ДЮМАСФЕРА - Форум фанфиков по мотивам книг Александра Дюма (отца)

В половине четвертого Варежке удалось разбудить конюха лишь отчасти. Федя вообще обладал примечательной способностью – крепко уснув, он мог выполнять некоторые привычные действия автоматически, не просыпаясь до конца, поэтому жизнерадостные прыжки собаки, перемежающиеся с медвежьими объятиями и нежными поцелуями, так и не смогли привести его в состояние осознанного восприятия происходящего. Полностью проснулся он ближе к пяти утра – внутренний будильник напомнил о необходимости проверить лошадей и запарить овес к завтраку.
Наполовину выбравшись из спального мешка, Федя сел и с наслаждением потянулся. Из-под двери пробивалась слабая полоска света – дежурные лампы по обоим концам прохода между денниками горели всю ночь. Выбравшись из спальника, он распахнул дверь и поспешил нашарить в полумраке плотную флисовую куртку, чтобы поскорее нырнуть в нее, спасаясь от зябкой, бодрящей прохлады, рванувшейся из коридора в уютное тепло отапливаемого амуничника.
Уже стоя на пороге, конюх с удивлением заметил, что Ленчика в комнате не было. Ее место пустовало, а спальный мешок лежал в углу под кронштейнами для седел аккуратно свернутый и убранный в чехол. Судя по всему, в эту ночь хозяйка им не воспользовалась.
Задумчиво хмыкнув, он притворил за собой дверь, чтобы драгоценное тепло не вытягивало наружу, и неторопливо пошел по конюшне, заглядывая в каждый денник. Проверив всех лошадей, стоящих по правую сторону прохода, и как раз дойдя до тренерской, Федя толкнул плотно прикрытую дверь и заглянул внутрь. Ленчика не было и здесь, зато обнаружилась Варежка, которая крепко спала возле дивана, растянувшись во всю длину и безмятежно разбросав мощные лапы. Граф не спал. Опустив руку с края постели, он медленно поглаживал лохматый бок собаки. В отличие от овчарки, полностью проигнорировавшей появление хорошо знакомого человека, Атос встретил вошедшего тревожным взглядом, тяжело приподнявшись на локте ему навстречу.
– Это я, – успокаивающе сообщил конюх и негромко позвал. – Варежка! Варь! Ты погулять не хочешь?
Овчарка медленно шевельнула роскошным опахалом хвоста, но даже глаз не открыла, и конюх равнодушно махнул рукой:
– Не хочешь – не надо.
Пожав плечами, Федя вернулся в коридор и направился обратно к амуничнику, по пути проверяя вторую половину лошадей. Ленчик нашлась во втором деннике от тренерской, она сидела на охапке сена, прислонившись спиной к передней ноге Канзаса. Огромный тяжеловоз невозмутимо жевал сено, изредка поднимая морду и поглядывая по сторонам, отчего на голову девушки то и дело сыпались мелкие сухие былинки.
– Ну здравствуйте, – окликнул конюх. – Ты-то чего не спишь?
– Не хочу, – мрачно отозвалась Ленчик. – Отстань, а. Пожалуйста.
Федя отодвинул щеколду, запиравшую денник, и пощелкал языком, привлекая внимание коня, чтобы случайно не напугать его своим внезапным появлением. Дождавшись, когда мерин его заметит, конюх зашел в денник и присел на корточки перед девушкой.
– Ты же отлично понимаешь, что теперь я точно не отстану, правда? Рассказывай давай.
Ленчик долго молчала, потом подняла на него подозрительно мокрые глаза.
– Федя, я дура, – бесцветным голосом сообщила девушка. – Нет, даже не дура. И не овца. Я вообще не знаю, как можно назвать такую степень идиотизма…
– Не узнаю тебя, насяльника, – полушутливо удивился конюх, устраиваясь на сене, рядом с Ленчиком. – Где все твои эпитеты?
– В Караганде! – внезапно взвилась она. – Ты хоть понимаешь, что я сделала?!
Канзас вздрогнул и, оторвавшись от сена, повернул к ней шоколадно-бурую голову.
– Куда уж мне? – развел руками таджик. – Подозреваю, что произошла некая хрень, но меня ж никто не счел нужным ознакомить с подробностями.
– Это не хрень, Феденька. Это трындец, – прошептала девушка, обнимая морду владимирца и прижимаясь щекой к его мягким ноздрям.
Конюх невозмутимо ждал продолжения, посасывая золотистый стебелек тимофеевки, вытащенный из кучи сена. Ленчик выпустила недоуздок, но гнедой не спешил убирать голову. Пристально глядя в лилово-карий глаз коня и, казалось, обращаясь скорее к нему, чем к сидящему рядом таджику, девушка медленно и очень отчетливо произнесла:
– Я. Назвала. Графа. Атосом.
Федя изумленно присвистнул и выразительно поднял брови, мгновенно оценив произошедшее. Канзас ничего оценить не смог, он только сочувственно вздохнул и ткнулся носом в шею девушки.
