Отправлено: 21.09.08 10:42. Заголовок: Сокровища кардинала Мазарини. Обсуждение книги Антона Маркова

НЕОБХОДИМОЕ ПОЯСНЕНИЕ

Ну вот, мои цепкие ручки добрались до произведения г-на Маркова.
Я не пожалела денег и купила книгу, о которой давно слышала.
Года четыре тому назад благодаря любезности Treville целая группа мушкетероманов имела возможность ознакомиться со сценарием очередной, финальной части саги о мушкетерах. Тогда сама мысль о возможности воплотить сценарий на экране вызывала улыбку. Да, хотелось. Но все мы люди взрослые и понимаем, что кино просто так не снимается. Нужны огромные деньги.
Честно говорю – в сценарии не было и половины того, что я теперь нашла в книге. Был сценарий как сценарий – это вообще жанр крайне специфический.
Когда начались съемки фильма, лично мне стало как-то не по себе. Но я надеялась.
Надеюсь и до сих пор, несмотря на то, что шедевр г-на Маркова уже прочитан весьма внимательно. Ибо фильм и книга, как известно, часто никак не стыкуются.
Из всех известных мне попыток написать книгу по сценарию удачной нельзя признать ни одну. По сценарию может выйти весьма приличная компьютерная игра. Но книга – нет.
Если честно, мне искренне жаль бедного Антона Маркова, милого мальчика, который теперь будет козлом отпущения. Ибо ему вообще не стоило связываться с уважаемым режиссером Г.Э. Юнгвальд-Хилькевичем.
Конечно, автор книги «Сокровища кардинала Мазарини» А. Марков и идейный вдохновитель проекта в целом Г.Э. Юнгвальд-Хилькевич сразу оговорились: да, господа, вы имеете дело с нашим замыслом. Дюма здесь ни при чем.
Ну, раз авторский замысел по мотивам Дюма – мы получили экранизированный фанфик.
Экранизацию обсуждать пока нечего, ее никто не видел.
А книга – вот она. Раз она издана – мы имеем полное право ее обсуждать.
Что отметила я?
Задумок, примерно равных по масштабу той, что воплотил Антон Марков, у каждого из нас рождается по сотне в день. Но, к счастью для человечества, большинство этих задумок умирает тут же – под тихое и слегка удивленное хихиканье аффтара: «Не, ну как моя умная голова могла выдумать такую муть/дурь/нелепицу?!».
Задумка этого уровня, воплотившаяся в текст и показанная паре самых близких друзей, обычно тоже долго не живет. Во время разбора накопившихся бумажных завалов каждый из нас хотя бы раз в жизни отправлял свое творение в ведро для мусора. Поорвав на мелкие клочки. Потому как – стыдно.
Хорошо. Допустим, вы работали на заказ, сделали то, о чем вас попросили (наспех!) и согласились поставить свое имя на обложке. Заказчик шесть месяцев или около того трепал вам нервы и требовал максимального соответствия литературного текста и сценария, издательство требовало выдерживать сроки, вы были ограничены ЧУЖОЙ волей. Ваши творческие крылья были подрезаны до основания. Вы даже могли с самого начала осознавать, что ваша левая пятка выдала очевидную халтуру. За которую получит от читателей не только она, но и все тело, включая голову.
Но издать книгу, в которой 447 страниц, БЕЗ ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕДАКТУРЫ?!
Ребята, да я сама нынче утром обалдела! Три раза проглядывала чуть не под лупой выходные данные - вдруг понапрасну обижу людей?
Выпускающий редактор. Художественный редактор. Технолог. Операторы компьютерной верстки. Корректоры. И ВСЕ!!! Результаты труда всех людей, чьи специальности я только что перечислила, очевиден. Но корректура – это совершенно иной процесс.
Литературного редактора нет!
И пометки «Книга издана в авторской редакции» тоже нет!
Осознав это, я уже не удивляюсь тому, что творится внутри.
Что там?
Море ляпов чисто стилистических, которые вызывают здоровый смех даже у тех, кто Дюма не любит.
Разваливающийся на куски сюжет.
Персонажи, которые похожи на картонных кукол и к Дюма не имеют никакого отношения, кроме имен.
Достаточное количество глупых пафосных кусков.
Несколько интересных идей, которые напрочь убиты авторским воплощением.
Штампованные фразы и суждения.
Знаете, я почувствовала невольную гордость за тех авторов, которые выставляют свои фики здесь. Девчонки, мы – гениальные. Без шуток. Ибо если «Вагриус», солидное издательство с именем, принял в печать творение Маркова, то мы имеем полное право открывать дверь в издательства пинком.
Для того, чтобы вы поняли, о чем я, рискну нарушить закон об авторских и смежных правах и выложить на форум ДЛЯ НЕКОММЕРЧЕСКОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ первую главу. Хотя бы несколько отрывков. Остальные «перлы» уйдут в тему про нелепости в фанфиках.
Читайте.
Те, у кого есть весь текст книги, или те, кто хотя бы видел ее – добро пожаловать в эту тему для обсуждения.

 Отправлено: 23.01.09 09:29. Заголовок: Дамы, но у нас нет с..

Дамы, но у нас нет спонсоров и связей...
К тому же это мы тут все поголовно читали книги Дюма не по разу (и даже не по десятку раз) и понимаем, что к чему. Обычному человеку наши заморочки покажутся смешными и неуместными.
Мне вот вчера сказали: "Радоваться надо, что твои мушкетеры еще кому-то нужны. Дети теперь это не читают и играют совершенно в другие игры".

 Отправлено: 23.01.09 09:50. Заголовок: Джулия пишет: Мне в..

 Отправлено: 23.01.09 09:51. Заголовок: ИМХО: книга А. Марко..

ИМХО: книга А. Маркова может понравиться всем, кто не является поклонниками творчества Дюма. Реакцию "подсевших" на первоисточник можно наблюдать в данной теме. Я говорю только про сюжетные линии. Качество языка и стиль книги "Возвращение мушкетеров" в любом случае критики не выдерживают.

 Отправлено: 23.01.09 10:33. Заголовок: Джулия пишет: Мне в..

Джулия пишет:

цитата:

Мне вот вчера сказали: "Радоваться надо, что твои мушкетеры еще кому-то нужны. Дети теперь это не читают и играют совершенно в другие игры".

Кто сказал? Побью тапочками!
А если серьезно, то говорю то, что писала некоторым в приватах. Пример из жизни. У меня у коллеги старшему сыну 11 лет. Сначала ребенок увлекся фильмом "Пираты Карибского моря". Под это дело мама ему подсунула Сабатини. А ребенка МАЛО. Он лезет в энциклопедии, читает, что происходило в это время в мире НА САМОМ ДЕЛЕ,
Несколько дней назад с коллегой по сети выбирали для него издание "ТМ". Скоро день рождения, получит в подарок. Так что читают дети. И мушкетеров тоже. А не сценарий Маркова...

