, оказалась на месте, а потому Рене без особых проблем очутился у себя в спальне. Спрятав свою «лестницу» в платяной шкаф, шевалье лег спать.
Отправлено: 24.03.10 18:54. Заголовок: *** Снотворного для ..
*** Снотворного для графини и ее камеристки хватило на пять дней. Помимо своего прямого назначения, оно оказало благотворное действие на ноги мадам де Коломьер – графиня избавилась от невыносимой боли, терзавшей ее днем и ночью. Врач, осмотрев свою пациентку, вынес вердикт: через сутки-другие госпожа Бланш могла вновь путешествовать. Арамис, узнавший эту новость из уст графини, пришел к графу в кабинет - Я уезжаю, уважаемый хозяин. Атос оторвался от просмотра счетов и пристально посмотрел на друга. - Арамис, присядьте. Прошу вас. Аббат подчинился. Хотя внешне все было спокойно и благопристойно, оба чувствовали, что разговаривать им не хочется. Оба избегали встречаться без свидетелей, и старались, чтобы кто-то постоянно был рядом. Все, что они не высказали друг другу на лесной поляне, тяготило. Все, что оба успели высказать – не давало покоя. Пятнадцатилетняя дружба, связывавшая их, была под угрозой исчезновения. - Хорошо, что вы мне сказали о своем намерении прямо! – сказал Атос, откладывая бумаги в сторону и откидываясь на спинку кресла. - Я могу оскорбиться, граф, - Арамис, напротив, сидел в напряженной позе. Он не поднимал глаз и не мог скрыть, что нервничает. – По-вашему, я превратился в негодяя, который не помнит добра? И не способен соблюдать элементарные правила приличия? - Я этого не говорил. - Вы говорили то, на основании чего я могу сделать такой вывод. Атос вздохнул. - Арамис, вы злитесь на меня, потому что я сказал вам правду. Признайтесь себе в этом. Аббат вскинул голову. - У вас своя правда, Атос. У меня – своя. Ваша заключается в следовании канонам морали и права. Моя… моя в том, что я люблю эту девушку, а она дарит меня своей благосклонностью. - Вы хотите сказать, что не раскаиваетесь? - Почему же? Раскаиваюсь. В том, что причинил вам страдание. В том, что направил свое оружие против вас. Но не в том, что люблю ее. Атос вздохнул снова. Встал. Прошелся по кабинету и остановился у раскрытого окна. Со двора доносились звонкие молодые голоса: ее высочество учила Блезуа играть в волан. Как это ни странно, но у парня получалось неплохо. Было пронзительно солнечно и тепло. Весна вступала в свою самую чудесную стадию, когда все расцветает и вновь приобретает забытую за зиму свежесть и прелесть. В эту пору особенно остро хочется жить и быть счастливым. Граф не мог не почувствовать опьяняющую силу, разлитую в воздухе. Она действовала даже на него – на человека, который отказался от многих человеческих слабостей. Но найдите того, кого оставит равнодушным зеленеющий сад, распускающиеся на клумбах цветы, весело журчащие струи фонтана! Арамис подошел к нему сзади, облокотился на подоконник. Атос украдкой бросил на друга быстрый взгляд. Арамис не смотрел ни на сад, ни на солнечные блики, играющие на воде. Он смотрел только на смеющуюся девушку, увлеченную игрой. - Вы понимаете, что вас разделяет слишком многое? – спросил Атос. - Вы опять говорите со мной не как со взрослым человеком, а как с неразумным мальчишкой… - Потому что я вижу перед собой неразумного мальчишку, который потерял голову и делает одну глупость за другой. - Вам не нравится неразумный мальчишка. Вы качали головой, когда видели меня неделю тому назад и говорили, что у меня потухли глаза и что я превращаюсь в статую без сердца и эмоций. - А вы говорили, что не видите смысла в жизни… - Смысл моей жизни в том… - Арамис запнулся и отвел глаза от фигурки мадемуазель де Бурбон. – Атос, мне трудно выразить это. Когда я приехал сюда, я был мертв. Сейчас я жив, и от этого счастлив. Я допускаю ошибки, я делаю глупости. Я могу себе это позволить здесь, где почти нет лишних глаз. Я три года был механизмом, который не имел права на ошибку. Я ощущал себя седым старцем. Сейчас я чувствую себя тем самым неразумным мальчишкой, которым вы меня назвали. Мне еще нет сорока, Атос. Я еще успею превратиться в ледяную статую – холода во мне достаточно, и вы это знаете. А пока… эта девочка вернула мне все, что я забыл. Все мои слабости и безумства. Я хочу жить. - Ради нее? - Нет. – Арамис слегка улыбнулся. – Ради того, чтобы просто жить. Глаза Атоса потеплели. - Друг мой, мне тревожно за вас... Вы отдаете себе отчет, что теперь отвечаете за эту девочку? Что она не переживет, если с вами что-то случится? - Я готов отвечать за нее, Атос. Слово дворянина. Оба замолчали, глядя