– Мо-ло-дец, – медленно констатировал Федя. – Но учитывая, что вы все-таки вернулись вместе, и оба относительно целые, можно считать, что все не так страшно?
Конюх прислушался. Ему почудился легкий скрип. Варежка отличалась завидным упорством и целеустремленностью, и иногда ей удавалось выбираться из тренерской, подцепив дверь когтем и аккуратно потянув на себя. При этом собаке и в голову не приходило закрывать ее за собой.
Ленчик пожала плечами, задумчиво перебирая жесткую кудрявую челку коня.
– Совсем не страшно! Я думала, убьет на месте… А так, нет! Все замечательно!
Пропустив мимо ушей этот поток нервного сарказма, конюх задумчиво спросил:
– И что ты сказала?
– А как есть, так и сказала. Про мемуары. Без подробностей, конечно. А что мне надо было сказать? Тут такое дело, понимаете, ваши записи попали в руки одному предприимчивому чуваку, который оказался писателем, он их малость приукрасил и сделал из них роман? Так что ли? А то ведь, хрен его знает… А если не приукрашивал?
Федя тронул девушку за плечо, призывая говорить потише. По бетонному полу процокали собачьи когти. Варежка решила, что в ее роскошной густой шубе слишком жарко спать в комнате и перебралась в более прохладное место, привычно развалившись посреди прохода.
– Может, еще надо было сказать, что роман вышел настолько занимательный, что его перевели на кучу языков, и прочитала его бешеная тьма народу? Вот, зашибись, будет новость.
Конюх выразительно посмотрел на нее и приложил палец к губам. Однако Ленчик, по-своему расценившая его жест, только отмахнулась.
– Шансов отмолчаться у меня не было. Ни единого…
– Это, кстати, хорошо, – задумчиво произнес таджик. – Укол ему делала?
Девушка мотнула головой.
– Я могу насильно уколоть морскую свинку. Кошку могу. Собаку. Лошадь. Волка даже как-то колола, хотя он был очень против. Но тут, знаешь…
– В отказ?
– Вообще наглухо…
– А вот это плохо, – констатировал конюх, отмахнувшись от мерина, который старательно выхватывал из-под него клочки сухой травы. – Иди отсюда. У тебя вон, целая куча в углу лежит.
Канзас сделал шаг в сторону и переключил свое внимание на указанную охапку сена.
– Федь, – потерянно окликнула Ленчик.
– М?
– Почему я такая дура?
– Ты не дура, – спокойно ответил конюх. – Ты просто задолбалась.
Она вздрогнула, снова вспомнив недавний разговор с графом и замерла, обхватив руками колени. Конюх негромко спросил:
– И напугалась, да?
Девушка кивнула.
– Да ладно, – попытался подбодрить таджик. – Ты же храбрая Рыська. А кто мне рассказывал, как ходил с одной гитарой на кучу эльфов? Как мотался автостопом по Абхазии в гордом одиночестве на попутных джигитах?…
Ленчик подняла на него предательски заблестевшие глаза и еле слышно произнесла:
– Что ты несешь, а?… Какие джигиты?... Они и рядом не стояли…
Она не договорила и, внезапно уткнувшись лицом в куртку конюха, беззвучно разрыдалась.
– Вот те раз, – в растерянности пробормотал Федя.
Он неловко обнял девушку и привлек к себе. Ленчик сжалась в комок, только плечи судорожно вздрагивали, и куртка на груди конюха стала мокрой от слез.
– Плачь, – тихо проговорил он и повторил, – плачь… Иногда надо.
Канзас неторопливо жевал сено, ближе и ближе подбираясь к девушке, всем своим видом намекая, что она сидит на самой вкусной части охапки. Не обращая внимания на гнедого, Ленчик зарылась в мягкий темно-синий флис, насквозь пропахший сеном, конским потом и дегтем. Мелкая опилочная пыль, сенная труха и лошадиные шерстинки, намертво забившиеся в пушистую ткань, кололи лоб и щеки, но девушка только плотнее прижалась к Феде. Конюх же не проронил больше ни слова. Он сидел, крепко обнимая девушку, пока она не успокоилась и не завозилась, с нарочитой резкостью фыркнув:
– Ну все. Все. Пусти уже.
– Фиг тебе, – усмехнулся таджик. – Сама пришла, так что терпи теперь. Сочувствие выражать буду.
Канзас переступил с ноги на ногу и наклонил к ним тяжелую горбоносую голову, всем своим видом изъявляя желание принять участие в процессе. Последний раз пихнув конюха в бок, Ленчик прислонилась к его плечу и, потрепав мерина по бархатистому носу, прошептала:
– Спасибо.
– Не за что, – невозмутимо отозвался Федя, дружески взъерошив непослушные кудри девушки. – Иди лучше поспи, часа два-три у тебя есть. Утро вечера мудренее.