 Отправлено: 23.01.09 11:24. Заголовок: Джулия пишет: но у ..

Джулия пишет:

цитата:

но у нас нет спонсоров и связей...

Каааак это нет???? Сударыня, ну-ка, давайте вспоминать вместе, сколько у нас тут сидит журналистов? А преподавателей, чьи птенцы превзошли их ожидания?

Джулия пишет:

цитата:

Мне вот вчера сказали: "Радоваться надо, что твои мушкетеры еще кому-то нужны. Дети теперь это не читают и играют совершенно в другие игры".

Присоединяюсь к Арабелле. Дайте этих умников мне, и они станут трупами. Кстати, если бы мушкетерами не так уж интересовались, то Короткий метр наши не рискнули бы перекрывать кадрами из ТМ. Предваряя ваши вопросы - я здесь ни при чем!!!

 Отправлено: 23.01.09 12:13. Заголовок: Джулия пишет: Мне в..

Джулия пишет:

цитата:

Мне вот вчера сказали: "Радоваться надо, что твои мушкетеры еще кому-то нужны. Дети теперь это не читают и играют совершенно в другие игры".

Ну и дураки. Пусть сами радуются, что кому-то ещё нужны Дом-2, Билан и телепузики.

 Отправлено: 23.01.09 16:53. Заголовок: А не продолжить ли н..

А не продолжить ли нам? :) Мы остановились на поминках мушкетеров.
Трогательная сцена в духе мексиканских сериалов. :)

Как только король и королева скрылись с подданнических глаз, мгновенно начался новый балет. Балет вилок, ножей и ртов. Уставшие и проголодавшиеся герцоги, бароны, маркизы, графы шумно набросились на еду, аппетитно стоящую на столах и подогретую придворным ожиданием.
Де Круаль опустила уставшие глаза и позволила себе чуть отдохнуть, потому что трапеза — самая важная и насыщающая часть поминок — для нее не являлась столь значительной. Никто уже не выглядывал королеву или сына д'Артаньяна, никто не стремился шепнуть с набитым ртом в ухо своему соседу. Все увлеченно поглощали яства, и интрига замерла под священным натиском гастрономии. А без интриги душа де Круаль не могла полноценно дышать.
Однако отдыхать ей пришлось недолго. В некотором отдалении от гостей она заметила Анну Австрийскую, которая незаметно вышла из дворца и теперь прогуливалась с Анри де Лонгвилем. Расстояние между де Круаль и явными заговорщиками было приличным, и ей пришлось достать маленькую подзорную трубу, спрятанную в складках юбки, и, скрывшись в тени ближайших деревьев, наблюдать за важной встречей. Она поймала в окуляр трубы лицо Анны, и неслышимые фразы словно зазвучали совсем рядом:
— Вас не удивляет, дорогой де Лонгвиль, что вы здесь? — говорила Анна.
— Вы пригласили меня, ваше величество, значит, я вам нужен.
— Да... Мне нужен ваш совет, Анри. Однажды меня попросили стать крестной матерью ребенка, который появился на свет более по любви, чем по закону. Как вы считаете, я правильно сделала, что согласилась?
— Любовь не может быть бесчестной, ваше величество.
— То есть вы одобряете мой поступок?
— Всей душой.
— А как же закон?
— Любовь и есть закон.
— Вы убеждены?
— Да.
— Как вы молоды, Анри! Вы не поменяете своих убеждений с возрастом? — Анна с нежностью взглянула на крестника.
— Я умру с ними.
— То есть вы не поменяете их даже тогда, когда узнаете, что речь шла о вас, милый крестник?
Анри встал как вкопанный.
Де Круаль замерла не меньше, потому что поняла, что она на пороге раскрытия маленькой тайны, могущей стать большой изюминкой в геральдическом пироге Франции.
Анри стоял, и те детские догадки, свойственные многим, что их родители — это не их родители, обретали в нем недетский смысл.
— Анри! Анри, с вами все в порядке? — спросила обеспокоенная королева.
— Все эти годы я считал своим отцом совершенно чужого человека?
— Этот человек дал вам титул и воспитание.
— Но не жизнь, ваше величество! Скажите, кто мой отец?
— Вы действительно хотите это знать?
— Да.
— Ну хорошо. Один из четырех героев, которых сегодня чествуют.
— Кто же?
— Арамис.
Произнеся это имя, Анна на миг засомневалась в своей откровенности. Она не могла предположить, чем эта весть обернется в хрупкой юношеской душе. И против кого обернется: отца или матери.
— Боже, в это трудно поверить! Арамис — мой отец! Вот мой титул, ваше величество: сын героя Франции! — вскричал Анри, развеяв все беспокойства своей крестной.
— Который надо носить достойно и скромно, — чуть охладила юношу Анна. — Не забывайте, что есть еще ваша мать и ее тайна.
— О, я буду носить свой титул глубоко в сердце.
— Я в вас не ошиблась, Анри.

Из этой же главы.

Они пошли дальше. Де Круаль ненадолго опустила подзорную трубу, улыбнулась, а потом снова подняла ее и перевела на Рауля, Анжелику и Жака.
А те устало раскланивались с очередным придворным, восхвалявшим их отцов и возливавшим елей на их судьбы.
— Я был с ними лично знаком! Это были удивительные люди!
— Благодарим вас, маркиз, — за всех отвечал Рауль.
— Черт возьми, — хмурилась Жаклин после того, как граф удалился, — почему они все время улыбаются? Как будто им нечего больше делать! (Ага, самое подходящее выражение лица для поминок. - Е.)
— Этого требует этикет, юноша, — с едва заметной усмешкой отвечал Рауль. — А, впрочем, вы же незнакомы с ним. (А Рауль здесь - сама воспитанность! - Е.)
— Вы полагаете, граф, что я не знаю правил этикета?
— Разумеется! Иначе бы вы не совершили столько опрометчивых поступков в отношении баронессы дю Валлон и вашего покорного слуги.
— Вы, кажется, хотите меня познакомить с вежливостью? Тогда я вас познакомлю со своей шпагой! — рука Жаклин легла на эфес.
— Жак! — жестко остановил дочь д'Артаньяна Рауль. — Давайте договоримся так все наши разногласия мы разрешим завтра на королевской площади, а сейчас мы на чествовании наших отцов, память которых для меня сильнее любого оскорбления.
Жаклин была вынуждена согласиться со словами сына Атоса и нехотя убрала руку с эфеса.
— Они так же улыбались нашим отцам, а потом отправили их на тот свет, — сказала она в наступившем молчании. (Кого? Кого именно из четверых?? - Е.)