на Анну-Женевьеву, которая учила Блезуа правильно ударять по волану. - Я буду отвечать за нее хотя бы потому, что намерен испросить разрешения стать ее духовным отцом. Ей нужен кто-то, кому она могла бы доверять. Ее ждут трудные времена. Герцог будет пренебрегать ею и вымещать на юной супруге все свои обиды. Она везде будет ответчицей. - У нее сильный характер, друг мой. - Не настолько сильный, чтобы терпеть все издевательства долго… - Арамис вдруг напрягся и очень тихим голосом, который предательски дрогнул, спросил. – Атос, вы меня прощаете? Граф молча кивнул. - Я ваш должник. Что я могу дать взамен? - По-прежнему помнить обо мне. Приезжать в гости всякий раз, как выдастся свободная минутка. Дружба, дорогой Арамис, для меня – самое святое чувство. А вы – мой ближайший друг, так же, как наши дорогие д`Артаньян и Портос. А то, что я сказал… разве Писание не велит нам обличать ближнего своего, дабы тот не упорствовал в своем грехе? Вся фраза была произнесена в высшей степени учтиво и даже кротко. Арамис, который за секунду до этого смотрел на графа подозрительно заблиставшим, влажным взглядом – это он-то, никогда не плакавший ни при каких обстоятельствах! – неожиданно рассмеялся. - Атос, вы – лучший из живущих! Я не раз говорил вам это, и готов повторить сколько угодно раз! Друзья обнялись с чувством, которое трудно описать словами. - Арамис, оказывается, гневаться на друга очень трудно. Сам устаешь от своего гнева больше, чем тот, на кого он направлен… - Я повторяю, Атос: что я могу дать вам взамен вашего прощения? То, о чем вы меня попросили, само собой подразумевается. Граф задумался. - Пожалуй, попрошу. Дайте мне слово, что не откажете мне ни в одной просьбе, если я буду просить вас от своего имени. Даже если вам будет казаться, что я не прав. Хорошо? - Охотно, дорогой граф! Вы так редко о чем-то меня просите, что я, право, немногим рискую! – смеясь, ответил Арамис. - Но я намерен воспользоваться данным мне правом прямо сейчас. - Просите, Атос, просите! Клянусь всеми святыми, я счастлив, как никогда! И о чем вы меня попросите? - Останьтесь погостить у меня еще пару дней. И уделите их лично мне. Вы успеете нагнать ваших путешественниц еще до того, как они прибудут в Париж. Краткая разлука пойдет и вам, и ей на пользу. Сейчас по вашим лицам можно читать как по открытой книге, и вы рискуете оказаться разоблаченными. Честь ее высочества должна остаться непогрешимой в глазах света, не так ли? Арамис сильно покраснел. Атос с улыбкой смотрел на него. - Друг мой, вы сейчас сильно напоминаете того семинариста, которого я уговаривал поступить в полк Тревиля на службу. - Разве это плохо, Атос?.. Друзья, повинуясь порыву, вновь крепко обнялись. - Я дал слово. И на сей раз полностью согласен с вами. Да, лучше будет, если мы встретимся с мадемуазель де Бурбон уже в Париже. Вы даете мне разумный совет. - Так вы останетесь? - Останусь, Атос. С радостью.
Отправлено: 24.03.10 19:00. Заголовок: *** Ее высочество ма..
*** Ее высочество мадемуазель де Бурбон в сопровождении графини де Коломьер покинула поместье Бражелон на следующие сутки. Граф де Ла Фер и аббат д`Эрбле проводили гостью до Блуа и пожелали благополучно вернуться в Париж. Аббат д`Эрбле задержался у своего друга еще на три дня. Друзья много гуляли и разговаривали на самые разные темы. Арамис рассказывал про Италию, расспрашивал про жизнь в провинции. - Вы не желаете попроситься в Блуа? – предложил Атос после очередной такой беседы. - Должность нашлась бы, в епископстве, правда, заправляют капуцины, но, насколько я знаю, Орден, к которому вы принадлежите, не враждует с ними. - Мой Орден не враждует ни с кем, кроме врагов истинной веры. - Но тогда получается, что Ришелье – враг истинной веры? Арамис улыбнулся. - Ничуть. Он не любит иезуитов, это правда. Но, не любя их, он видит пользу в деятельности Ордена. - Арамис, скажите честно: кому вы действительно служите? Арамис улыбнулся снова. - Если вам не нравится мой ответ «Я служу Франции», могу ответить так: я работаю на самого себя и служу только тем господам, которых сам выбрал… Блуа – рай на земле, но я полагаю, что меня оставят в парижском архиепископстве. - Вы уверены, что рядовому священнику будет разрешено занять должность духовного наставника герцогини де Лонгвиль? – Атос чуть нахмурился. - Я не рядовой священник, друг мой! – мягко сказал Арамис. – Я могу казаться таковым. Но это не означает, что мне вовсе не на кого опереться. - Принцесса Конде – ненадежная опора. Да и вообще женщины… - граф поморщился. - Кто сказал, что