Там же. Историки вряд ли догадываются о таких подробностях.

Между тем чествование продолжалось. Мушкетеры короля демонстрировали, как в старые добрые времена, выучку лошадей. Гвардейцы старались ни в чем им не уступать. Если что-то и осталось с тех легендарных времен, когда Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян только начинали свою карьеру, то это было все то же соперничество между мушкетерами и гвардейцами. И хотя одни уже мало отличались от танцовщиков балета, а другие временно служили не кардиналу, а Кольберу, их противостояние скрашивало унылость вечера.

Еще оттуда же. Напрягите воображение и попытайтесь представить то, о чем повествуют первые две строчки. :)

— Вы не меня ищете? — раздался позади финансиста укромный серебряный голосок.
Кольбер оглянулся и увидел два веселых Марса на лице своего прелестного соглядатая.
— Где вы ходите, госпожа де Круаль?
— Ваш кошелек наготове?
— Он сам уже выпрыгивает из кармана при виде вас, — Кольбер почувствовал, что ему предстоит услышать что-то важное.
— Среди детей мушкетеров — сын герцога де Лонгвиля.
— Крайне любопытно. Это все?
— Нет. Анна посылает Анри в Лондон. Вместе с Жаком д'Артаньяном.
— Зачем?
— А как вы думаете, господин Кольбер?
Кольбер вздохнул и незаметно отдал кошелек де Круаль. Она взвесила его в руке и спросила:
— У вас нет даже предположений?
Кольбер нахмурился и нехотя достал еще один кошелек. Де Круаль взяла его и, довольная весом, сообщила:
— За сокровищами кардинала Мазарини.

А эту семейную сцену не могу не привести целиком.

Кольбер стал выглядывать среди придворных, медленно расхаживавших по полю и взирающих на гарцующих лошадей, герцога де Лонгвиля. Герцог неподвижно стоял среди общего движения, он смотрел на Анну и своего сына, которые уже довольно продолжительное время о чем-то беседовали. Рядом с де Лонгвилем беспокойно прохаживалась супруга.
— Что можно так долго обсуждать? — горячился воспитатель сына Арамиса.
— Не забывайте герцог, что королева-мать — крестная нашего сына.
— Это и настораживает. Почему я только дал согласие на вашу настойчивую просьбу, чтобы крестила именно Анна?
— Насколько я помню, Анна сама предложила нам это, а от таких предложений никто не вправе отказываться.
Герцог тяжело вздохнул и замер: разговор королевы и Анри закончился, и юноша стал выглядывать кого-то около королевского помоста. Де Лонгвиль-старший перевел взгляд и обильно чертыхнулся:
— Что это значит?! Что в конце концов происходит?! Это какой-то заговор, черт возьми! Полчаса общения с чертовой Анной, и ваш сын, герцогиня, направляется к детям чертовых героев чертовой Франции!
— Герцог, успокойтесь, — замаячила перед ним супруга. — Ваша фронда уже завершилась, пора бы и честь знать.
— Черти! Дьявол! Все бесы в одно ребро! Обратите внимание, он даже не почистил сапоги, как я его просил! И с такими сапогами он вышагивал рядом с Анной!..
— Господин герцог, — появился рядом с ним Кольбер, — не отпускайте от себя сына.
— А что такое? Что с ним? — еще сильнее забеспокоился де Лонгвиль.
— У мальчика, по-моему, неприятности, — сказал финансист и исчез.
Герцог посмотрел на сына и убедился, что Кольбер был прав. По хмурому лицу Анри можно было действительно решить, что у него неприятности. Де Лонгвиль махнул рукой своим слугам, стоящим в отдалении, мол, следуйте за мной, и направился наперерез сыну. Герцогиня едва-едва поспевала за ним.
А сосредоточенный Анри спешил к Жаку д'Артаньяну чтобы как-то объясниться с ним и принести свои извинения, а затем, улучив минуту, сообщить ему о просьбе королевы. Но, увидев стремительно идущего к нему отца, юноша решил изменить свой путь и нырнул в небольшую «рощицу» из придворных.
Герцог остановился, потеряв из виду сына. Он глянул во все стороны, но никого из родных лиц, кроме подошедших слуг, не обнаружил. (Какое-то незавидное генеалогическое древо у пэра Франции... - Е.)
— Найдите Анри и срочно приведите ко мне! — приказал он «родным лицам», и слуги медленно отправились в гущу дворян, из которой вышел под взрывы хохота недворянского вида невысокий человек с грустными глазами и направился к одиноко стоящим детям героев.
— Господа, меня зовут де Мольер, я скромный служитель искусства, — сказал человек с грустными глазами, когда подошел к ним. — Мне бы хотелось видеть вас в числе зрителей моего театра.
— Спасибо, господин де Мольер, — вежливо ответила Жаклин.
— А когда? — оживился Рауль.
— В любой день.
— Там будет весело? — спросила Анжелика.
— Веселее, чем на поминках.
— А сейчас это возможно? — молодому графу де Ла Феру не терпелось поскорее избавиться от своей тягостной роли.
— Если вам тут нечего больше делать... — озорно взглянул на них де Мольер.
— Мы идем! — сказал Рауль. — Вместе с баронессой. А вы, Жак, продолжайте изучать науку этикета. До завтра.
— Разве сегодня, в день траура, вы даете спектакль? — спросила Жаклин.
— Провожать ваших отцов, которые были самыми веселыми людьми Франции, с постными лицами — это ли не кощунство? — хитро подмигнул ей Мольер.
— Рауль, — тронула графа за рукав Анжелика, — мне кажется, что театр — это не то место, которое подобает посещать перед уходом в монастырь!
— Баронесса, театр людей и театр Господа, на мой взгляд, мало чем отличаются друг от друга, — чуть заикаясь, произнес Мольер.
— Боже мой, сколько искушений! Что же делать? Как устоять?!
— Не беспокойтесь, Анжелика, — ласково успокоил ее Рауль, — мы же идем в храм.
— Храм?
— Да. Искусства.
Баронесса и граф вместе с де Мольером чуть ли не бегом устремились к выходу с дворцового поля. До слуха Жаклин донесся веселый голос Анжелики «До встречи, Жак!», и дочь д'Артаньяна осталась в полном одиночестве. Но и на этом ее печали не завершились.
К ней стремительно шел обидчик, который не хотел ее пропускать во дворец первой. Анри решил воспользоваться счастливой возможностью переговорить с Жаком, пока он стоит один, но этим планам не суждено было сбыться.
Его путь пересекали слуги герцога де Лонгвиля. Юноша попытался вновь ускользнуть от них, спрятавшись за придворными, но и это направление оказалось перекрытым: герцог и герцогиня быстро шли к нему. Анри застыл, потеряв всякие возможности для отступления.
Де Лонгвиль подошел к сыну, оглядел его с головы до ног и тоном, не принимающим возражений, процедил:
— Мне надо с вами переговорить. Дома.
— Я не пойду сейчас домой, герцог.
— Не заставляйте меня прибегать к силе.
Анри сделал шаг назад и наткнулся спиной на руки слуг. Он взглянул с надеждой на мать, но та только опустила глаза.
Жаклин с удовольствием пронаблюдала за сценой, как ее завтрашнего соперника ведут, словно провинившегося мальчика, слуги герцога, а сам герцог со строгим видом, ожесточенно жестикулируя в сторону своей супруги, ведет все это шествие вон от дворца.

 Отправлено: 23.01.09 17:00. Заголовок: Evgenia пишет: Де К..

Evgenia пишет:

цитата:

Де Круаль ненадолго опустила подзорную трубу, улыбнулась, а потом снова подняла ее и перевела на Рауля, Анжелику и Жака.

Подзорная труба с усилителем звука!!!! Оффтоп: Я тоже такую хочуууууу!!!! Мама, я буду себя хорошо вести! Вовремя ложиться спать и не обчитываться Дюма до посинения! Может быть. С завтрашнего дня.

 Отправлено: 23.01.09 17:01. Заголовок: *с надеждой* А они н..

*с надеждой* А они не сделали Харатьяна сыном Боярского и Фрейндлих?

 Отправлено: 23.01.09 17:04. Заголовок: Леди Лора пишет: По..

Леди Лора пишет:

цитата:

Подзорная труба с усилителем звука!!!!

Не-а. Это воплощение частей тела мифических персонажей неплохо читает по губам. :))

 Отправлено: 23.01.09 17:28. Заголовок: Evgenia пишет: Пров..

Evgenia пишет:

цитата:

Провожать ваших отцов, которые были самыми веселыми людьми Франции, с постными лицами — это ли не кощунство? — хитро подмигнул ей Мольер.

Как-то вот сразу вспомнились мне древние традиции: славяне на тризне веселились, чтобы не огорчать дух павших воинов; викинги делали то же самое. В Ирландии народ на поминках танцевал, пил эль и веселился прямо у гроба покойника.
А еще из анекдота: "Хоронили тещу, порвали три баяна".

 Отправлено: 23.01.09 17:33. Заголовок: Evgenia пишет: Межд..

Evgenia пишет:

цитата:

Между тем чествование продолжалось. Мушкетеры короля демонстрировали, как в старые добрые времена, выучку лошадей. Гвардейцы старались ни в чем им не уступать.

Нда...поминки прохоядят прямо как в том анекдоте: "хоронили тёщу, порвали два баяна".

 Отправлено: 23.01.09 17:33. Заголовок: Дальше. Терзания нез..

Дальше. Терзания незаконного сына Портоса.

Леону казалось, что еще немного, и имя, вертевшееся на поверхности памяти, проявит себя, и в беспокойной жизни командира гвардейцев все встанет на свои места, и он проявит себя во всей полноте. Но нетронутая бутылка бургундского на столе теплилась в гаме таверны, (хорошо сказал! - Е.) а память капитана молчала.
Да и что он помнил, этот сын Франции, о своем отце? Только запах кожаных перчаток да громкий смех. Все остальное скрывалось в непроходимой мыслью мгле.
Мать Леона — Корантина — перед самой смертью отдала шестилетнего сына на попечение государства, и будущий капитан познавал азы жизни среди других таких же, как он, отпрысков знатных, но обедневших родов. Но его сверстники знали своих отцов, а Леон нет, из-за чего часто дрался на кулачных, а потом и шпажных дуэлях, чтобы защитить свою честь.
Как же он хотел найти отца, ворваться в его дом бесприютным родством, снять с руки перчатку, пахнущую кожей, и бросить ее в лицо человеку, давшему ему жизнь и сделавшему ее невыносимой!.. Но этот человек был как призрак Ни в одних бумагах, оставшихся от матери, не осталось упоминания об отце; в церкви, где крестили Леона, записали только Корантину; старый слуга, бывший в доме, не видел любовника своей госпожи, потому что она принимала своего мимолетного мужа украдкой, наедине. У кого бы Леон ни спрашивал, все только пожимали плечами и утверждали, что слышали лишь топот копыт поздним вечером и ранним утром и громкий смех, доносившийся из комнаты Корантины в этом промежутке. Какая-то тайна окружала имя отца, всего дважды побывавшего у матери и оставившего яркий след в ее жизни в лице Леона, что сиротливо сидел сейчас за столом.

Чуть ниже.

Капитан взглянул на эфес шпаги с пьянящим девизом: "Вино жизни, вино боя". Когда-то шпагу подарил ему отец. Леон пытался представить эту сентиментальную картину: годовалый младенец лежит в люльке, огромный мужчина кладет туда вот эту шпагу и нежно гладит ребенка по голове, и ребенок чувствует запах кожаных перчаток, навсегда впечатывающийся в его память. Нет, как ни силился капитан, от него либо ускользало лицо огромного мужчины, либо желаемое выдавалось за действительное. Потом, когда Леон стал старше, он начал интересоваться, кому мог принадлежать такой девиз, но не существовало ни одного человека, который с уверенностью назвал бы имя. (Даа, плоховато во Франции со знатоками геральдики... - Е.) Да и сама шпага, ярко выбивавшаяся витиеватей гардой из своего времени, очевидно, не оставила в живых ни одного свидетеля, который знал бы ее предыдущего владельца.

А тем временем в театре Мольера работает суфлером некий Огюст Вернье, который может навести на след сокровищ Мазарини, и который вследствие этого является объектом пристального внимания сразу нескольких группировок.

В театре де Мольера давали «Тартюфа». Зрительный зал, заполненный до отказа, напряженно следил за действием. Всех напряженнее взирала на происходящее баронесса дю Валлон, попавшая в театр в первый раз. Она искренне не могла понять, почему люди, которые сидят в зале, так спокойно взирают на то, что вытворяет с невинными людьми этот святоша Тартюф. Поначалу Анжелике казалось, что она попала на некую разновидность казни, когда приходят люди и смотрят ужасный спектакль смерти. Но на сцене никого не приговаривали, не вешали, не четвертовали. Наоборот, люди ходили совершенно спокойно и мирно беседовали друг с другом, правда, стихами. Более всего девушку потрясло то, что Тартюфом оказался их новоиспеченный знакомый де Мольер, пригласивший их в это адское место. Несколько раз в самых сильных местах Анжелика пыталась выскочить из ложи, но Рауль удерживал ее и терпеливо объяснял разницу между театром и повседневностью. Граф де Ла Фер поклялся всеми святыми именами, что ничего страшного с хорошими людьми не случится, а будет наказан только плохой Тартюф. Баронесса крайне удивилась таким заверениям и две минуты считала Рауля пророком, но когда ближе к финалу спектакля на сцену вышел с доброжелательной улыбкой господин де Лояль вместе с гвардейцами, а Оргон и его семейство с ужасом застыли в ожидании своей участи, Анжелику чувства переполнили не на шутку.
— Рауль! Сделайте же что-нибудь! Их же сейчас арестуют! Она попыталась подняться из ложи и что-то крикнуть гвардейцам на сцене, но Рауль успел остановить ее.
— Анжелика, — ласково сказал Рауль шепотом, — все закончится хорошо, я вам обещаю.
— Вы все время это твердите, а уже пахнет жареным. Вы только взгляните на тех двух гвардейцев!
Рауль оглянулся туда, куда указывала Анжелика, и увидел двух гвардейцев, которые находились почему-то не на сцене, а сбоку в зале. Один другому что-то объяснял, показывая рукой на суфлерскую будку. Второй понимающе кивал. Что-то обсудив таким образом, они решительно вышли из зала.
— И мне эти двое не нравятся, — нахмурился сын Атоса, не забывая сдерживать Анжелику, — слишком они настоящие.
— А я о чем говорю! — рванула Анжелика. — Эй! — крикнула она гвардейцам на сцене.
— Тише, баронесса, — еле ухватил ее Рауль за плечи.
— Что вы ко мне прижимаетесь, граф де Ла Фер?
— Вы обещаете вести себя спокойно?
— Обещаю, Рауль, — села Анжелика. — Но если вы обманете!..
Гвардейцы на сцене закончили свое построение. Актер, играющий господина де Лояля, хотел произнести первую реплику и покосился на суфлера в ожидании подсказки.
Суфлер успокаивающе кивнул актеру, перевернул страницу и хотел уже произнести первую реплику, но вдруг его лицо вытянулось, и он ушел под сцену, как под воду. На подмостках воцарилось напряженное молчание, а под ними — раздался грохот.
— Что происходит? — настороженно спросил Рауль. Раздался еще один грохот, и баронесса с графом, не сговариваясь, выскочили из ложи.
За кулисами де Мольер в костюме Тартюфа метался и кричал яростным шепотом, молчащим актерам на сцене.
— Говорите же, говорите же что-нибудь, ради бога! — но гнетущая тишина не нарушалась. — Дьявол! Куда пропал суфлер?
Актер, играющий Оргона, посмотрел на взъяренного Мольера, потом на пустую суфлерскую будку и решил спасать положение:
— Вы, господа, пришли сюда... — Оргон наткнулся на маленькую загвоздку: пьеса была в стихах. Он лихорадочно искал продолжение и рифму и вдруг нашел и то, и другое: — Зачем пришли вы, господа?
Оргон победоносно посмотрел на несчастного де Лояля, которому теперь нужно было отвечать, причем все тем же ямбом. Вдруг лицо актера озарилось вдохновением, и он парировал реплику:
— Дом окружен со всех сторон!.. Со всех сторон он окружен! — закончил де Лояль, ехидно глядя на партнера.
— Боже мой, боже мой! — рвал на себе парик де Мольер, бегая в священной пыли кулис. — Лучше бы они молчали^ В это время под сценой два гвардейца разговаривали друг с другом у связанного суфлера:
— Кажется, обошлось без шума? — затягивая веревки, спросил первый.
— Капитан будет доволен, — заткнул рот суфлера второй.
— Господа, — раздался над ними грозный голос, — развяжите этого человека.
Гвардейцы оглянулись. Перед ними стоял граф де Ла Фер с довольно решительным видом.
— Но это государственный преступник, — наивно сказал первый.
— Этот человек — суфлер, — спокойно ответил Рауль, — и я не дам срывать спектакль.
— Что тут случилось? — вбежала ничем не обеспокоенная Анжелика.
Один из гвардейцев решил воспользоваться внезапным появлением баронессы и стремглав бросился на Рауля. Но вместо того, чтобы снести этого выскочку-графа, он получил увесистую оплеуху и рухнул. Другой гвардеец, забыв на некоторое время связанного служителя Мельпомены, попытался достать шпагу, но шпага его противника была уже у него под подбородком.
— Сделайте одолжение, — с улыбкой произнес Рауль, — развяжите его.
Гвардейцы нехотя стали развязывать суфлера под чутким присмотром шпаги графа.

После спектакля.

Анжелика махнула ручкой Тартюфу и вместе с Раулем и суфлером отправилась в небольшое и рискованное путешествие.
Опасения графа оказались справедливыми. Едва они вышли на улицу, как нос к носу столкнулись с Леоном и двумя гвардейцами, загородившими им дорогу.
— Вы Огюст Вернье? — спросил капитан, глядя на суфлера.
— Да, — затрясся тот.
— Следуйте за мной, — шагнул к нему сын Франции.
— На каком основании? — остановил его Рауль.
— Господа, вас я не задерживаю.
— У вас приказ на господина Вернье?
— Разумеется, — раздраженно ответил Леон.
— Покажите нам его, — кротко произнесла Анжелика, подойдя к гвардейцам и заслоняя собой бледного суфлера.
— Господа, не вмешивайтесь не в свое дело.
— Если у вас нет приказа, значит, вы без всякой причины хотите напасть на этого человека, и, следовательно, вы — обыкновенный преступник, — прикоснулся к эфесу граф.
— Сударь! Выбирайте слова! — вскипел Леон.
— Баронесса, — обратился к ней Рауль. — Вот мой приказ: отойдите, пожалуйста, в сторону, пока я не объясню этому господину, как подобает себя вести.
Рауль и Леон с гвардейцами с характерным лязгом одновременно вытащили шпаги, а Анжелика отпрянула к стене вместе с едва дышащим суфлером.
— Бегите, господин Вернье! — крикнула ему прямо в ухо Анжелика. — Мы их задержим!
Слегка оглушенный Вернье побежал со всей мочи.
— Вы всегда ходите втроем, сударь? — насмешливо произнес граф, отражая первые удары Леона и переводя его шпагу так, чтобы та мешала правому гвардейцу перейти к решительным действиям.
— Когда дело касается моей чести, — капитан отбил выпад Рауля, — я сражаюсь один, — соперники остановились после нескольких безрезультатных атак и двигались по кругу, выбирая удобную позицию для нападения. — Когда же дело касается чести Франции, я сражаюсь отрядом.
— Отрядом головорезов! — гаркнула Анжелика, пытаясь встать рядом с графом.
— Анжелика, отойдите! — прикрикнул на нее Рауль и быстро отскочил в сторону, увлекая за собой Леона и гвардейцев.
В переулке звенели клинки; Рауль завязывал шпаги противников так, чтобы они мешали друг другу, и какое-то время ему удавалось это делать. Но силы были неравны, а опытность Леона постепенно приводила выпады гвардейцев к четкой согласованности.
Не в силах помочь сыну Атоса, баронесса тяжело переживала бой.
— Сзади, Рауль! — кричала она. — Осторожно!.. Ага, не нравится? — один из гвардейцев отлетел после сильного удара Рауля, задев острием шпаги ногу другого гвардейца. Они охнули и выпали из поединка, но это оказалось последней победой графа. — Рауль!
Воспользовавшись тем, что его соперник на какое-то время увлекся своими успехами, Леон вышиб у графа шпагу и направил ему острие в грудь.
— Не трогайте его! — кинулась на помощь Анжелика, с необычайной легкостью перепрыгивая через лежащих гвардейцев.
— Отойдите сударыня, — Леон хотел отодвинуть подбежавшую Анжелику свободной рукой, но баронесса схватила ее и дернула со всей наследственной силой. Леон неожиданно для себя приобрел ускорение и врезался головой в каменную стену. С крайне удивленным лицом капитан развернулся, чтобы убедиться остатками сознания, что это была действительно девушка, а не нечто нечеловеческое, и медленно сполз по стене на остывающую полуночную мостовую.
— Спасибо, Анжелика, — поднял свою шпагу Рауль, потрясенный не менее Леона скрытыми возможностями баронессы. Мадемуазель дю Валлон склонилась над сыном Франции и участливо спросила:
— Вы не ушиблись, сударь?
— Нет, — простонал тот.
— Слава богу, вы живы, — успокоилась баронесса и, умело скрутив перевязью плаща кисти капитана, принялась молиться.
— Идемте, Анжелика! — окликнул ее Рауль, держа на острие шпаги вставших гвардейцев.
— Господи! — шептала девушка над поверженным врагом. - Прости его. И меня. Я нечаянно.
— Баронесса! — еще раз позвал ее граф. Анжелика перекрестила себя, Леона и весело побежала к сыну Атоса. Они торопливо покинули переулок и вышли на площадь.
Мадемуазель дю Валлон явно нравилось представление, в котором она только что приняла участие.
— Это прекрасно, что вы помогли несчастному Огюсту! — вприпрыжку бежала она рядом с быстро идущим Раулем. — Вы видели, как он дрожал, когда к нему обратился капитан? Вы видели?
— Да, я заметил, — хмуро отвечал тот. — Где вы так ловко научились связывать руки?
— Вы смеетесь надо мной. Это же умеет делать каждый ребенок!
— Вы так думаете? — с любопытством взглянул на нее граф. Анжелика хохотнула и вдруг залихватски свистнула. Из-за угла театра тотчас появилась карета с печальным кучером Франсуа.
— Куда вас подвезти, Рауль? — спросила дочь Портоса и сама же ответила: — Едемте кататься? Когда мы еще покатаемся в наших монастырях!.. Может быть, еще что-нибудь случится!
Граф улыбнулся этой непосредственности.
— До моей встречи с Жаком на королевской площади осталось шесть часов. Провести их рядом с такой очаровательной мадемуазель было бы верхом моего счастья!
— Стыдитесь, брат. Перед вами почти невеста Господа!
— Стыжусь, сестра.
«Невеста» легко вскочила в карету и позвала пухлой Ручкой Рауля. Он оглядел на всякий случай площадь, убедился, что за ними никто не следует, и сел рядом с Анжеликой.
— Как обычно? — осведомился кучер, предчувствуя еще более сонную, чем он, езду.
— Как не обычно! — со всей широтой души ответила баронесса. Тут же проснувшийся Франсуа хлестнул лошадей, колеса с веселым грохотом застучали по площади Пале-Рояль, и театр этого вечера, начавшийся в таверне, завершился в карете, растворившейся в парижской ночи.

Кольбер распекает Леона.
Мне понравилась мимика финансиста - с таким не соскучишься. :)

— Прекрасно, господин капитан! Трое против двоих, одна из которых — девушка! Удивляюсь, как вы еще в живых остались! Надеюсь, вы знаете, кто на вас так внезапно напал?
— Их имена Рауль и Анжелика.
— Баронесса дю Валлон и граф де Ла Фер? — переспросил Кольбер и рассмеялся скупым квакающим смехом. Леон обеспокоенно покосился на своего хозяина, посчитав, что тот чем-то подавился, но финансист только слегка вздрагивал и криво улыбался. Внезапно улыбка осыпалась с его лица, и он начал сосредоточенно жевать губы.

 Отправлено: 28.01.09 16:43. Заголовок: О потрясающей хитрос..

О потрясающей хитрости Кольбера и не менее потрясающей слепоте иезуитов.

Ла Шене был именно тем человеком, которого Кольбер внедрил в орден иезуитов. Жена, предающая своего мужа, сын, предающий своего отца, и слуга, предающий своего хозяина, — что еще способно вызвать доверие врагов? Жены и детей у мужа бюджета не было, а преданный до глупости каждому своему хозяину Ла Шене великолепно подходил на роль перебежчика.
Иезуиты, не разглядев изящной шутки контролера финансов, с радостью приняли в члены своего ордена слугу высокопоставленной особы при французском дворе и вскоре узнали от него о перстне бессмертия.
Кольбер в очередной раз с удовольствием взглянул на Ла Шене и по достоинству оценил тонкую игру своей мысли.
— И о чем же вы беседовали с отцом д'Олива? — спросил он слугу и предупредил громкий ответ: — Пожалуйста, говорите шепотом и со мной.
— О погоде, — сдержанным тоном, мало походившим на шепот, сообщил тот.
— А что отец д'Олива говорил о перстне бессмертия?
— Обыск в дальнем поместье его высокопреосвященства не дал результатов. В могиле странствующего монаха ничего, кроме странствующего монаха, не обнаружили.
— Глупцы! — патетически воскликнул Кольбер. — Они верят в досужие вымыслы и ищут камень вечной жизни на свою погибель! Пусть ищут, мне это только на руку!
Ла Шене с восторгом смотрел на своего господина. В отличие от иезуитов, которые почему-то всерьез отнеслись к сказкам о перстне, его хозяин не верил в эту чушь и трезво ко всему относился.
— Где же они собираются отыскать его?
— Среди сокровищ кардинала Мазарини.
— А где находятся эти сокровища? — словно ребенка, спрашивал финансист Ла Шене.
— В Англии, господин Кольбер.
— Не называл ли отец д'Олива более точного места?
— Он говорил, что точное место должен знать Огюст Вернье, и очень сокрушался, что тот куда-то пропал.
— Если вам предложат отправиться в Англию, вы должны согласиться, Ла Шене.
— Это невозможно! Я не могу оставить вас, господин Кольбер! — перешел тот на обычный голос.
— Нам с вами, мой дорогой, нужно отыскать сокровища и вернуть их во Францию. Так мы спасем короля. Поэтому вы поедете в Англию вместе с иезуитами. Если вас, конечно, пригласят.
От этого «мы» в душе Ла Шене все теплело и растворялось, и он был готов выполнить любое поручение своего господина. Даже то, против чего восставало его всепослушное существо.

Что произошло с Огюстом Вернье и почему за ним охотились все, кому не лень.

Суфлер театра де Мольера бежал по улицам Парижа, не ведая направлений и препятствий. Ему все время чудилось, что за ним по пятам следует грозный капитан, с которым он и его удивительные спасители столкнулись по выходе из «Пале-Рояль». Очутившись в глухом переулке, Вернье остановился и вгляделся в ночной парижский воздух: никого, ни звука. Только острый запах опасности щекотал ноздри, заставлял скакать мысли, да звенящая тишина оглушалась быстрым стуком сердца суфлера.
В последний месяц спокойная жизнь Вернье была вывернута наизнанку. Орден иезуитов, куда он вступил год назад, поручил ему незаметно сопровождать везде и всюду маленького, толстенького человечка, в котором без труда угадывался кардинал Мазарини. Не вдаваясь в подробности, Огюст рьяно принялся исполнять задание, чтобы оправдать доверие священного для него ордена, а в особенности таинственного герцога д'Аламеда. Вернье следовал за высокопреосвященством, ничем себя не выдавая, и по-мальчишески ощущал себя охотником за диким кабаном. Он держался все время подветренной стороны, чтобы зверь его не почуял, и оставлял за собой пути отступления на случай, если свирепый вепрь внезапно набросится на него.
Чтобы лишний раз не попасться на глаза кардиналу, Вернье придумал хитроумное устройство. Оно заключалось в том, что к дну кареты крепился бычий пузырь, наполненный чернилами. Как только карета трогалась, пузырь слегка наклонялся и через маленький прокол чернила с небольшими интервалами капали на землю одинокими, яркими каплями, а едва лошади вставали, пузырь возвращался в исходную позицию и спокойно ожидал движения. Устройство оказалось еще хорошо тем, что капли падали на землю чаще, если карета ехала быстрее. Главной трудностью являлась замена опустошенного пузыря, а в остальном все обстояло превосходно. Незаметный для Мазаринй, Вернье уверенно скакал по чернильному следу, который был хорошо заметен даже под проливным дождем.
Кардинал вел себя странно. Он останавливал карету неподалеку от постоялых дворов, спешивался и в одежде нищего монаха отправлялся ночевать. Огюст сразу вычислял комнату, в которой останавливался маленький, толстенький человечек Его высокопреосвященство наглухо закрывал окно и зажигал на всю ночь свечу. Но то ли постоялые дворы были захудалыми, то ли нищему монаху давали самый дурной ночлег, однако в окне всегда обнаруживалась маленькая щелочка, в которую Вернье подглядывал за кардиналом, и каждый раз будущего суфлера постигало разочарование: Мазарини спал, и больше ничего не происходило.
Затаившись в ближайших кустах, Огюст чутко дремал и набирался сил, чтобы поутру продолжить свою бессонную охоту за кабаном.
И вот однажды старания охотника-иезуита были вознаграждены. Неподалеку от Кале он стал свидетелем прелюбопытнейшего события.
Итальянский пастор Франции остановился в глухом, загороженном деревьями месте за лье от пристани и, отослав кучера, начал совершать странные действия. Постоянно оглядываясь, он достал из кареты кованый ларец и поставил его на землю. Затем нажал потаенные пружины в багажном отделе и вытащил через него пол. К удивлению Вернье, забравшегося на дерево и следящего за всем из густой кроны, под полом кареты оказалось еще дно, на котором лежали драгоценные камни и разнообразные золотые вещички. Мазарини с ловкостью бродячего фокусника переложил сокровища в ларец, пыхтя, сунул его в пыльный мешок, мешок поставил в карету, закрыл дверцы на ключ, ключ спрятал в бордовый кошелек, пол задвинул на место и стал с невинным видом расхаживать подле экипажа. Через какое-то время вернулся кучер. Кардинал велел ему медленно ехать, а сам пошел рядом, все время зыркая по сторонам.
Понять, куда кардинал направлялся, не представляло труда. Из Кале дорога была одна — в Англию. Едва нищий монах со своей каретой скрылся, Вернье стек с дерева и кинулся в порт. Ему надо было во что бы то ни стало опередить Мазарини и попасть на корабль, плывущий к туманному Альбиону. К иезуитскому счастью кардинал направился в порт окольными путями, и Огюст прибежал туда раньше и успел не только устроиться дополнительной и никем не замеченной крысой на единственный корабль, отплывающий в этот день из Франции, но и отправить сообщение в Париж герцогу д'Аламеда относительно сокровищ
Сквозь маленькие щели корабельной каюты, страдая от неимоверной качки, Вернье наблюдал за Мазарини, который мучился качкой не меньше. Но, как известно, переправа занимала не слишком много времени и не измотала окончательно охотника и его жертву.
Испытывая к некатолической Англии некоторую неприязнь, Огюст, однако, ступив на ее землю, почувствовал мощный прилив нежности к этой стране. Наслаждаться им, правда, пришлось недолго, ибо нищий монах с тяжелым мешком за плечами неуверенным шагом побрел к ближайшей рощице.
Там, в тени деревьев, его ждала запряженная телега. Мазарини спрятал ларец в куче сена и, с трудом объяснив англиканской лошади, чего он хочет, заставил ее спешно шагать в глубь острова.
На какой-то миг Вернье растерялся. Пузырьков с чернилами у него не было, коня тоже, а плестись за осторожным и подозревающим всё и вся кардиналом в поле его зрения являлось верхом безрассудства. Но снова счастье иезуитов улыбнулось своему брату. Нищий монах пристроился к торговому обозу. Очевидно, для того, чтобы обезопасить себя от одинокого путешествия с сокровищами по языческим дорогам Англии. И вскоре Вернье незаметно присоединился к веренице телег, людей, коней и товаров, направляющихся в Лондон, и растворился там для беспокойных глаз кардинала.
Много раз Вернье с трудом себя останавливал, чтобы не заглянуть в мешок Все было так рядом и так доступно. Но ответа от д'Аламеда на посланное сообщение не приходило, а значит, задание оставалось прежним: следить, следить и еще раз следить за кардиналом, итальянцем и монахом.
И все-таки в Лондоне Мазарини ускользнул с глаз Огюста. Казалось, ничего не предвещало такого оборота, но утром Джулио, остановившийся в гостинице для бедных, вышел на площадь и быстрым шагом отправился в переулки напротив. Вернье последовал за ним, но, повернув за угол, он обнаружил только неспешно идущую огромных размеров женщину, а маленького, толстенького человечка нигде не было. Огюст даже заглянул в лицо этой женщине, но настолько измениться Мазарини не мог.
Изучивший все переулки в округе, Вернье встал так, чтобы просматривать три улицы, мимо которых кардинал никак не мог пройти. Прошло несколько тревожных минут, и нищий монах появился... на площади. Он опять выходил из гостиницы! В бедном разуме Огюста возникло ощущение уже виденного, он с трудом осознал, что это не видение, что итальянец каким-то непостижимым образом снова оказался в гостинице, появился из нее и теперь направлялся к телеге, стоящей у деревянной церкви. Сев в нее, его высокопреосвященство, как всегда, повоевал с лошадью, и та лениво пошла вдоль церкви, а потом повернула в переулок
Мазарини уезжал из Лондона. Огюст это не понял, а, скорее, ощутил сердцем, внезапно упавшим в живот. И еще он ощутил, что пропустил нечто важное, потому что итальянец был без мешка с ларцом.
Он спрятал сокровища где-то здесь. Но где? Вернье обежал переулки, в которых пропал кардинал в попытке отыскать хоть какие-то зацепки, но стены выглядели как стены, мостовая как мостовая, а времени, чтобы осмотреть все тщательнее, не было, так как Мазарини мог оторваться от слежки. И охотник побежал по следу.
На обратном пути ничего выдающегося не произошло, за исключением того, что кардинала зарезали. Огюст видел, как из трактира у дороги из Кале в Париж выбежал нескладный юноша, подрезал подпруги на седлах двух коней, вскочил на третьего и бешено поскакал вдаль. За юношей вылетели гвардейцы и хотели броситься в погоню, но, естественно, рухнули наземь, едва отъехав. Потом появилась дама, села в свою карету и уехала. А дальше возник один из тех братьев ордена, которых в кругу иезуитов называли «клинки». «Клинки» отвечали за устранение небогоугодных людей, высвобождая из тела грешные души для ада за десять золотых. Брат спокойно направился к карете Мазарини, стоявшей неподалеку от постоялого двора, и там освободил и душу кучера кардинала. После этого к «клинку» подошел еще один брат и вручил «клинку» два кошелька. Все это произошло быстро и обыденно, словно был зарезан не один из первых людей Франции, а визгливый поросенок в доме крестьянина.
Огюст похоронил его высокопреосвященство с почестями, подобающими нищему монаху, и даже всплакнул у свежей могилы, потому что всей душой прикипел к предмету своей охоты. И отправился в Париж для доклада герцогу д'Аламеда. Но, прибыв в столицу, Вернье узнал, что герцог погиб, а на посту генерала ордена оказался отец д'Олива, который носил прозвище «За что караешь, Господи», потому что к месту и не к месту использовал это выражение, и славился еще тем, что никогда не возносил свои молитвы без достаточного материального обеспечения.
Огюст снял комнату и голубем известил орден о своем прибытии. Но ответа не последовало. Тишина от д'Олива сменилась душным шепотом около дома, где Вернье заприметил опытным глазом охотника нескольких переодетых гвардейцев, что сновали под его окнами и косились на его дверь.
Забытый иезуит решил исчезнуть на какое-то время. Он выбрался ночью на задворки, провел бессонную ночь в саду у Лувра, а утром растворился в одном из самых многолюдных мест Парижа — в театре де Мольера, куда устроился суфлером, памятуя присказку братьев: «Голос — не лицо, не увидишь».
И сейчас, стоя в глухом переулке и успокаивая гулко бьющееся сердце, Вернье проклял тот день, когда вступил в орден. Его жизнь, в отличие от его сведений, не стоила теперь ни гроша. Огюст высунулся из своего укрытия и посмотрел налево. Направо посмотреть он не успел: кто-то сильно ударил его дубинкой по голове, и он потерял свое нашпигованное сведениями сознание.

 Отправлено: 28.01.09 19:15. Заголовок: Evgenia пишет: отец..

Evgenia пишет:

цитата:

отец д'Олива, который носил прозвище «За что караешь, Господи», потому что к месту и не к месту использовал это выражение, и славился еще тем, что никогда не возносил свои молитвы без достаточного материального обеспечения.

*кровожадно*
Маркову невероятно повезло, что преподобный отец д`Олива давно пребывает за пределами этого мира, а у нынешних братьев Ордена есть чувство юмора...

 Отправлено: 28.01.09 20:24. Заголовок: Evgenia пишет: и он..

Evgenia пишет:

цитата:

и он потерял свое нашпигованное сведениями сознание.

В лоб за это и без выходного пособия!

 Отправлено: 28.01.09 23:30. Заголовок: Evgenia пишет: Жены..

Evgenia пишет:

цитата:

Жены и детей у мужа бюджета не было

Господа офицеры, молчать!

цитата:

В могиле странствующего монаха ничего, кроме странствующего монаха, не обнаружили.

Я так поняла, он и в могиле странствовал?

цитата:

От этого «мы» в душе Ла Шене все теплело и растворялось, и он был готов выполнить любое поручение своего господина. Даже то, против чего восставало его всепослушное существо.

К концу этой главы слэшер во мне уже не рыдал, а пищал.

цитата:

Затем нажал потаенные пружины в багажном отделе и вытащил через него пол.

У кого крышу снесло, у кого пол...

цитата:

Мазарини спрятал ларец в куче сена и, с трудом объяснив англиканской лошади, чего он хочет, заставил ее спешно шагать в глубь острова.

Интересно, что ответила лошадь.

цитата:

Огюст снял комнату и голубем известил орден о своем прибытии.

Спасибо, что не петухом.

 Отправлено: 29.01.09 20:59. Заголовок: Мазарини спрятал лар..

цитата:

Мазарини спрятал ларец в куче сена и, с трудом объяснив англиканской лошади, чего он хочет, заставил ее спешно шагать в глубь острова.

Меня интересуют две вещи:
а) Мазарини не знал как выслать коня шагом?
в) у лошадей бывает религия?
Оффтоп: Джоанна пишет:

цитата:

Господа офицеры, молчать!

Ты мне?

 Отправлено: 29.01.09 21:42. Заголовок: Джоанна От сего тек..

Джоанна
От сего текста и подобных твоим комментариев рыдаем всей семьей... :))))))))
Evgenia пишет:

цитата:

Пожалуйста, говорите шепотом и со мной.

Кольбер ожидал, что бедный Ла Шене будет говорить сам с собой?..

 Отправлено: 29.01.09 22:19. Заголовок: Лейтенант Чижик пише..

Лейтенант Чижик пишет:

цитата:

Ты мне?

Оффтоп: Ага) И Мордаунту тоже)