я собираюсь опираться на женщин? – удивился аббат, привычно кокетливым движением поправляя воротник и манжеты. – Нет, Атос. У меня есть опора более надежная. В данный момент я могу рассчитывать на благосклонность со стороны монсеньора Мазарини, который стал правой рукой кардинала. У меня при себе кое-какие документы, которые могут его заинтересовать. - Я слышал про этого итальянца, - заметил Атос. - Да, и что же? – оживился Арамис. - Не более того, что он имеет опыт военной жизни, умен и обладает задатками незаурядного политика. Новости, которые докатились до провинции, в столице должны быть у каждого на устах… Почему вы меня расспрашиваете, друг мой? Это я должен интересоваться у вас вопросами политики! Арамис сделал неопределенный жест. - Пока закончим этот разговор. Спасибо, вы мне очень помогли. - Не понимаю, чем именно! - Портос бы сказал, что раз он не понимает сразу, то лучше ему и не знать этого. Д`Артаньян бы сам начал наводить справки… кстати, о д`Артаньяне. Идет военная кампания во Фландрии… скорее всего, я задержусь в Париже буквально на день-другой, чтобы определиться с местом жительства, а потом отправлюсь туда. Так что возможно, что встречусь с нашим лейтенантом. Или он уже капитан? Говорят, Тревиль впал в немилость… Атос рассмеялся. - Ну вот, вы только что из Италии, а о парижских новостях осведомлены куда лучше, чем я! - Неужели вы не слышали про отставку Тревиля? - Решительно ничего! Арамис задумался. На мгновение помрачнел, но тотчас придал своему лицу самое беззаботное выражение. Атос в этот момент на друга не смотрел, а потому ничего не заметил. - Вы полагаете, Арамис, что эта отставка может пойти на пользу д`Артаньяну? Аббат пожал плечами. - Д`Артаньян слишком благороден, чтобы впутываться в подобные интриги и добывать пост не самыми честными путями. Нет, он наверняка пересидит бурю и будет ждать, когда Тревиль вернется. Знаете ли, Атос, в этом отношении вы удивительно похожи. Совершенно не умеете устраивать свои дела, даже если обстоятельства благоприятствуют этому… Ведь и вам придется похлопотать, если вы хотите устроить будущность вашего воспитанника. - Рано об этом говорить, Арамис. Мальчику еще нет и десяти лет. Однако я не могу не признать вашу правоту. Чтобы устроить его будущее, я должен буду нарушить свое уединение… - Возможно, я буду в силах помочь вам, - задумчиво сказал Арамис. – Хотя нынче такие времена, когда никто не в силах заглянуть в будущий день. Атос, в свою очередь, пожал плечами. - Вы только сказали про какое-то волнение… - Грядут большие перемены. Его высокопреосвященству совсем плохо. Иначе бы я получил поручение к нему, а не к Джулио Мазарини… Но будьте уверены в том, что я сдержу свое слово. Как только я пойму, каковы мои личные перспективы, я тотчас напишу вам. Раз уж нас вновь соединила судьба – давайте держаться вместе…
*** Друзья расстались на перекрестке дорог. Они крепко обнялись. Аббат вскочил в седло, помахал графу на прощание, и дал шпоры лошади. Атос вздохнул, глядя ему вслед. Впрочем, облачко грусти и задумчивости недолго омрачало его лицо. Через четверть часа со стороны, противоположной той, в которую поехал Арамис, раздался стук копыт. И ясный мальчишеский голос с отчаянной радостью закричал: - Господин граф, господин граф! Юный виконт, сидящий на спине принадлежащего ему коня, мчался, обогнав сопровождавшего его Гримо на добрые три, если не четыре корпуса лошади.
***
… - Рыцарь точно не видел, что девушка была необута, одета в рубище вроде тех, что носят нищие, что лицо ее было грязным, а глаза – заплаканными. Он освободил ее от оков и сказал, что защитит от кого угодно, - рассказывала вечером Клод, ласково глядя на мальчика, который с наслаждением уплетал медовые лепешки. – Он не знал, что она не нищенка, а самая настоящая принцесса. Он полюбил ее, а она – его, потому что любовь не признает неравенства. Их любовь была такой, что уже через минуту рыцарь не знал, как он будет жить на свете без своей любимой, а принцесса сходила с ума от мысли, что рыцарь падет в поединке с драконом… Атос, сидя у себя в кабинете, слышал все до слова. Клод рассказывала ровным, спокойным голосом. Рауль слушал внимательно, не перебивая. Граф мог бы подойти к окну и сказать ей, чтобы не забивала голову мальчика всякой ерундой – Рауль уже взрослый и не нуждается в подобных россказнях. Но граф де Ла Фер слушал сказку, чуть покачивая головой - и задумчиво улыбался.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 207
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума