Отправлено: 26.03.10 15:51. Заголовок: Житие НЕсвятого Рене, история двенадцатая. Капитально переработанная и с продолжением.

История не только переработана в той части, которая была написана раньше. Там планируется текст, которого не было раньше. Выставляю кусками - наберитесь терпения. Благодаря Стелле и помощи Господа я надеюсь дописать все...

 Отправлено: 26.03.10 20:13. Заголовок: Шаги гасконца затихл..

Шаги гасконца затихли. Хлопнула дверь.
Арамис приподнял голову. Все это время он не спал. Но говорить что-либо не хотелось совершенно. Он не мог никого утешать. Все его силы были направлены на то, чтобы не совершить никакой глупости, сохранить внешнее спокойствие. Он мог бы повторить каждое слово из горячего, сбивчивого монолога д`Артаньяна. Монолог можно было бы прекратить несколькими фразами, рассказать о своей поездке к Атосу, поведать о перемене, которая случилась с графом. Конечно, д`Артаньян бы обрадовался, и давней размолвке наступил бы конец...
Но аббат промолчал. В конце концов, впереди было время... Успеется. Скажется. Говорить о чужом счастье, когда сам находишься на грани безумия от отчаяния и боли - это одна из самых изощренных пыток, какие можно придумать.
Арамис, выждав еще некоторое время, поднялся с места и, не зажигая огня, пошел к себе в спальню. Было еще темно. Бесконечно долгая, мучительная ночь подходила к концу, но еще не закончилась.
Опустившись на постель, Арамис провел рукой по лбу. Лицо пылало, точно у аббата был сильный жар.
Господин д`Эрбле дошел до той точки, когда человеку становится решительно все равно, где он и что с ним. Если бы в этот миг вспыхнул пожар, он бы не сделал ни малейшего движения для того, чтобы спастись.
Спустя некоторое время темнота, окружавшая несчастного, начала дробиться на отдельные куски, имевшие неравномерную плотность и цвет. В дом робко пробирался рассвет. Где-то за крышами, за городскими стенами начинало подниматься солнце.
Сначала Арамис понял, что ему холодно. Затем начали возвращаться прочие ощущения.
Он услышал тихий, но настойчивый стук в ставень. Стук был тревожным, он то затихал, то возобновлялся. Чья-то слабая ладошка колотилась в окно с внешней стороны.
Кто бы это мог быть? Арамис вскочил и бросился к окну. Это был совершенно бездумный порыв. Просто кто-то звал его...
Никого.
Однако, присмотревшись внимательней, аббат заметил того, кто издавал этот стук. Крупный ночной мотылек, залетевший в комнату, искал выход на волю, и ему мешало стекло. Бабочка колотилась о незримую преграду с такой яростью, что казалось - она вот-вот расшибет стекло. Или погибнет сама.
Арамис смотрел на бабочку в полном потрясении.
«Господи, Ты вразумляешь нас самым немыслимыми способами. И всякий раз выбираешь единственно верный...».
Чем погибнуть вот так, разбившись от ярости, лучше дождаться утра. Утром кто-то откроет окно. И можно будет вылететь на волю... Не надо уподобляться глупому мотыльку, который не ведает, что творит. Человек - создание разумное. Негоже подчиняться лишь инстинкту. Ах, негоже... Особенно, когда в прошлом осталось немало ситуаций, в которых аббат д`Эрбле вел себя как этот несчастный мотылек.
Арамис толкнул рукой створку и распахнул окно. Ночь отступила. Было приятно прохладно. Мотылька вынесло наружу потоком свежего воздуха, и он, отчаянно мельтеша крылышками, исчез под крышей.
А аббат д`Эрбле, несколько раз с силой вдохнув в себя воздух раннего утра, бросился назад, к алькову, схватил с кровати четки и упал на колени перед распятием. Молитва - бессвязная, горячая, искренняя - хлынула сразу. Как награда за пережитую в неверии ночь. Как горькое, но своевременное утешение в горе. Как несказанная милость от Господа.
В Писании сказано: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Слез Господь так и не дал. Но послал смирение и покой.
Есть молитвы, по произнесении которых знаешь наверняка, что оказался услышан и понят.
Когда Арамис поднялся с колен, он увидел, что комната залита лучами солнца. Он почувствовал, что опустошен, что им владеет смертельная усталость, и уже не хочется ничего, кроме сна.
В сон он провалился без опаски. Он знал, что тем, кто вынес испытание, Господь не добавляет лишних мучений. Стало быть, ему нечего опасаться кошмарных сновидений...

 Отправлено: 27.03.10 13:32. Заголовок: *** После той кошмар..

***
После той кошмарной ночи д`Артаньян почти все время проводил в казармах или у Феррюсака. Базен возносил Господу молитвы с просьбой избавить его господина от общества мушкетерского офицера, ведущего непотребный образ жизни.
Арамис был даже рад, что лейтенант не мешает ему. Он был волен приходить и уходить когда угодно, читать что попало и не слишком прятать черновики: листы бумаги были исписаны то цитатами из трудов отцов Церкви, то сонетами…
В черных волосах аббата появилась серебристая прядь – то была цена семи или восьми ночей, которые герцог де Лонгвиль провел в спальне молодой супруги. Далее Провидение не стало испытывать влюбленных: Лонгвиль решил, что оказал жене достаточно внимания. Теперь супруги виделись лишь утром или вечером - за завтраком или ужином. Затем герцог отправлялся наносить светские визиты, а герцогиня сидела в саду и вышивала.
Всех поражало, что Анна-Женевьева выглядела спокойной и кроткой.
Всех, кроме Агнессы. Доверенная камеристка лишь улыбалась, глядя на то, как ее госпожа и господин аббат прогуливаются по дорожке или сидят в беседке, разговаривая - естественно! - на благочестивые темы.
Она-то знала, что дневными разговорами дело не ограничивается.
Влюбленные сумели преодолеть первую размолвку, которая возникла не по их вине. Аббат ревновал – и не мог скрыть этого. Но молодая герцогиня проявила неслыханную для ее возраста деликатность и мудрость, переступила через свои собственные переживания – и каким-то чудом сумела убедить любимого в том, что ничего, в сущности, не изменилось. Муж получил право на ее тело. Но ее душа, ее сердце безраздельно принадлежат любимому.
Когда Арамис, наконец, выдавил несколько слов, которые показали Анне-Женевьеве истинную причину его мучений, девушка только рассмеялась. Какие глупцы эти мужчины! Все сводят к одному - к собственной неотразимости в постели! С ее точки зрения даже говорить не о чем. Муж не доставил ей совершенно никакого удовольствия. Напротив...
Аббат после откровенного признания возлюбленной долго вымаливал прощение за свою глупую ревность. И - смирился.
Их любовь засияла еще ярче.
Так и шло время.
Размеренный ход событий нарушился через три недели после свадьбы мадемуазель де Бурбон.

 Отправлено: 27.03.10 14:02. Заголовок: *** Базен передал го..

***
Базен передал господину письмо. Арамис вскрыл конверт – и вздрогнул.
Писала Мари. Из Брюсселя. Краткий рассказ о себе, несколько мелких просьб, вопросы, вопросы, вопросы... В какой-то момент Арамис подловил себя на мысли о том, что читает только из вежливости. Ему было безразлично, чем заполняет свои дни изгнанница. Шевретта превратилась в туманное воспоминание.
Неужели он все же разлюбил эту женщину, которая так сильно повлияла на его жизнь?
Аббат улыбнулся. Надо же... он ее разлюбил.
Покачав головой в такт своим мыслям, он рассеянно пробежал глазами еще несколько строк на следующем листе бумаги.
И вскочил точно ужаленный. Лицо моментально изменило выражение, взгляд впился в листок с предельным вниманием и заинтересованностью. Арамис торопливо перелистал послание герцогини.
Мари перепутала страницы. Три последних листа содержали текст договора, составленный по-испански, испещренный многими поправками. Почерк принадлежал не герцогине. Ей, судя по всему, было предоставлено право внести свои пункты.
А истинным героем договора выступал фаворит короля. Месье Сен-Мар... Его имя встречалось на трех страницах двадцать семь раз.
Месье Сен-Мар, щеголь и красавец, готовился продать Францию испанцам. Разумеется, на выгодных для себя условиях. Уяснив для себя все, что можно было вытянуть из текста, который не имел ни начала, ни конца, Арамис крикнул Базена и подробно расспросил его о посланце.
Договорить им не дали: в дверь постучались. Высокий незнакомец в темном плаще вежливо попросил аббата следовать за ним. Без оружия.
Аббат усмехнулся. Он догадывался, кто и зачем прислал за ним карету без гербов.
Карета с плотно задернутыми занавесками покатила по улицам Парижа. Ехать пришлось долго, но Арамис ничуть не волновался. Кучеру наверняка даны указания выбирать дорогу поизвилистей. Женская логика. Нет, даже так: логика испуганной женщины. Зачем так старательно путать следы, когда он уже догадался: его везут в Лувр?
Провожатого сменила провожатая. Она провела аббата по темным коридорам, по каким-то винтовым лестницам – и, наконец, Арамис оказался в светлой комнате. Он едва удержался, чтобы не присвистнуть по-мальчишески от удивления.
Ему никогда не приходилось бывать. Да и никому из их четверки такой чести не выпадало.
Бывший мушкетер стоял в спальне королевы, а сама ее величество Анна сидела у туалетного столика в виде, который бы поверг в шок любого мужчину. Легкая ночная сорочка, накинутый поверх нее пеньюар из тонкого атласа, прибранные на ночь волосы... По всему было видно, что королева уже сделала вид, что легла почивать.
Арамис остался наедине с королевой. Дверь, в которую он вошел, закрылась.
Аббат склонился в поклоне, предоставив ее величеству самой раскрыть свое инкогнито. Это было ее право: задавать правила игры. Анна поднялась с места. По всему было видно, что она крайне взволнованна.
- Сударь, я посылала за вами.
С недоразумением они разобрались быстро. Арамис старался отвечать самым мягким и любезным тоном. Да, он получил письмо от мадам де Шеврез. Да, он понял, что герцогиня в спешке перепутала страницы. Но ее величеству должно быть известно: нынешний аббат д`Эрбле – это бывший мушкетер Арамис, любовник мадам де Шеврез. И он умеет хранить чужие тайны.
- Бумаги при вас, надеюсь? – спросила королева.
- Да, ваше величество. Я подозревал, что тот, кому они предназначались, пришлет за мной. Рано или поздно, но пришлет. Скорее рано: время не терпит. Могу ли я попросить вас, ваше величество, о большом одолжении с вашей стороны? Это не будет дерзостью?
- Смотря о чем вы хотите попросить.
- Всего лишь ответить честно и прямо: вы принимаете участие в этом заговоре?
Глаза королевы сверкнули.
- Нет, - ответила она твердо. - Вы понимаете, что мне теперь есть, что терять. Пока я была одинока и гонима, я могла мстить за себя. Теперь же, когда я - мать дофина, я не имею права рисковать. Они хотят видеть во мне свою сторонницу? Напрасно. Сен-Мар – дерзкий и глупый мальчишка. Я слишком много выстрадала, чтобы присоединиться к ним на этот раз.
- Благоразумное решение! - Арамис оставался серьезен и спокоен.
- Вы считаете? - брови королевы чуть дернулись. - Почему?
- Хотя бы потому, что вы действительно не имеете права рисковать. Ваше величество, почему вы так откровенны со мной?
- Моя откровенность, сударь, - не более, чем средство выяснить, насколько я могу доверять вам. В данный момент. И еще полтора месяца. Дальше это будет безразлично.
- Значит, текст договора...
- ...должен быть утвержден в ближайшие недели. Вы знаете достаточно, чтобы отправить вас в Бастилию прямо отсюда. В целях безопасности государства... и в целях моей собственной безопасности.
Арамис опустился на одно колено.
- Ваше величество может поступать, как ей будет угодно.
Королева усмехнулась.
- Вы - давний друг мадам де Шеврез.
Арамис чуть улыбнулся.
- Осмелюсь заметить, ваше величество, что и вы связаны с ней давней дружбой. А если я скажу, что я - человек Ришелье?
- Немыслимо! - покачала головой королева.
- Однако, вам имеет смысл об этом задуматься. Ваше величество, вы сейчас принимаете важное решение. Речь не про меня - я могу молчать на воле ничуть не хуже, чем в стенах Бастилии. Но в Бастилии я не смогу быть полезным вам. Если вы того захотите, конечно... захотите, чтобы я был полезен вам.
- Я в самом деле думаю... - королева медленно подняла глаза на Арамиса. - Как бы вы поступили на моем месте?
- Я не вправе давать вам совет, ваше величество.
- Я требую от вас не совета, а ответа.
- Невозможно, ваше величество. Я прочел только одну часть проекта договора. Должны быть и остальные. Вряд ли мадам де Шеврез перепутала все бумаги.
- Вот весь текст черновика! - Анна поднялась с места, сделала несколько шагов, и достала из-под подушки сложенные напополам листы бумаги. - У вас есть полчаса. Ознакомьтесь с бумагами, шевалье. Я подожду.
И королева отошла к окну.

 Отправлено: 27.03.10 14:21. Заголовок: Арамис дрожал всем т..

Арамис дрожал всем телом. Он торопливо пробегал глазами страницу за страницей. Предварительный текст договора с Испанией – согласованный со всеми, кто хотел получить выгоду от его заключения. Имя Сен-Мара – почти везде. Список земель, отходящих Испании. Гарантии государственной безопасности для тех, кто принимает участие в дележе. Список того, что будет иметь после заключения договора каждый из заговорщиков. Полная схема государственного переворота - со всеми подробностями…
Аббат дочитывал последний лист, когда потайная дверь, в которую он вошел некоторое время назад, вновь приоткрылась.
- Ах! - вскрикнула королева, и колени у нее подкосились. Арамис едва успел подхватить Анну, которая тяжело опустилась к нему на руки почти без сознания.
Вошедший через потайную дверь мужчина, ничего не понимая, смотрел на эту сцену.
- Помогите мне, ваше высокопреосвященство! Ее величеству дурно! - прошипел Арамис, моментально узнавший вновь вошедшего.
- Джулио... о! - только и пролепетала королева, делая слабое движение рукой.
Господин Мазарини поспешил на помощь ее величеству. Королева была уложена на постель, кардинал поднес к ее носу флакон с нюхательной солью, аббат метнулся к столику за стаканом воды. Смертельно бледная, с дрожащими руками, Анна попыталась приподняться.
- Ваше высокопреосвященство, я вызвала этого господина по необходимости выяснить один вопрос. Вы ведь получили мою записку? Вы появились как раз вовремя, чтобы помочь принять мне важное решение.
Она лепетала, тщетно стараясь придать голосу властную убедительность, и Арамис видел перед собой насмерть перепуганную женщину, которая, поддавшись одному чувству, совершенно забыла про другое. Тревога за попавшую в чужие руки часть испанского договора заставила ее перепутать час любовного свидания. Его высокопреосвященство вошел в спальню королевы именно для любовного свидания! Более того – любовниками эти двое были, судя по всему, уже давно!
- Письмо от мадам де Шеврез, полученное ее величеством из Брюсселя несколько часов назад, привез тот же курьер, который доставил письмо от герцогини и мне. Мадам де Шеврез, запечатывая конверты, оказалась невнимательна. Часть бумаг, предназначенных ее величеству, попала ко мне в руки. Ее величество быстро разыскала курьера, и тот указал, к кому еще была доставлена корреспонденция. Таким образом, недоразумение разрешено.
- Бумаги от мадам де Шеврез? - переспросил Мазарини, не обращая внимания на королеву. Лицо итальянца было серьезным, он даже не задумывался над двусмысленностью своего появления в спальне Анны Австрийской в столь поздний час. - Где?
- Это... Боже, это копия договора... я не говорила вам, ваше высокопреосвященство... Это Сен-Мар, гадкий Сен-Мар и его покровители...
- Подайте ее величеству воды! - приказал Мазарини, а сам углубился в чтение.
Зубы королевы стучали по краю стакана, женщину приходилось поддерживать, чтобы она не упала. Анна, несомненно, обладала немалой выдержкой, но сейчас умение сохранять внешнее спокойствие ей изменило. Быть одновременно государыней, которая должна принять важное решение, и влюбленной женщиной, которую подловили на измене мужу, не так-то просто!
Мазарини шуршал бумагами, Анна не отрывала от него испуганного взгляда, Арамис молча выполнял роль статиста. Мысль о возможном попадании на эшафот даже веселила его в ту минуту.
- Интересное послание! – наконец, сказал Мазарини. - У составителя много самоуверенности, не правда ли, аббат?
- Его высокопреосвященство кардинал Ришелье отметил бы скорее, что у составителя недурной слог. Составитель предпочитает давать персонажам точные реплики? - сдержанно ответил Арамис.
В комнате воцарилась тишина.
- И что мне делать, господа? - произнесла Анна тихо и устало.
- Я бы на вашем месте, государыня, немедленно послал гонца к Ришелье. Немедленно. Судя по всему, время не терпит. Ваше имя здесь упоминается лишь вскользь, и ни один из основных пунктов не содержит уточнений, которые бы позволяли предположить, что вы в этом замешаны.
- К Ришелье? - сдавленным голосом отозвалась королева. И залпом выпила воду. - Вы уверены?..
- Более чем. Во всяком случае, будь я королевой Франции, я бы так и поступил. Сударыня, решайтесь. У вас нет времени на раздумья и колебания. Вы действуете в интересах государства. Государства, которым будет править ваш старший сын. Подумайте об этом. Это послужит на благо Франции. Вы не любите Сен-Мара. Вы дорожите спокойствием ваших детей, и хотите обеспечить им блестящее будущее. Покончите с угрозой одним ударом.
- Вы думаете, что Ришелье...
- Для его высокопреосвященства этот текст послужит огромным подарком, поверьте мне, ваше величество!
Арамис слушал этот диалог с неослабевающим вниманием, сохраняя, однако, полное молчание.
- Я не в состоянии! - промолвила королева. И, внезапно вспомнив, что они с кардиналом не одни, резко обернулась к Арамису. - Покиньте эту комнату немедленно!
- Напротив, останьтесь! - перебил ее Мазарини. - Аббат, вы понимаете, что попали в скверную переделку, которая может плохо для вас закончиться? Некоторые тайны очень дорого стоят... настолько дорого, что вам не расплатиться.
- Вы знакомы с господином... - Анна указала рукой на Арамиса. Ее величество постепенно овладевала собой, к ней возвращалось умение соображать быстро и ясно.
- Мы имели возможность пообщаться! - кивнул Мазарини. - Аббат д`Эрбле оказал Франции неоценимую услугу. И сейчас может оказать еще одну. Ваше величество, мы оба сейчас удалимся, чтобы вы имели возможность подумать над своим решением. Что бы вы ни сделали, это будет хорошо. Но подумайте о том, что если заговор удастся, все люди, которых выдвинул Ришелье, окажутся в немилости. Мне же вовсе придется покинуть Францию. Это печально. Я успел полюбить эту страну. Французы - славные люди...
Королева вновь побледнела, взгляд ее заблистал.
- О, нет! - она закрыла лицо ладонями, и еле слышно прибавила. - Невозможно!
- Помолитесь, ваше величество. Попросите Мадонну помочь вам мудрым советом. А мы с господином д`Эрбле пока поговорим в уголке. Не забывайте, что выйти в переднюю он не может, чтобы не компрометировать вас, а другие, тайные двери для него закрыты. Пока вы или я их не откроем.
Кардинал улыбался самой мягкой, ободряющей улыбкой. Королева с удивительной покорностью отправилась к распятию, висевшему у изголовья постели. Предоставив женщине молиться, Мазарини отвел Арамиса в оконную нишу.
- Аббат, я еще раз повторяю вам, что есть вещи, которых лучше не знать. Вы умный человек, примите решение сами.
- Вы предлагаете мне стать немым, слепым и глухим?
- Точнее сказать, я предупреждаю вас, что вы можете потерять речь, слух и зрение не по своей воле, если будете недостаточно скромны. Могут подумать непонятно что, если узнают, что ее величество вызывает меня к себе в спальню по ночам.
- Я уверен, что она это делает только в случае, если ей нужен не монсеньор Мазарини, а доверенное лицо Ришелье и церковный сановник. То есть в случае, подобном сегодняшнему.
Мазарини довольно погладил свои белые, холеные пальцы.
- Вы правильно поняли меня, аббат.
- Я не мог вас не понять, монсеньор.
Арамис еле сдерживался, чтобы сохранять серьезный, почтительный тон. Мазарини покосился на него, и фыркнул в сторону.
- Королева отдаст мне бумаги. После чего, аббат, мы проедем ко мне, и вы подождете некоторое время. Можете даже поспать, я предоставлю вам такую возможность. К утру я решу, что с вами делать.
- Монсеньор, вы уверены, что королева отдаст вам бумаги?
- Уверен. Вполне уверен.

 Отправлено: 27.03.10 14:35. Заголовок: *** Мазарини оказал..

***
Мазарини оказался прав. Королева передала ему текст черновика.
Рассвет аббат встретил в кресле, стоявшем в рабочем кабинете итальянца. Он мог считать себя почти пленником. Он понимал, что попал между молотом и наковальней - и теперь мог взывать только к Создателю.
Нажить себе недруга в лице возможного преемника Ришелье было бы непростительным просчетом со стороны осторожного Арамиса. Как политический соперник Мазарини мог оказаться страшен. Что же касается того, что монсеньор - любовник ее величества... Аббат усмехнулся. Право, он бы на месте Мазарини упек случайного свидетеля ночного свидания в Бастилию не за то, что тот волей обстоятельств узнал слишком много о политических делах, а потому, что разоблачение любовной связи могло обойтись итальянцу слишком дорого. Хотя... все эти игры в тайну продлятся ровно до того момента, пока королева является женой царствующего монарха. Вдова же вольна делать все, что угодно, пусть и втихомолку.
На столе обнаружились карты. Великолепный предмет для того, кто вынужден ждать и размышлять о вещах, которые могут иметь крайне неприятные последствия.
Мазарини застал аббата за пасьянсом.
Кардиналу эта бессонная ночь далась нелегко. Белки глаз воспалены, веки чуть припухли, лицо побледнело и осунулось. Разумеется, ему пришлось решать задачку не из легких. Еще не быть утвержденным на место, которые ныне занимает Ришелье, но при этом уже завоевать сердце королевы...
Итальянец опустился в кресло напротив. Провел ладонью по векам.
- Аббат, мы с вами должны поговорить начистоту.
Голос кардинала был глухим и уставшим, он уже не напоминал вкрадчивое и размеренное мурлыканье кошки.
- Я даже рад этому, ваше высокопреосвященство! – Арамис чуть наклонил голову.
- Что вы думаете о тексте, который прочитали?
- Я едва успел пробежать его глазами, монсеньор.
- Пустое. Уверен, что суть вы уловили точно.
- В таком случае, монсеньор, я скажу, что вам, если заговор удастся, недолго осталось жить во Франции. Возможно, вы и останетесь здесь, но это будет уже другое государство.
Мазарини рассмеялся негромко, и тут же резко оборвал смех. Глаза итальянца были устремлены на собеседника.
- Как бы вы поступили на моем месте?
- Монсеньор, я бы сделал так, чтобы эти бумаги еще до конца недели попали в руки Ришелье.
- Это невозможно!
- Это возможно, если вы дадите мне денег и подготовите хотя бы несколько подстав.
- Вы? - кардинал прищелкнул пальцами.
- Мне доводилось скакать и быстрее, чем вы предлагаете. Я берусь доставить бумаги прямо в руки к его высокопреосвященству в субботу утром.
- Так-так...
Кардинал посмотрел на пасьянс, который сошелся. Взял несколько карт в руки, повертел их, затем сложил веером.
- Аббат, вы понимаете, что будете действовать на свой страх и риск? Что вам придется вылезать из седла только затем, чтобы переменить лошадь? Что я потребую от вас не останавливаться до того момента, когда бумаги попадут в руки Ришелье? Только в руки Ришелье!
Арамис серьезно кивнул.
- Вы, похоже, совсем не знаете меня, монсеньор.
Мазарини переложил еще несколько карт. Взял одну, повернув так, чтобы аббат ее не видел.
- Какая это карта?
- Дама треф, монсеньор.
Кардинал удивленно вскинул брови. И, выразительно хмыкнув, бросил на стол карту с изображением дамы треф.
- Откуда вы знали, аббат?
- Интуиция, монсеньор. Понимаю, что это не вполне мужское качество, и доверять ему не стоит. Но моя интуиция меня очень редко подводит, и потому я к ней прислушиваюсь.
- А что вас говорит ваша интуиция по поводу моего визита?
- Вы пришли отдать мне приказ, монсеньор. Мое мнение для вас ничего не значит. Вам достаточно отдать мне кошелек, который оттягивает карман вашей сутаны, письмо, которое вы положили в другой карман, и сказать, что оседланная лошадь ждет меня во дворе.
Мазарини хлопнул в ладоши от восторга.
- Я итальянец, и потому суеверен. Все необъяснимое пугает меня. Объясните, аббат, как вы угадали?
- У вас нет выбора, монсеньор. К тому же вы хотите сами убедиться в том, что все, что про меня рассказали вам раньше - правда.
«Я умолчу о том, что лично тебе, итальянская лисица, очень нужно, чтобы я оказался подальше от Парижа...».
- Вот кошелек. Вот письмо для его высокопреосвященства.
- Монсеньор, вы, кажется, что-то забыли...
- Что именно?
- Пакет для его высокопреосвященства с копией договора Сен-Мара и Оливареса.
- Не забыл. Вот он. Но помните - не позже, чем в воскресенье.
- Я сказал - в субботу, монсеньор. Я могу ехать?
- Да, не заходя домой. Прямо сейчас. До заставы вас проводят.

 Отправлено: 27.03.10 14:41. Заголовок: *** По случаю тепло..

***
По случаю теплой погоды окно в комнате было открыто, и кардинал, лежащий в постели, мог слышать каждый звук. Ришелье не спал. Он вообще не спал последние две недели: боль не отступала ни на минуту. Отвары, притирания – ничто уже не помогало. Его высокопреосвященство знал, что нынешняя весна – последняя в его жизни, и относился к этому факту со смирением доброго христианина. Страдания он переносил с невероятным мужеством, которое не могло не вызвать восхищения у всех, кто окружал Ришелье.
Кардинал не открывал глаза. Он был уверен, что у его постели неотлучно находится кто-то из верных людей. Пусть отдохнут. Пусть шепотом передадут друг другу весть о том, что нынче ночью его высокопреосвященство хотя бы немного забылся сном. Это так важно для них – чтобы кардинал отдохнул.
Ришелье слабо улыбнулся при мысли о том, что кто-то трепещет перед ним не из страха, а руководствуясь великой любовью к нему. Все, кто сейчас его окружают, без тени сомнения дадут убить себя, лишь бы защитить беззащитного, немощного человека, лежащего под роскошным балдахином походной кровати. Раннее утро, занимавшееся на улице, принесло звуки, характерные для пробуждения природы. Запели птицы. Затем откуда-то с заднего двора донеслось квохтанье – то курицы поднялись с насестов. Привычные слуху, мирные звуки успокаивали нервы, даже баюкали.
Вот открыли ворота.
Ришелье прислушался. Во двор въехал верховой. Лошадь всхрапывала и дышала так тяжело, что это было слышно даже в комнате, которую занимал его высокопреосвященство.
- К его высокопреосвященству, из Парижа, от монсеньора Мазарини, срочно! – донеслось снизу.
Курьер из Парижа! Значит, Мазарини не сможет нынче приехать. Он и так делает больше того, что ему положено, и считает своим долгом то и дело преодолевать не одну сотню лье, чтобы лично переговорить с Ришелье.
Кардинал даже не дернулся. Шарпантье, образцовый секретарь, сам встретит курьера, заберет у него донесение, вскроет конверт. И затем позаботится о том, чтобы человек, преодолевший долгую дорогу, смог отдохнуть… Так и есть: Шарпантье, который сидел у изножья кровати и караулил покой патрона, как верный пес, встал и направился к дверям.
Удивительное дело: боль, непрестанно грызшая больные суставы, вдруг ослабла, и кардинал погрузился в дрему. Сколько он пребывал в целительном забытьи – никто бы не мог сказать. Видимо, не более получаса, потому что солнце успело переместиться лишь на одну шашку паркета.
Его разбудило легкое шевеление в комнате. Кардинал открыл глаза и приподнялся. Шарпантье виновато смотрел на кардинала, переминаясь с ноги на ногу.
- Ваше высокопреосвященство, курьер из Парижа говорит, что у него есть особое предписание передать конверт лично вам в руки. Приехал не человек из штата Мазарини, как обычно, а шевалье д`Эрбле, если изволите его помнить…
- Еще бы! – пробормотал кардинал, поднимаясь и подтыкая под спину подушки. – Приглашайте шевалье сюда.
Ждать не пришлось вовсе. Шевалье тут же вошел в комнату, почтительно поклонился… и пошатнулся. Посланец Мазарини был, как загаром, покрыт слоем дорожной рыжей пыли. Пропыленная шляпа, пропыленный плащ, ботфорты, потерявшие естественный цвет, темно-синий камзол в бурых разводах.
Кардинал протянул шевалье руку. Мужчина встал на одно колено и поцеловал камень перстня.
- Присядьте, шевалье. Вы, кажется, устали.
Было ясно, что не просто устал – устал выше всех человеческих пределов. Воспаленные веки и покрасневшие белки глаз явственно доказывали, что этот человек несколько дней и ночей не знал отдыха, и сейчас держится только усилием воли. Ему нужно было закончить задание, которое он получил.
- Я постою, ваше высокопреосвященство. Сидеть мне пришлось последние трое суток.
- Без остановки?
Утвердительный кивок. Ришелье даже не удивился. Если бы речь шла о ком-то другом… не об одном из знаменитой четверки мушкетеров – он бы просто не поверил. С такой скоростью не ездят. Здесь же все было в порядке вещей. Совершить невозможное. Эти люди созданы Господом для того, чтобы кого-то спасать и приходить на помощь там, где было нужно. Как хорошо, что по крайней мере двое из четверки ныне могут поспешить на помощь ему самому.
О важности дела говорить не приходилось.
Кардинал вскрыл конверт. Прочел несколько строк. Приметно вздрогнул.
- Как это попало к Мазарини?
- Это попало к королеве, ваше высокопреосвященство.
- От кого?
- От мадам де Шеврез. Герцогиня написала мне той же почтой, и в спешке перепутала несколько листов. Часть договора оказалась у меня. Ее величество успела задержать курьера. Таким образом, она узнала, кому еще писала герцогиня. Мы с ее величеством встретились, и поставили в известность монсеньора Мазарини.
- Королева сама приняла решение отдать бумаги?
- Да, ваше высокопреосвященство. Сама. Добровольно.
Кардинал прикрыл глаза. Невозможно было определить, какая эмоция отразилась на его лице.
- Хорошо. Стало быть, вы знаете текст того, что привезли?
- Да, знаю. Потому не останавливался нигде.
- Кто видел, что вы приехали?
- Никто. Я сразу направился к вам, потому что мне объяснили, где именно вас искать.
- Отлично. Отлично, аббат. Отдыхайте. Сейчас Шарпантье проводит вас в комнату, где будет все необходимое. И ванна тоже. Отдыхайте, мы поговорим вечером.
Шевалье поклонился. И вновь ему чудом удалось устоять на ногах. Кардинал сам подхватил его под локоть, усадил на постель.
- Воды!
Вынырнувший как из-под земли лакей принес поднос с графином. Следом появился Шарпантье с докладом: комната для шевалье д`Эрбле готова, ванна нагрета, завтрак сейчас будет.
- Не тревожьте его! – негромко попросил кардинал. – И выставьте охрану у дверей. Шевалье, благодарю вас. Ступайте, отдыхайте как следует. А вы, Шарпантье, проводите шевалье в его комнату, и немедленно возвращайтесь. Немедленно…

 Отправлено: 27.03.10 15:00. Заголовок: *** В комнате наход..

***
В комнате находились двое мужчин. Один был молод и вызывающе красив – не мужской, слащавой красотой. Другой был намного старше, особой красотой не отличался, зато его взгляд сверкал умом и лукавством.
Юноша валялся на кровати и с плохо скрываемым нетерпением наблюдал за тем, как камердинер готовит для него наряд. Светлые волосы фаворита только что завили и надушили, немногим ранее щеки и подбородок месье Ле Грана (так все называли юного фаворита короля) были также приведены в идеальное состояние. Сен-Мар собирался на прогулку.
- Де Ту, как ты считаешь: мне предпочесть камзол с лентами или с шитьем? Голубой цвет мне приелся…
Франсуа-Огюст де Ту, главный королевский библиотекарь и государственный советник, пожал плечами.
- Оденьте персиковый, он вам к лицу!
Он сидел в кресле у окна и с видом знатока любовался прелестной миниатюрой: на эмали мастерской рукой был выполнен портрет принцессы Марии Гонзага.
- Де Ту! Я тебя серьезно спрашиваю!
- Я отвечаю вам на полном серьезе!
Маленький штрих к отношениям приятелей: Сен-Мар, которому было двадцать два года, обращался к тридцатипятилетнему де Ту на «ты». Де Ту не считал нужным поддерживать панибратство, и соблюдал рамки общепринятой вежливости.
Маркиз сорвался с места, подбежал к де Ту и выхватил у него портрет.
- Отдай!
- Пожалуйста! – де Ту даже не попытался оставить портрет у себя.
Лицо молодого человека озарила улыбка. Он поцеловал изображение и пылко воскликнул:
- Она прелестна, не правда ли?
- Сущая правда!
- Она будет моей, вот увидишь! – вспыхнув, промолвил маркиз, и снова поцеловал портрет. – Как только мы завершим наше дело…
Де Ту еле слышно фыркнул и воздержался от комментариев. Совершенно непонятно, что бедный король находит в этом капризном, взбалмошном мальчишке, которого судьба вознесла на самый верх карьерных притязаний. Впрочем, что они все в нем находят? Кого-то удерживает рядом честолюбие. Про кого-то Сен-Мар знает тайны, которые позволяют ему манипулировать этими людьми. Есть и те немногие, которые попали под несомненное обаяние фаворита. Когда он захочет – он умеет быть милым, обходительным, и даже показывает наличие ума и образования.
Королю нужен взрослый ребенок, капризам которого можно потакать. Что ж, король нашел такого ребенка. Только никто не поинтересовался при этом, нужен ли маркизу король с его опекой.
Де Ту вздохнул. Если бы он не был связан клятвой молчать, если бы он мог сказать королю, что месье Ле Гран в своей глупости и эгоизме зашел слишком далеко…
- Что ты возишься, болван? – Сен-Мар подошел к камердинеру, и влепил бедному малому звонкую пощечину. Тот инстинктивно попытался отвернуться, и в результате получилось еще хуже: щеку ему оцарапало гранью бриллианта, украшавшего безымянный палец фаворита.
- Сейчас, монсеньор, сейчас…
Отвесив пощечину нерасторопному лакею, Сен-Мар потерял всякий интерес к нему, и вновь повернулся к де Ту.
- Куда мы поедем?
- Куда вам будет угодно.
- Тогда к Агнессе. Дурочка, она меня все еще боится!
- Его величество, если узнает, будет крайне недоволен этой поездкой.
- Что с того? Я его успокою!
Де Ту хотел что-то возразить, но в этот момент лакей, открывший дверь, доложил робко:
- Здесь хотят видеть месье де Ту.
- Де Ту, ты с утра пользуешься популярностью! – рассмеялся маркиз, вновь падая на кровать. – Кто тебя там спрашивает? Дама?
- Нет, монсеньор, здесь аббат д`Эрбле.
- Аббат? – Сен-Мар капризно скривил свои пухлые, чувственные губы. – Мы не намерены слушать мессу, и проповеди нам пока тоже не нужны! Де Ту, ты плохо выбираешь знакомых!
Де Ту же радостно вскрикнул, и, обернувшись к фавориту, сказал:
- Позвольте мне оставить вас, монсеньор. Ко мне приехал мой старинный знакомый, и я бы хотел с ним повидаться.
- Ты оставишь меня скучать в одиночестве? – живо возразил маркиз. – Нет-нет, лучше уж я послушаю проповедь, но зато не лишусь твоего милого общества!
Прежде, чем де Ту успел что-то сказать, молодой человек сделал знак рукой и со смехом заявил громко:
- Друзья моих друзей – мои друзья! Эй, пригласите сюда господина аббата!
Господин аббат появился на пороге комнаты. Де Ту радостно приветствовал его. Сен-Мар, критически выпятив нижнюю губу, рассматривал гостя и нашел, что он сам выглядит куда моложе, привлекательней и представительней. Удовлетворенно улыбнувшись и поправив кружево воротника, маркиз растянулся на покрывале.
- Маркиз, позвольте представить вам одного из самых добрых моих друзей. Аббат д`Эрбле, это маркиз де Сен-Мар.
Любой другой на месте фаворита понял бы, что он - третий лишний. Но Анри решил противоречить здравому смыслу. Ему не хотелось оставаться в одиночестве, а особенное положение, которое он занимал при дворе, позволяло ему быть бестактным. Он остался в комнате де Ту, и распоряжался здесь как хозяин.
- Аббат, почему де Ту не представил вас раньше?
- Я долгое время провел в Италии, сударь, - любезно ответил Арамис, также украдкой разглядывая Сен-Мара. Он лишь мельком скользнул взглядом по фигуре юнца, сосредоточив внимание на его лице. Аббата ничуть не волновали мелочи, которые так пристрастно рассматривал сам Сен-Мар.
По слишком красивому, женственно жеманному лицу маркиза всякий бы прочитал его характер, и сделал бы весьма неутешительные выводы.
Арамис смотрел на мальчишку, который уже готов был продать Францию испанцам, и перед его глазами плыли строки черновика. Черновика, написанного им собственноручно под диктовку Гастона Орлеанского и герцога Буйонского. Этот изнеженный, рафинированный юнец с пухлыми руками, с белейшими пальцами, унизанными перстнями, договорился с испанцами расчленить Францию на несколько частей. Ни король, который был пусть и нездоров, но жив, ни тем более кардинал Ришелье в расчет не принимались. И тот, и другой были фактически приговорены к смерти. Испанская сторона соглашалась выставить почти тридцатитысячную армию для захвата Франции, снабдить руководителей заговора крупными денежными суммами. Гастон наконец-то получал вожделенный трон, Сен-Мар становился первым министром вместо Ришелье. Кроме того, стороны подписывали мирный договор...
Хотелось придушить мерзавца на месте, но это было бы полнейшей глупостью.

 Отправлено: 27.03.10 15:02. Заголовок: - В Италии? Говорят,..

- В Италии? Говорят, там полно хорошеньких женщин! - с живостью отозвался Сен-Мар.
- Не знаю, - сдержанно ответил аббат. - Возможно. Но француженки, сударь, самые красивые женщины на свете, поверьте мне.
- Охотно верю! - фаворит залился хохотом.
Де Ту бросил на аббата виноватый взгляд, который весьма выразительно говорил: «Простите этому ребенку его выходки!».
Поддерживая ничего не значащий светский разговор, Арамис то и дело переводил взгляд с одного своего собеседника на другого. Сен-Мар, при всей своей внешней непринужденности, был напряжен как сжатая пружина. Незнакомый человек в окружении его лучшего друга вызывал у него опасения, и юноша ни под каким предлогом не желал оставлять приятелей наедине. Де Ту, пусть и несколько раздраженный столь бесцеремонным вмешательством в его личные дела, не смел прекословить и хоть как-то выражать свое неудовольствие внешне.
Все трое вышли на балкон и теперь созерцали происходящее во внутреннем дворике.
У фонтана, бившего в центре небольшого садика, сидел мужчина в роскошном камзоле. Злая ирония судьбы наградила его внешностью, вызывавшей одновременно презрение и жалость. Редко когда природа наделяет человека подобным уродством: мужчина был дважды горбат. Горб на спине как бы уравновешивался горбом на груди, и это обстоятельство ничуть не скрадывала нездоровая полнота и малый рост. Кроме того, наряд знатного дворянина резко контрастировал с грубыми чертами лица. Впрочем, это грубое, некрасивое лицо носило явный отпечаток ума, хитрости и алчности. Заметив Сен-Мара, стоящего на балконе, мужчина приподнялся и почтительно поклонился.
- Фонтрай, поднимайтесь к нам! – крикнул Сен-Мар, делая ответный приветственный знак рукой. - Мне нужно с вами поговорить!
- Кто это? – шепотом осведомился Арамис.
- Виконт де Фонтрай. Редкая шельма. Страстно ненавидит кардинала, и предан маркизу как цепной пес, - так же шепотом ответил де Ту. – Аббат, соглашайтесь поехать с нами на прогулку. Если эти двое будут разговаривать, мы тоже поговорим без помех.
Арамис пожал плечами, потому что был в этом не уверен.
Горбатый уродец, размахивая руками, чтобы удержать равновесие, поднялся со скамейки и взял свою трость, которая лежала рядом. В этот самый момент в другом конце дорожки показался еще один дворянин – с совершенно прямой спиной, одетый по-дорожному.
- О, вот и Монмор! – не то радостно, не то удивленно пробормотал Сен-Мар. – Господа, я вынужден оставить вас ненадолго. Видимо, меня хотят поставить в известность о неких важных событиях…
- Разве вы и так не в курсе всех событий, маркиз? – ввернул фразу Арамис.
Сен-Мар досадливо поморщился.
- В курсе, но сейчас у нас с его величеством вышла легкая размолвка. Его величество изволит дуться на меня, и ничего не говорит. Сейчас он вообще удалился в лагерь к господину маршалу де Ламотту, и третий день не появляется в городе. Ах, не случилось ли чего с его величеством?
Фаворит развернулся на каблуках и чуть не бегом направился прочь из комнаты.
- Вы думаете, он был бы сильно опечален, если бы с его величеством в самом деле что-то случилось? – спросил Арамис быстро.
Де Ту выдержал паузу. Он собирался было ответить, но тут оба стали свидетелями странной сцены: господин де Монмор подошел к Фонтраю и сказал ему несколько слов. Виконт явственно вздрогнул и с беспокойством оглянулся на балкон. Увидев там только де Ту и его гостя, горбун стал белее своих манжет. Он схватил Монмора за руку, и с удивительной резвостью потащил того к выходу из сада.
- Что это с ним? – озадаченно спросил сам себя де Ту.
- Я бы предположил по его поведению, что этот человек только что получил известие о смертельной опасности, и ринулся спасать свою шкуру! – медленно, точно взвешивая каждое слово, произнес аббат.
Де Ту рассеянно кивнул. Тем временем горбун и его спутник уже исчезли за оградой.
- Вы что-то знаете, аббат? Вы потому и приехали? – тихо спросил его де Ту.
- Не заставляйте меня говорить о том, о чем я не имею право говорить.
Де Ту вздохнул.
- Вы говорите мне примерно таким же голосом и в таких же выражениях, в каких это имеет обыкновение делать господин капитан де Фабер. Вы ведь знаете Фабера, капитана гвардейцев короля?.. Ну так вот, Фабер вечно намекает мне на то, что я делаю что-то не то, но в то же время ничего не говорит прямо, ссылаясь на верность присяге.
- Вы верно поняли меня.
- Ну, так что вы мне можете сказать, не изменяя вашим принципам?
- Я советую вам поступить так же, как только что на наших глазах поступил этот несчастный Фонтрай. Сесть на коня и ехать.
- Куда?
- Куда захотите. Мир велик. Если вам дорога Франция… то, пожалуй, я бы предпочел то место, где сейчас находится его высокопреосвященство, то есть Тараскон. Меня бы, будь я на вашем месте, одолело страшное желание немедленно исповедоваться… Впрочем, исповедь – это слишком серьезно. А вот небольшая беседа по душам с господином де Шавиньи не помешала бы точно.
- Шавиньи находится там же, где и кардинал.
- Ошибаетесь. Нынче утром мы с Шавиньи ехали сюда в одной карете. Рискну предположить, что Шавиньи встретился с его величеством, и эта встреча завершилась совсем недавно... если уже завершилась.
Де Ту неожиданно крепко сжал руку приятеля.
- Аббат, вы сказали мне больше, чем должны были бы… во всяком случае, больше, чем Фабер. Но вам хорошо известно, что я вправе распоряжаться только своими тайнами. Чужие не в моей власти…
Некоторое время оба хранили молчание, причем каждый думал о своем.
- Если я покину этого ребенка, то кто его защитит? – сказал, наконец, де Ту.
- Вы не защитите его и погубите себя.
- Зато мне не в чем будет себя упрекнуть. К тому же я верю в свою счастливую звезду. Помните, маркиза де Тренель как-то гадала нам на картах? Она сказала, что я доживу до глубокой старости и умру как добрый католик.
- Карты всегда врут.
- Ничуть. Она предсказала мне массу вещей, которые уже сбылись, и уж этот факт отрицать невозможно.
Де Ту хотел сказать еще что-то, но не успел: в комнату вновь вбежал запыхавшийся Сен-Мар.
- Виконт пропал, словно его здесь и не было! Господа, зато я узнал новости: оказывается, король держит совещание с этими прохвостами Нуайе и Шавиньи. А меня не приглашают! Не приглашают! Даже и не подумали позвать!
Взбешенный фаворит в ярости разодрал свои чудесные кружевные манжеты и сломал ноготь на правой руке. Истерика молодого человека продолжалась довольно долго. Его едва уговорили не ехать к королю самому.
Впрочем, буря улеглась также неожиданно, как и началась.
- Они совещаются! – воскликнул Сен-Мар. – Тем лучше! Господа, мы едем на прогулку, и непременно завернем… де Ту, вы знаете, куда именно. Аббат, так что вы там говорили о красоте француженок?..

 Отправлено: 27.03.10 15:12. Заголовок: *** …Как уверяет в с..

***
…Как уверяет в своих мемуарах де Рео, виконт де Фонтрай все же успел встретиться с Сен-Маром и даже посоветовал спасаться бегством. Сен-Мар ответил ему довольно надменно, на что Фонтрай, отнюдь не обделенный чувством юмора, позволил себе сказать ощутимую колкость. Он заявил месье Ле Грану, что тот достаточно высокого роста, чтобы оставаться таковым и после того, как ему отрубят голову, зато он, виконт, слишком мал для этого.
Так это или нет – мы не знаем, поскольку наш главный герой при упомянутом выше происшествии не присутствовал. Он поспешил вернуться в Тараскон вместе с Шавиньи. Дорога прошла в приятной беседе, которая занимала обоих и успешно отвлекала от мрачных мыслей, которых было предостаточно и у того, и у другого.
О, если бы собеседники, развлекавшие друг друга, могли знать, как причудливо скрестятся их дороги в недалеком будущем! Слушая их разговор, невозможно было бы даже допустить мысль о том, что вскоре из единомышленников они станут врагами…
Но забегать вперед и предвосхищать события было бы слишком опрометчиво с нашей стороны, а потому мы предлагаем читателю вернуться в июньские дни 1642 года.
Мы обнаружим нашего героя стоящим у королевского лагеря и беседующим с парой офицеров мушкетерского полка.
Лагерь бурлит. Разговаривают не о войне, а о событии чрезвычайной важности: король велел арестовать своего фаворита, маркиза Сен-Мара. Молодого человека обвиняют в государственной измене. Открыто говорят об очередном заговоре, который едва не удался, об уже подписанном договоре с Испанией, о предательстве самых знатных вельмож Франции. Между королем и кардиналом царит полное согласие. Его величество деятельно участвует в расследовании дела. Сен-Мар пытался скрыться в доме своей любовницы, но отец девушки оказался честным французом, и донес властям, где именно нужно искать беглеца. Историю о том, как маркиза выволакивали из-под матраца кровати, передают из уст в уста с самыми разнообразными подробностями. Говорят и о том, что горбун Фонтрай, игравший в заговоре не самую последнюю роль, благоразумно скрылся, переодевшись в рясу капуцина. И все, решительно все жалеют де Ту, арестованного за компанию с фаворитом.
Мы увидим, что именно после этой беседы с давними приятелями, по-прежнему одетыми в мундиры мушкетеров короля, отставной мушкетер д`Эрбле принял отчаянное решение добиться аудиенции у его величества и лично переговорить с королем.
…Его величество стоял у небольшого столика, размещенного в углу походной палатки, обстановка которой была более чем скромной. Впрочем, эта скромность и непритязательность были вполне в характере короля.
- Заходите, сударь.
Час был поздний, уже почти стемнело. Тусклое пламя свечей придавало лицу Людовика почти неживой, восковый оттенок.
Арамис, очень давно не видевший короля близко, едва удержался, чтобы не вскрикнуть от горестного удивления. Его величество изменился до неузнаваемости. Еще молодой, еще так недавно полный сил мужчина, обожавший воинские упражнения, отличный наездник, искусный фехтовальщик, превратился в подобие высохшей мумии. Изжелта-бледное лицо, темные подглазья, набрякшие веки. Казалось, король был облачен в одежду с чужого плеча, хотя было понятно, что такое невозможно. Ремень перевязи теперь обвивал его талию дважды.
Аббат второй раз за последнее время оказывался лицом к лицу с человеком, который был жив только благодаря своему невероятному мужеству и стойкости. Кардинал умирал, но и король медленно сходил в могилу.
- Вы хотели меня видеть, сударь? – тихим, лишенным всякого чувства голосом спросил король, и присел на стул. Подумав, он придвинул к столу второй стул, и указал на него своему гостю. – Присаживайтесь, и поговорим.
Арамис с жалостью смотрел на руку короля. Тонкие длинные пальцы его величества стали почти прозрачными, в пламени свечи они просвечивали красноватым.
- Я не смею… - пробормотал аббат, комкая в руках край шляпы.
- Присаживайтесь, я разрешаю! – повторил его величество тоном несколько более оживленным. – Я припоминаю вас...
- Если ваше величество позволит мне напомнить, то я довольно долго служил в мушкетерском полку вашего величества. Я носил тогда другое имя. Военное прозвище, которое, может быть, окажется вам более памятно, чем моя настоящая фамилия. Меня звали Арамисом…
- Атос, Портос, Арамис и д`Артаньян… - улыбнулся король. – Конечно! Четверка храбрецов… К сожалению, как мне доложили, лейтенант д`Артаньян геройски погиб…
Король вздохнул и перекрестился.
- Вам сказали не совсем точную информацию, ваше величество. Лейтенант д`Артаньян жив и здоров, и горит желанием скорее присоединиться к армии вашего величества. Он был тяжело ранен, но теперь вновь может послужить своей доблестной шпагой вам и Франции.
Арамис улыбнулся, поскольку ему представился счастливый случай донести до короля весть о том, что д`Артаньян жив. Он был уверен, что эта информация непременно пойдет на пользу его старинному другу, какие бы грустные мысли в данный момент не заботили его величество.
- Атос, Портос и Арамис… - повторил король, задумчиво покачивая головой. Он внимательней вгляделся в лицо аббата, и вдруг воскликнул. – Да я же сам отдавал приказ Тревилю о зачислении вас в полк! Помнится, вы должны были стать священником, но там произошла история…
- Дуэль, ваше величество, - Арамис, казалось, был смущен тем, что король с легкостью вспоминает такие подробности, какие должен был бы давно забыть за ненадобностью и за давностью лет.
- Да, конечно! И вы оказались удачливей вашего соперника…
- А вы меня простили, ваше величество.
- Я умею быть великодушным, когда это требуется! – глаза его величества потеплели. Ему доставляли явное удовольствие воспоминания подобного рода. – Тем более, что вы, как мне помнится, происходите из рода, который не раз доказывал свою верность моему отцу, и мне тоже…
- Битва при Сэ, ваше величество… Мой отец был одним из тех, кто без лишних раздумий выступил под вашими знаменами… - взгляд Арамиса невольно затуманился: и его не на шутку взволновал разговор о событиях почти двадцатилетней давности. Король все помнит!
- Ваш отец был одним из тех, кто дал мне совет принять битву именно там, где она и произошла! И этот совет оказался удачным… да, весьма удачным! – король горделиво выпрямился. И тотчас скривился от неожиданной боли. Арамис поспешил поддержать его величество за локоть и подал ему стакан воды.
- Я не вполне здоров! – грустно сказал Людовик, когда боль немного утихла. – Ах, сударь, сколько печали добавляют нам наши недуги… Я со своим вполне примирился, но он не желает подписывать мирный договор, и ведет наступление…
Король, вздохнув, приподнял кружевной манжет. На руке, чуть повыше запястья, явственно проступало зловещее красное пятно.
- Господь уязвил меня… но я не ропщу…

 Отправлено: 27.03.10 15:12. Заголовок: - Ваше величество… -..

- Ваше величество… - Арамис, повинуясь внутреннему порыву, опустился на колени и поцеловал исхудавшую, подрагивавшую руку короля.
- Полно, - ласково сказал король, отнимая руку. – Встаньте. Вы напомнили мне о счастливом времени, когда я был молод. Но у каждого возраста свои преимущества, и не нужно жалеть о том, что никогда уже не вернется… Вы пришли просить за вашего друга? Лейтенант д`Артаньян имеет причины жаловаться на меня? Поверьте мне, скоро я вернусь в Париж, и тогда у него не будет повода для обиды. Вы принесли мне добрую новость, и она послужит ко благу гасконца.
- Я бесконечно признателен вам, сир, но я пришел просить вас оказать милосердие другому…
- Другому? – удивленно переспросил король.
- Да, и он не является моим близким другом. Сир, осмелюсь просить вас о том, о ком попросили бы и другие, если бы им дано было право говорить...
Видно было, как Людовик напрягся и помрачнел.
- Не явились ли вы обелять в моих глазах господина де Сен-Мара? – с воистину королевской надменностью и плохо скрытым негодованием произнес король. – А известно ли вам, что он сам, своей рукой составил предательский договор, который, случись ему перейти с бумаги в действительность, перечеркнул бы все, что так долго создавал мой отец, я сам и его высокопреосвященство кардинал Ришелье!
Глаза короля метали молнии, щеки порозовели от гнева.
- Шевалье, то, что вы сейчас себе позволили - весьма опрометчивый поступок для человека, который обладает умом, и который принадлежит к роду, который до сего дня ни разу не запятнал себя предательством!
- Ваше величество! – Арамис вновь опустился на колени, и опустил голову. – Я явился просить не за маркиза Сен-Мара, чье предательство возмутило меня не меньше, чем прочих. Нет, я бы никогда не посмел просить за недостойного. Но де Ту… ведь вы и его велели арестовать?
- Де Ту… - король разом растерял запас своего гнева, и горько улыбнулся. – Всего лишь де Ту…
И, вновь бледнея, прошептал еле слышно:
- И вы пришли просить только за де Ту…
Неизвестно, что было в этой фразе – попытка успокоить самого себя, сожаление о собственном ослеплении или почти неосознанное разочарование: вот еще один, кто осмеливается просить за де Ту, и никто, никто в целом свете не оправдывает Сен-Мара…
- Осмелюсь утверждать, что он ни в чем не виноват! Он виноват не более, чем вы сами! Ваше величество, ведь и вы тоже оказались обмануты!
- Я? – король медленно поднял глаза. – Да, шевалье. Я оказался обманут. Вас обманывали когда-нибудь те, кому вы доверяли?
- Только женщины, сир.
Король провел рукой по волосам.
- Женщины… это другое дело. Это даже не заслуживает внимания. Женщины слабы… Значит, вам везло с друзьями…
- Да, сир. Мне везло с друзьями.
- Вы любили кого-нибудь в своей жизни?
Арамис замялся. Столь прямо поставленный вопрос вызывал у него чувство неловкости.
- Да, сир. Люблю и сейчас.
- Значит, вы поймете меня. Вы счастливей меня во много раз, потому что вас не предавали друзья и потому, что вы обладаете привилегией любить тех, кто любит вас и доверяет вам. Я такого права лишен, потому что я – король. Короли ни к кому не должны привязываться, чтобы не иметь сердечных слабостей и оставаться неуязвимыми. Я же из тех государей, которые обладают не только мягким сердцем, но и злосчастным даром привлекать к себе недостойных. Или эти недостойные начинают завидовать моей власти и стремятся к тому, чтобы отнять ее у меня… или любят меня только на словах, из чистой корысти. Я умею прощать, меня недаром называют Людовиком Справедливым. Впрочем, иногда я вынужден прощать, потому что этого требуют государственные интересы…
Король умолк.
- Ваше величество поступили правильно, отдав приказ арестовать Сен-Мара. Вы лишили его возможности бежать, если он виновен, и не причинили ему никакого вреда, если он окажется не виноват…
- Не виноват? – король вновь горько улыбнулся. Губы его дрожали. – О, сударь, если бы вы знали, какой удар он мне нанес!
- Простите, сир… я знаю. Я читал договор… читал еще до того, как привез его монсеньору Ришелье… виной тому была случайность…
- Вы? Это вы привезли текст…
Король встал. Подошел к другому столу, где стояла бутылка вина и в красивой вазе лежали фрукты. Налил два бокала. Один взял сам, другой передал Арамису.

 Отправлено: 27.03.10 15:13. Заголовок: - Я не смею пить с в..

- Я не смею пить с вами… - пробормотал Арамис, опустив глаза.
- Я прошу вас. Разделите со мной мою печаль, шевалье. Никто не разделяет со мной мои чувства, потому что я король. Но сейчас я говорю с вами как дворянин с дворянином, равный с равным. Как король, я понимаю, почему отдал приказ арестовать Сен-Мара, и нахожу, что поступил правильно. Как человек, я скорблю, потому что оказался обманут юношей, которого любил как сына. Видели вы его, шевалье? Это ребенок, сущий ребенок. Он обладает всем тем, чего лишен я. У него есть молодость, умение радоваться жизни, совершать безумные поступки. Он делился со мной своей энергией. Он дарил мне минуты счастья…
Король тяжело опустился на стол, судорожно вздохнул, некоторое время помолчал, а затем продолжил куда более спокойным голосом:
- Сен-Мар предал Францию. Человек может простить, Франция – никогда. Сен-Мар отправится на эшафот, как только окончательно выяснятся обстоятельства этого дела. Я не могу отправить на плаху своего брата, свою супругу… Но всем прочим, упомянутым в договоре, кары не избежать. Когда моей любовью и доверием злоупотребляют, я забываю о человеческих слабостях, и вспоминаю о том, что я – король.
- Сир, будьте милосердны к тем, кто виновен только в том, что хранит верность друзьям! – прошептал Арамис. – Будьте великим королем… простите де Ту.
Его величество покачал головой.
- Шевалье, я понимаю вас. Де Ту приятен вам, как он приятен и мне. Но отделяйте семена от плевел, будьте мужественны и не питайте иллюзий. Вы распорядились этими страшными бумагами как честный человек и хороший француз. По поступкам и награда. Вы поступили дерзко, явившись ко мне с просьбой простить, но я не сержусь на вас. Вы свободны, и останетесь свободны. Более того, я хорошо запомню ваш благородный порыв, и при первой же возможности вознагражу вас за него. Это в моей власти. Но не требуйте большего, шевалье. Не требуйте. Ни от короля, ни от человека. Если бы де Ту любил меня и Францию так, как вы и ваши настоящие, истинные, проверенные друзья, он бы пришел ко мне, как пришли сейчас вы, и сказал: «Сир, Сен-Мар готов совершить опасную глупость, заключив договор с испанцами. Ради блага Франции, помешайте ему сделать это». Разве он это сделал?
Возразить на это суждение было нечего. Арамис стоял совершенно подавленный, но покоренный горькой логикой его величества.
- Слава Богу, у вас, шевалье, есть друзья, о которых просить не зазорно. Радуйтесь этому. Радуйтесь тому, что вас любят ради вас самого. Смиритесь. Ни я, ни вы не можем ничего изменить в том, что уже произошло. Те сделали свой выбор, я сделал свой, вы – свой… Пейте вино, шевалье. Пейте. Это отличное бордо. Пейте не спеша. Я хочу, чтобы вы вышли от меня с гордо поднятой головой и со смирением, которое подобает истинному христианину. Вы сделали то, что хотели, Бог видел вашу преданность, я тоже видел… Пейте, и забудем о том, что только что было сказано. Расскажите лучше, каким образом шевалье д`Артаньяну удалось избежать гибели. Ведь мне предоставили подробный доклад, как именно погиб один из лучших моих офицеров…

 Отправлено: 27.03.10 15:27. Заголовок: *** В этот самый мо..

***
В этот самый момент лейтенант д`Артаньян отчаянно икал, держась руками за стену, Феррюсак от всей души колотил приятеля по худой спине, а сердобольный Ротлин надрывал глотку, требуя принести стакан воды.
Все трое приятелей при этом истинно по-мушкетерски ругались.
Три лейтенанта самого прославленного полка королевской гвардии пятые сутки кряду сидели в Бастилии...
Как они там очутились?
Д`Артаньян не сразу обнаружил, что Арамис пропал – и даже Базен не знает, где искать аббата.
Лейтенант задумался. С Арамисом вряд ли случилось что-то плохое. Пока еще не время волноваться. Но вот толстяк слуга – не ангел. Еще день или два – и придется искать другое пристанище. Если Базен не получил от Арамиса особых распоряжении, то попросту выставит гасконца на улицу.
Единственной возможностью остаться жить в приличных условиях (к тому же бесплатно!) было – найти Арамиса. И срочно!
Сказано - сделано.
Правда, д`Артаньян совершенно не представлял, где же нужно искать друга. Пожалуй, бравый лейтенант впервые задумался о том, что Арамис был принят как свой в домах, куда его самого вряд ли и на порог пустят… Сколько гасконец не напрягал память, он так и не смог вспомнить ни одного общего знакомого, у которого можно было бы навести справки.
Затем он сообразил – а дамы?! Те самые красавицы, которые бросали на его друга откровенные взгляды? Д`Артаньян не считал себя знатоком женских душ, но обладал изрядной долей здорового нахальства. К тому же на его плечах был мундир офицера мушкетеров. Там, где были закрыты двери для шевалье д`Артаньяна, их обязаны были открыть для господина лейтенанта.
В первый день он искал не слишком настойчиво, потому что был уверен, что его друг ввязался в очередную любовную интрижку, и теперь пребывает в объятиях неведомой красотки. Проблема с ночевкой разрешилась сама собой - едва зайдя в «Козочку» к Мадлен, д`Артаньян нашел там самый теплый прием. Очень кстати муж прелестной фламандки уехал на пару дней в Бургундию - закупать вино...
Затем мушкетер стал искать Арамиса как следует. Но не преуспел. Лейтенанту мушкетеров не отказывали во встрече - и только. Дамы держались настороженно, мужчины не доверяли неожиданному посетителю. Зато д`Артаньян побывал в отеле Конде, в отеле Лонгвилей, в доме мадам де Монбазон и в прочих интересных местах, куда бы при иных обстоятельствах ему даже в голову не пришло заглянуть.
Единственной, кто заметил отсутствие аббата д`Эрбле, оказалась молоденькая герцогиня де Лонгвиль. Она была крайне обеспокоена тем, что аббат не пришел на назначенную встречу, и таким образом мадам герцогиня осталась без обещанной ей душеспасительной беседы, на которую она очень рассчитывала. Разговаривая с лейтенантом, мадам де Лонгвиль нетерпеливо бросала взгляды в сторону площадки для игры в мяч - ее там ожидали две или три подруги. Поскольку д`Артаньян плохо разбирался в женской психологии, а мадам де Лонгвиль никаких дополнительных вопросов не задавала, то на этом дело и закончилось. Если бы д`Артаньян не был так раздосадован и проявил больше наблюдательности, то обнаружил бы, что бедная девушка побелела от волнения и ужаса, заслышав новость о том, что ее возлюбленный пропал не для нее одной...
В конце концов, лейтенант переборол себя и отправился назад, к Арамису. Арамис не возвращался, известий от него не было. Зато поведение Базена дало ему повод думать, что все не так плохо. Слуга ничего не говорил, но его спокойствие доказывало лучше всяких слов, что Арамис жив.
Раз так - можно было успокоиться.

 Отправлено: 27.03.10 15:30. Заголовок: Тем же вечером ему с..

Тем же вечером ему стало не до Арамиса. Мушкетерам задержали жалование, а новый командир отказался принимать лейтенанта д`Артаньяна.
И опять д`Артаньян остался ночевать в комнате прекрасной Мадлен. Фламандка нежно утешила его и заявила, что готова предоставлять еду и кров в долг... до тех пор, пока у мушкетера не заведутся в кармане деньги. Это был огромный соблазн, и д`Артаньян ему поддался.
Вопрос с жильем, таким образом, разрешился. Д`Артаньян занял небольшую опрятную комнатку на третьем этаже, окно которой выходило во внутренний дворик. Официально считалось, что он платит за нее по три су в день. Неофициальный договор с хозяйкой предусматривал другой порядок оплаты, который устраивал обе стороны. Наличие мужа в рассчет вообще не принималось.
В среду, день постный, жалование господам офицерам было выплачено. Кто-то пожаловался герцогу Энгиенскому, и молодой человек распорядился, чтобы долги погасили за его счет. А д`Артаньяну, как выяснилось, полагалась еще и солидная компенсация.
Ах, если бы не эта компенсация! Если бы в кармане у неимущего гасконца не появилось разом полторы сотни пистолей!
Со своим богатством д`Артаньян отправился в Лувр, где ему предстояло нести ночной караул у покоев ее величества. Напарниками его были, разумеется, Феррюсак и Ротлин - приятели ни в какую не хотели расставаться, и ходили в караул по трое, за компанию с тем, кому в самом деле было назначено дежурить.

 Отправлено: 27.03.10 15:43. Заголовок: …Согласно официально..

…Согласно официальному графику дежурств в ту ночь дежурил Феррюсак. Все настолько привыкли видеть троицу лейтенантов неразлучной, что ни у кого и в голове не возникало вопроса: почему и на дежурство в Лувр им нужно являться втроем?
Дежурить в отсутствие короля и доброй половины придворных было легко, но нестерпимо скучно. Скука – неизменный спутник ночных караулов для всех военных, которые принуждены и в мирное время нести службу. Но в если прежние времена «цезарский легион» лишь производил впечатление сорви-голов, для которых нет ничего святого, а на деле строжайше соблюдал дисциплину во всем, что касалось воинских обязанностей, то теперь, в отсутствие Тревиля, господа мушкетеры позволяли себе нарушать инструкции и предписания. Делали они это нарочно: маркиз де Револь, временно исполнявший обязанности командира, успел надоесть всем. Последней каплей, упавшей в не слишком глубокую чашу терпения господ мушкетеров, стало известие о том, что де Револь в качестве великой милости выпросил у ее величества разрешение остаться вместе со своими солдатами в Париже, и ни на какие южные границы не ездить.
Остаться в Париже, когда однополчане воюют! Это ли не позор! В результате за неполную неделю господа мушкетеры трижды поднимали шум в кабачках, четыре раза ввязывались в скандальные дуэли и дважды вызывали недовольство ее величества тем, что слишком шумели во дворце. Королева выговаривала де Револю, де Револь срывался на своих подчиненных.
В такой ситуации господа офицеры плевать хотели на то, что им предписано должностными обязанностями. Феррюсак принял посты, после чего вернулся в караулку, которая располагалась рядом с залой, где ее величество вела малые приемы. В поздний час здесь было пусто и безлюдно. В апартаментах королевы царила тишина, зато из коридора, в который выходили комнаты фрейлин, ночевавших во дворце, доносились отзвуки голосов и смеха: девушки пользовались тем, что нынче их нравственность охраняла мадам Ла Бурье, пристрастие которой к бутылке ни для кого из них не было секретом. Вместо того, чтобы бдить, почтенная дама мирно дремала у себя в комнате.
Феррюсак, Ротлин и д`Артаньян расположились за столом, разложив на столешнице оружие. Компанию им составляли трое рядовых мушкетеров, скромно усевшихся в стороне, в оконной нише.
- Кажется, мадемуазель де Корбейль сегодня тоже скучает! – негромко сказал Феррюсак, покручивая ус с самым независимым видом. – Ротлин, она уже трижды выглядывала из дверей. Она явно не намерена сегодня закрывать свою комнату на ключ!
Ротлин покрылся красными пятнами. Всякие намеки на благосклонность со стороны фрейлин вызывали у него чувство неловкости, ибо лейтенант был женат, и всеми силами старался не разрушать семейный очаг. К тому же бойкость и нестрогий нрав мадемуазель де Корбейль, оказавшей свою благосклонность трем-четырем мушкетерам, не придавали ей очарования в глазах скромного Ротлина. Легкие победы ничего не стоят, а последствия их могут оказаться самыми печальными. Что толку рисковать малым, когда можешь потерять все, что имеешь!
Отвешивая довольно вольные шуточки, господа офицеры достали из сундучка бутылку вина и выпили по стакану, чтобы уничтожить неприятную сухость в горле. Оглянувшись, д`Артаньян увидел, что хорошенькая мадемуазель де Корбейль вновь выглянула в коридор, и бросила на него весьма красноречивый взгляд. Феррюсак продолжал покручивать усы и довольно покрякивать, попивая вино.
Друзья некоторое время обменивались шуточками, а затем Феррюсак достал кости.
Странно: как только появились кости, о женщинах расхотелось думать всем шестерым.
Затем появились итальянцы. Их было трое, они заблудились и никак не могли попасть к своим комнатам. Феррюсак присмотрелся к пришельцам внимательней, и разочарованно вздохнул. Он знал всех троих: это были итальянские дворяне, сопровождавшие некого посланника, уже месяц жившего во дворце. Выяснилось, что итальянцев пригласили на игру гвардейские офицеры.
Феррюсак необычайно оживился и предложил гостям заменить общество грубых гвардейцев на изысканную компанию самых достойных французских дворян, то есть мушкетеров. Согласие было получено сразу.
Ротлин отдал приказание принести из другой караулки восемь бутылок божанси и головку сыра. Двое солдат поспешили исполнять приказ командира. Понятное дело, их играть не приглашали, но никто не расстраивался. Наблюдать за игрой подчас интересней, чем играть самому – особенно, если в карманах ничего нет. К тому же вино полагалось всем, и оспаривать право на стаканчик-другой для рядовых никто не собирался.
У д`Артаньяна в душе шевельнулся слабый червячок сомнения: все же он рисковал остаться совсем без денег. Но гасконец был не из тех, кто уступает благоразумию в самый неподходящий для этого момент, когда кости уже готовы, и компаньоны горят желанием начать игру. На кон была поставлена слава французской нации! Какой француз спасует перед итальянцем!
Ах, какая выдалась игра!
Итальянцы оказались веселыми ребятами, все они сносно разговаривали по-французски и выказывали хозяевам огромное уважение. Пошли рассказы о войне, о битвах, в которых пришлось принимать участие, о ранениях, о великой славе, которой не раз покрывали себя мушкетеры его величества Людовика Тринадцатого. Затем перешли на дворцовые сплетни и обсуждение своих и чужих дуэлей. Д`Артаньяна, которому отнюдь не чуждо было типично гасконское желание побахвалиться, захватил азарт. Он играл редко, и почти всегда без особого удовольствия, но сейчас ему нравился сам процесс. К тому же воинственные разговоры не на шутку бодрили, и настраивали на самый решительный лад.
Принесли вино и сыр.

 Отправлено: 27.03.10 15:44. Заголовок: Игра набирала оборот..

Игра набирала обороты. Если до этого момента проигрыши и выигрыши были не особо заметны, то теперь ставки начали увеличиваться. И провоцировал увеличение ставок именно д`Артаньян, который, как мы помним, был волей случая намного богаче своих товарищей. Гасконец играл так, что заслужил бы одобрительную улыбку на устах Атоса. Но, в отличие от невозмутимого графа де Ла Фера, д`Артаньян был куда более непосредственным в проявлении своих чувств. Когда ему случалось проиграть, он выражал досаду выразительным «Черт возьми!». Когда он выигрывал, то горделиво вскидывал голову и выпячивал вперед подбородок. Руки его находились в постоянном движении, глаза, и без того яркие, сверкали, живое лицо приобрело необычайную привлекательность. Он не мог сидеть на месте: вскакивал, ударял ладонями то по столешнице, то по своим коленям, подбадривал друзей восклицаниями, бурно выражал восторг, когда Феррюсак или Ротлин делали удачный ход. Звон монет и стук костей пьянили нашего лейтенанта не хуже вина. Впрочем, о вине он тоже не забывал: когда пламя азарта горит в груди, почему-то постоянно хочется освежиться. Печальные мысли о несовершенстве мира и отсутствии взаимопонимания между людьми, о собственной неприкаянности и о чужой неблагодарности, одолевавшие д`Артаньяна последнюю неделю, наконец-то улетучились. Он думал о том, что жизнь – совсем неплохая штука, а он, лейтенант королевских мушкетеров д`Артаньян – воистину один из лучших дворян Франции. А это, как понимаете, совсем не мало!
В половине четвертого во фрейлинском коридоре хлопнула дверь – хлопнула так, что все это услышали.
- Сквозняк! – захохотал Феррюсак. – Ротлин, вы не играете и не пьете! Сделайте милость, проверьте, все ли в порядке у фрейлин. Особенно у мадемуазель де Корбейль. Вдруг у нее открыто окно, и бедняжка мерзнет в одиночестве?
Ротлин неожиданно вскочил и бросился к фрейлинам.
Немедленного выдворения нахала из чертогов невинных голубиц не последовало. Мадам Ла Бурье, видимо, продолжала мирно похрапывать.
В пять утра господа французы обнаружили, что проиграли всю свою наличность. До смены караула оставалось два часа. Прерывать игру? Ни за что!
В ход пошли украшения.
Феррюсак бормотал проклятия и яростно дергал себя за усы.
Под столом валялось два десятка пустых бутылок. Все присутствующие были изрядно пьяны, но казались себе трезвыми как стеклышко. Еще бы! Таких разумных действий они не совершали давным-давно. Они вполне здраво ставили на кон очередную серебряную пряжку, и так же здраво ее проигрывали.
Два или три раза д`Артаньян понимал, что играет на какие-то деньги, хотя своих у него уже не было, и быть не могло. Но в руке откуда-то оказывались несколько монет.
Феррюсак проиграл парадную перевязь. Д`Артаньян расстался с совершенно новыми кружевными манжетами – подарком нежной фламандки. Оба нервничали, но твердо верили в свою удачу.
В половине шестого господа офицеры проигрались в пух и прах. Итальянцы великодушно одолжили им еще пятьдесят пистолей, и очень быстро вернули их назад.
Без четверти шесть долговязый тезка кардинала Мазарини, Джулио Висконти, дворянин из Палермо, предложил д`Артаньяну поставить на кон шпагу.
- Никогда! – гордо воскликнул д`Артаньян. И сделал отрицательный жест.
- Вот именно – никогда! – смачно икнув, подтвердил Феррюсак. – Его шпага – гордость всей Франции! Вы знаете, господа, с кем играете?
Итальянцы не знали. Феррюсак, надувшись от гордости за полк и за приятеля, вкратце изложил им биографию д`Артаньяна. Иностранные дворяне шумно аплодировали, таращили глаза и кричали «Браво!». Д`Артаньян скромно отмалчивался и делал вид, что он тут вовсе ни при чем.
За здоровье отважного гасконца была опустошена последняя из принесенных бутылок, отчего двусторонние отношения Франции и Италии еще более окрепли и превратились почти в братские.
- Так что, больше не на что играть? - сеньор Висконти уныло огляделся по сторонам. - Вы уверены, господа?
Феррюсак икнул, что должно было выражать согласие. Маркиз Мальдини, молодой человек лет двадцати пяти, рванул с пальца перстень с алмазом, стоивший не менее семи тысяч ливров. Затем вывалил на стол все, что было у него в карманах, и все, что проиграли мушкетеры. Жестом он приказал сделать то же самое своих товарищей. Те беспрекословно повиновались. Цепочки, перстни, богато украшенные пряжки, вышитые золотыми нитями кошельки... и целая груда денег разного достоинства. Все это сверкало при свете свечей как сокровища пещеры Али-Бабы. Мальдини обвел взглядом всех присутствующих.
- Мы ставим вот это. Господин д`Артаньян ставит свою шпагу.
- Никогда! - повторил д`Артаньян. - Никогда!
- Но нужна равноценная ставка... - пробормотал Феррюсак, и обратился к своим. - Ну, господа, что будем делать? Что у нас осталось такого, что было бы равноценно?

 Отправлено: 27.03.10 15:48. Заголовок: Молоденький новобран..

Молоденький новобранец Бернар де Рош-Лабер, до этой минуты молча сидевший в обнимку с бутылкой, торжественно произнес:
- Мой отец говорил, что для любого военного самым ценным после его шпаги, которая есть символ дворянской чести и воинской доблести, является знамя!
Мальчик, которому едва сравнялось двадцать лет, говорил вполне серьезно. Беда в том, что он, одурманенный слишком крепким вином, не вполне понимал, о чем идет речь. И недооценивал степень цинизма бравых вояк.
- Рош-Лабер! - взревел Фероюсак. - Мальчик мой! Вы далеко пойдете!
Он отечески поцеловал юношу в лоб.
Рош-Лабер покраснел от похвалы.
- Несите сюда штандарт! - приказал Феррюсак тоном, не терпящим возражений.
Итальянцы ахнули и зааплодировали.
- Французы! Вот нация, которая истинно велика!
И все по очереди пожали руку Рош-Лаберу.
Требовалось выпить. На удивление, выпивка нашлась - предусмотрительный Дени де Молен, отлично знавший вкусы господ офицеров, притащил ящик хереса.
Тем временем Рош-Лабер внес в комнату знамя. Это был точный дубликат королевского штандарта: настоящий развевался у палатки короля. Но малое знамя находилось в Париже как знак того, что дофин не оставлял столицу.
Делать решающий бросок доверили д`Артаньяну. Гасконец напрягся. Бросать первым он не любил после давней ситуации в Амьене, когда только чудо помогло ему не проиграть. Он вдруг задумался о собственной невезучести, которая преследовала его последние несколько дней. Мысли были слишком печальными, и д`Артаньян поспешно высыпал костяшки на стол.
Восемь. Это был неплохой ход. От итальянцев бросал Висконти. И ему выпало девять…
Проиграно было все, кроме личной чести.
Французы смотрели на кости и тупо пересчитывали очки...
...Потом Феррюсак, еле стоящий на ногах, с видом бравого вояки сдал дежурство. Это было настоящим чудом. Все, выигравшие и проигравшие, захватив штандарт, пошли к Феррюсаку. Там нашлись еда и выпивка.
Еда пришлась кстати. Выпивка была явно лишней, но пили все. Целовали штандарт. Поднимали тосты за честь и благородство. Словом, вели себя как абсолютно пьяные, но исполненные чувства собственного достоинства дворяне.
В девять утра по комнате разносился могучий храп девяти здоровых мужиков, спящих пусть не самым спокойным, но все же крепким сном.
Сон оказался недолгим. В три четверти десятого к Феррюсаку заявился капитан полка, маркиз де Револь собственной персоной. Капитан узрел картину, от которой у него дыбом встали волосы.
Офицеры и солдаты его полка спали аки невинные младенцы. Обстановка в комнате свидетельствовала, что гулянка удалась на славу. Особенно трогательно выглядел Бернар де Рош-Лабер, который уснул прямо за столом, уронив голову на руки.
Приглядевшись, Револь со стоном сполз на пол. Он с ужасом узнал в заляпанной жирными пятнами, залитой в нескольких местах вином скатерти священный королевский штандарт... Рош-Лабер нежно обнимал золотые кисти и улыбался во сне.
Пока Револь в совершенно бредовом состоянии сидел на полу, к Феррюсаку на квартиру примчался Ротлин. Конечно же, он был не в курсе произошедшего, поскольку ушел от своей фрейлины не ранее половины восьмого утра, и немедленно направился в казармы, чтобы разыскать друзей. Господа мушкетеры там не обнаружились. Зато в половине девятого из Лувра прискакал маркиз, на котором лица не было, и устроил всем присутствующим допрос с пристрастием. Выяснилось, что пропал королевский штандарт...
Ротлин сообразил, где искать ночных собутыльников, на несколько минут позже командира. И, как зазевавшийся индюк из поговорки, попал в один котел со всеми прочими.
Итальянцев оставили там, где они лежали. Рядовых мушкетеров отправили в казармы - под арест. Офицеров мушкетерского полка отвезли в Бастилию под усиленной охраной. Между строк заметим, что Феррюсак, проявивший небывалую быстроту и практичность, успел припрятать все золото, проигранное накануне.
Оскверненный штандарт Револь забрал с собой.
Для полноты картины нужно упомянуть, что д`Артаньян проснулся ровно в тот момент, когда их привезли в Бастилию, и очень удивился тому, что произошло.
Но менять что-либо было уже поздно...

 Отправлено: 29.03.10 09:19. Заголовок: *** Назад Арамис еха..

***
Назад Арамис ехал куда медленней, чем из Парижа. Гнать было незачем.
Новость об аресте месье Ле Грана еще не успела достигнуть столицы – шевалье позаботился о том, чтобы выехать раньше королевского курьера почти на целые сутки, и с пользой распорядился выигрышем во времени.
На этот раз Арамис провел в приемной Мазарини не более пяти минут, и даже эта задержка была, видимо, связана с тем, что итальянец не желал прерывать какую-то важную встречу. Правила вежливости допускали такое развитие событий. Аббат терпеливо ждал, разглядывая крыльцо кардинальского дворца и лакеев в разноцветных ливреях, которые переговаривались, стоя у экипажей своих господ. Жизнь в резиденции кардинала била ключом.
Итальянец куда-то собирался. На нем была не сутана, а платье для верховой езды, которое очень шло пригожему, представительному Мазарини. О его сане напоминал лишь алый цвет камзола и украшенный мелкими алмазами крест на широкой ленте.
- Шевалье, вы привезли мне новости? – кардинал отошел от большого венецианского зеркала.
Арамис слегка поклонился и передал Мазарини несколько довольно объемистых конвертов.
- Отлично! – кардинал небрежно бросил их на стол. – Я сейчас вынужден уехать, потому не могу уделить вам много внимания. Почту я возьму с собой, и прочитаю ее в карете. Его высокопреосвященству, надеюсь, лучше?
- Он мужественно борется с недугом! – Арамис вновь слегка наклонил голову, как бы в знак почтения к Ришелье. – Рука его высокопреосвященства пусть с трудом, но действует.
- Ему нужно больше заботиться о своем здоровье, - Мазарини как бы нехотя вскрыл конверт с личной печатью Ришелье, пробежал первые строки глазами, и замер, точно пришпиленный к месту. По лицу итальянца несколько секунд можно было читать как по раскрытой книге.
- Сен-Мар арестован? Заговор раскрыт? Допросили Гастона Орлеанского?
Выразительные темные глаза Мазарини заблистали, на губах появилась торжествующая улыбка.
«Он не думает о Ришелье, не думает о Франции. Он радуется тому, что теперь все его планы будут воплощены в жизнь» - подумал Арамис, глядя на кардинала.
Теперь этому прелату ничто не могло помешать, и ничто ему не угрожало.
Мазарини читал. Арамис наблюдал за ним и находил все больше признаков несомненного удовольствия на лице и в позе кардинала. Сияли глаза, щеки покрылись румянцем удовлетворенного честолюбия, пальцы довольно поглаживали уголок бумаги.
- Я немедленно еду доложить обо всем ее величеству! – воскликнул Мазарини. – Немедленно!
Он живо подхватил со стула перчатки.
- Я могу быть свободен, монсеньор? – спросил Арамис.
- Да-да, можете. Спасибо, шевалье, я про вас не забуду.
- В письме, насколько мне известно, есть приписка, о которой его высокопреосвященство предупредил меня, - заметил шевалье.
Мазарини нехотя перевернул страницу.
- Да, конечно! – итальянец улыбнулся покровительственной улыбкой. – Вам причитается две тысячи пистолей. Я сейчас распоряжусь, чтобы вам их в ближайшее время выплатили.
- Монсеньор, я поиздержался за время пути, поскольку тратил свои деньги. А их у меня, если честно, немного…
По лицу Мазарини скользнула тень досады: он поджал губы, как обычно это делают вельможи, которым докучает надоедливый посетитель.
«Ты еще и скряга изрядный, итальянец. Тебе жаль даже чужих денег!»
- Хорошо. Я выпишу чек прямо сейчас. Ступайте с ним к казначею.
- Две тысячи пистолей мне причитаются за поездку, монсеньор. Только за поездку. По поводу всего прочего его высокопреосвященство тоже изволил отдать какие-то инструкции…
Инструкции в письме содержались вполне конкретные. Ришелье настоятельно рекомендовал своему помощнику и предполагаемому преемнику аббата д`Эрбле – человека благородного происхождения, верного, неоднократно проверенного в деле, умного, образованного, имевшего связи и знакомства. Подобная рекомендация позволяла многое: сделать головокружительную карьеру на стезе дипломатии, стать уважаемым, состоятельным прелатом, или же приобрести известность за счет тех услуг, которые обычно оказывал Ришелье граф Рошфор.
- Я обдумаю, аббат… или вам больше нравится, когда вас называют шевалье?
Оба улыбались и, казалось, излучали взаимную приязнь. Но на деле больше напоминали опытных фехтовальщиков, которые прощупывают друг друга пробными ударами. Каждое слово имело подтекст.
- Как вам будет угодно, монсеньор.
- Я пришлю за вами сам. Ждите, аббат. Помните, что терпение и смирение – великие добродетели, которые должны быть присущи священнослужителю. Сначала дела государства, лишь затем личные интересы.
- У меня, монсеньор, очень хорошая память.
«А ведь ты, итальянская лисица, умудрился получить красную шапку без принятия священнических обетов… Значит, не считаешь эти добродетели обязательными для себя. Что до памятливости, то я видел тебя ночью в спальне королевы, к которой ты зашел как постоянный гость – без приглашения, по-хозяйски. И я запомнил, как она на тебя смотрела…».
- Хорошая память, говорите вы? О, это ценное качество. Но все на свете имеет свой предел. Вы не боитесь, что ваша память может… испортиться?
Этот вопрос стоило расценивать как угрозу.
- Не боюсь, монсеньор. Я помню все, но говорю лишь о том, что не может повредить моей памяти.
- Это еще более ценное качество для священнослужителя, аббат. Ну, до свидания. Я немедленно еду к королеве, вы ступайте к казначею и отдыхайте как следует, пока я вас не позвал. Вот ваш чек.
- Спасибо, монсеньор. До свидания…

 Отправлено: 29.03.10 09:20. Заголовок: *** Итак, на покров..

***
Итак, на покровительство Мазарини рассчитывать не приходилось. Напротив, Арамис был уверен: итальянец сделает все, чтобы аббат д`Эрбле прозябал в безвестности.
Ну, что ж… Он с самого начала не склонен был ставить на Мазарини как на человека, которому можно помогать. Прелат не понравился ему с первой минуты, и теперь чувство неприязни лишь окрепло.
«Если он думает, что заплатил мне деньгами Ришелье, и этого будет довольно за то, что я сделал, - он ошибается. Он мне должен, и должен много. Он сэкономил на курьере, к тому же мое молчание по поводу его отношений с королевой тоже кое-чего стоит… С ним, возможно, и стоит иметь дело, если он до конца недели пошлет за мной. Сам я не приду, увольте меня, я не состою у Мазарини на службе…»
Подъехав к знакомым дверям, Арамис с удивлением обнаружил, что они закрыты на огромный замок. Это было, по меньшей мере, интересно. Мрачное настроение аббата моментально переросло в гневно-раздраженное. Он спешился, оставил коня в стойле у соседей, и направился к домохозяйке.
Мадам Мунье была у себя. Если раньше она при виде аббата расплывалась в самой приветливой улыбке и откровенно заискивала перед своим постояльцем, то теперь ее лицо казалось каменной маской. Особенно выразительной была линия плотно сжатых губ. Простолюдина она тотчас выставила бы за порог, но Арамис был дворянином и священником – сочетание, более чем достаточное для того, чтобы сдерживать свои чувства.
Арамис тотчас оценил обстановку.
- Добрый день, сударыня! – вежливо сказал он, снимая шляпу с таким изяществом, словно делал это перед королевой. – Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
- Добрый день! – сухо ответила мадам Мунье. – Спрашивайте, сударь.
«Сударь», употребленное вместо «господин аббат», ничего доброго Арамису не сулило.
- Я хотел бы знать, что случилось. Я вернулся из срочной поездки, и обнаружил дверь на замке. Мой слуга должен был ожидать меня…
- Он и ждет вас. На улице Сент-Антуан. Вместе с вашими вещами.
- Сударыня, у нас с вами был уговор о том, что…
- Был! – резким тоном прервала хозяйка. – Господин Базен снимал комнаты для вас, и я ему поверила. Вы показались мне вполне благонадежным человеком. Подчеркиваю, сударь – я сдавала комнаты вам, а не вашему приятелю-мушкетеру. Вы нисколько не задумались, как второй жилец может повлиять на мою репутацию. Слава Богу, я никогда не сдавала комнаты военным, но мое уважение к слугам его величества, людям благородного происхождения, заставило меня смириться с тем, что господин лейтенант живет у вас… Но последние события… Вы тоже были в Бастилии, как и ваш приятель?
- Я? В Бастилии? – воскликнул удивленный Арамис. – Сударыня! О чем вы?
- О том, что я не сдаю комнаты государственным преступникам и их сообщникам! – гордо отчеканила мадам Мунье. И поправила чепец, украшавший ее голову.
- Мадам! Признаться, я ни слова не понимаю… - аббат судорожно соображал, что могло случиться. Д`Артаньян в Бастилии? Немыслимо! Что успел натворить гасконец?
- Не понимаете? А где ж вы сами были, сударь?
- Я уезжал по крайне важному делу, и вернулся в Париж лишь три часа назад. Убедитесь сами, мадам, - я весь в дорожной пыли.
Мадам Мунье окинула постояльца пристальным взглядом, который своей суровостью сделал бы честь королевскому прокурору. Арамис моментально потупил глаза и виновато улыбнулся. Аббат прекрасно знал, какое выражение придать своему лицу, чтобы произвести благоприятное впечатление на женщину. Сейчас ему была необходима маска невинно пострадавшего: одна из наиболее часто применяемых, а потому отработанная до мелочей.
Мадам Мунье с минуту внимательно разглядывала одежду аббата, затем ее взор несколько смягчился. Можно было применять следующую маску, также хорошо знакомую. Нужно было, чтобы хозяйка вспомнила, что перед ней находится человек, который по виду вполне годится ей в сыновья (на самом же деле разница в возрасте едва ли превышала пятнадцать лет, но зачем об этом распространяться?), и превратить ярость цербера в материнский гнев. Это вполне удалось: мадам Мунье увидела, как аббат вспыхнул до корней волос стыдливым румянцем и слегка отвернулся, точно ребенок, которого уличили в не слишком удачной шалости.
- Почему вы не предупредили ни своего слугу, ни меня? – предательски дрогнувшим голосом спросила мадам Мунье. И вновь поправила чепчик.
- Я не мог, мадам. Потому что уехал не по своей воле.
- Вот видите! – хозяйка вновь закипела негодованием. Арамис словно не заметил этой вспышки, и тихо, с вкрадчивой любезностью продолжил:
- Вы мне не верите. Тогда запомните, что вы первой в Париже после монсеньора кардинала Мазарини и ее величества королевы услышали новость о том, что месье Ле Гран арестован.
- Месье Ле Гран арестован! – мадам Мунье схватилась за сердце. – Возможно ли! Любимец короля!
- Король сам отдал приказ о заключении фаворита под стражу. Теперь месье Ле Грану предстоит доказывать суду, что он невиновен в постыдной для Франции сделке с испанцами. Счастье, что его высокопреосвященство, монсеньор Ришелье вовремя получил бумаги, изобличавшие предательство Сен-Мара.
Политические пристрастия мадам Мунье Арамис выяснил в первый же вечер, и теперь сыграл на ее слабости к кардиналу Ришелье. Мадам Мунье размашисто перекрестилась. Аббат последовал ее примеру. Крестное знамение превратило мегеру в кроткую голубицу.
- Ваше преподобие, неужели об этом действительно никто не знает?
- Никто! – улыбнулся Арамис. – Но вечером об этом будет говорить весь Париж, поверьте мне!
Взгляд мадам Мунье вновь загорелся, но уже не гневом, а нетерпением: хозяйка желала как можно быстрее поделиться потрясающей новостью со знакомыми.
- Я узнала об этом сразу после королевы! Ах, аббат! Значит, вы вернулись с юга?
- Да, мадам. Меня послали с важным и спешным поручением.
Говорить про «важное поручение» можно было совершенно смело, поскольку это не составляло никакой особой тайны. К тому же мадам Мунье, женщина умная, в разговоре с товарками сослалась бы лишь на «одного своего знакомого, который поведал ей эту новость под большим секретом». Поездка аббата не имела значения и была совершенно незаметна на фоне известия об аресте Сен-Мара.
- Как я рада, что этого нечестивца, который пил кровь из его величества, постигла божья кара! – восклицала мадам Мунье. – Подумайте только, аббат: он едва не обесчестил дочку моей знакомой. Та, бедняжка, служит в Лувре, и очень хороша собой…
Еще одно размашистое крестное знамение.
- Так что случилось с лейтенантом д`Артаньяном? – Арамис, наконец, задал тот вопрос, который волновал его более всех остальных.
- Он в Бастилии! – вздохнув, повторила хозяйка. – Ох, сударь! Говорят, что его будут судить!
- За что?
- За оскорбление королевского величества!
- Д`Артаньяна, преданнейшего слугу его величества и ее величества! Сударыня, д`Артаньян не может быть виновен в этом! Он – отличный солдат, и его верность королю и королеве неоднократно подвергалась самым тяжким испытаниям! Он – человек слова, и связан присягой! – воскликнул Арамис.
- Я – простая горожанка, и повторяю только то, о чем может узнать женщина моего положения, - мадам Мунье теперь глядела на постояльца с состраданием. – Его и еще двух господ офицеров, которых я видела у вас, арестовали. Они уже почти две недели сидят в Бастилии. Говорят, что они – преступники. Они продали итальянцам знамя своего полка.
- Нелепица! – резко бросил Арамис.
- И в самом деле – почему я этому поверила? – удивленно подхватила мадам Мунье. Затем она вскочила с кресла и дрожащим голосом продолжила. – Господин аббат, сделайте милость – вернитесь! Сейчас я сама пошлю за господином Базеном, и дам лошадку, чтобы вы перевезли вещи! Я понимаю, что жестоко оскорбила вас, благородного и честного человека! Вернитесь в вашу квартиру, я заглажу свою вину! Я полгода не буду брать с вас, господин аббат, никакой платы!

 Отправлено: 29.03.10 09:28. Заголовок: *** Обо всех подроб..

***
Обо всех подробностях произошедшего Арамис узнал от еще одного давнего сослуживца. Лангонь поведал и то, что не знали бастильские узники. Револя тем же вечером хватил удар. Теперь маркиз лежал дома. К счастью, надеялись на выздоровление, пусть и крайне медленное. Мушкетеры ликовали: было ясно, что маркиз не способен уже принять командование полком. Готовилось прошение на имя ее величества, бумагу с мольбой об освобождении пленных офицеров подписал весь полк. Заминка была за малым: нужно было убедить королеву, что мушкетеры не так уж виноваты, как ей это показалось. Но Револь входил в число любимчиков ее величества, и Анна Австрийская была сильно разгневана.
Арамис поспешно смыл дорожную грязь, переоделся в сутану – и отправился в особняк Лонгвилей.
Один Бог знает, что бедная Анна-Женевьева пережила в последние две-три недели. Она похудела, осунулась и вовсе не напоминала счастливую новобрачную, какой должна была выглядеть в глазах окружающих. Муж донимал ее своим вниманием, а молодая супруга с ума сходила от беспокойства за невесть куда пропавшего возлюбленного, который даже не предупредил ее о своей поездке. Письмо от аббата, посланное с надежным человеком, несколько успокоило ее, но герцогиня места себе не находила до тех пор, пока господин аббат не явился лично засвидетельствовать ей свое почтение и не испросил прощения за столь невежливое поведение.
«Я ездил по поручению монсеньора Мазарини к его высокопреосвященству!» - этой фразы было достаточно лишь для официального извинения. Для того, чтобы удовлетворить любопытство девушки и успокоить ее, требовалось куда больше.
Во время вечернего свидания молодая герцогиня держала себя в руках и поддерживала светский тон. Ночью же аббат опередил все ее вопросы одним своим. Он попросил устроить его встречу с ее величеством – наедине, без свидетелей. При этом было важно, чтобы королева пребывала в добром расположении духа.
- В последнее время она часто бывает весела и счастлива. А теперь и вовсе не должна иметь поводов гневаться на кого-то.
- Почему вы так думаете?
- Как, вы не знаете? Сен-Мар арестован! - герцогиня слегка улыбнулась. - Об этом уже несколько часов говорит весь Париж! Я была уверена, что вы обо всем осведомлены, раз уж совершили поездку на юг! Ваше желание видеть ее величество связано с этим событием?
- Нет, нисколько. Просто один из моих друзей попал в глупейшую историю, и теперь отбывает наказание в Бастилии...
- В Бастилию не попадают за глупейшие истории! - назидательным тоном изрекла герцогиня, и тут же обиженно надула губки. - Вы продолжаете играть в ваши политические тайны, аббат? Вы не уверены в том, что я буду молчать? Вы мне не доверяете?
От вопроса «вы мне не доверяете» легко можно было перейти к упреку «вы меня не любите» и слезам.
- Доверяю, Ana. Конечно, доверяю. Это не политический вопрос. Это в самом деле глупейшая история. Вы знаете лейтенанта королевских мушкетеров д`Артаньяна?
Анна-Женевьева облегченно рассмеялась.
- Конечно, знаю... Шевалье, вы говорите про историю с оскорблением королевских реликвий, и считаете ее глупейшим делом?
- Но это и есть глупейшее дело, поверьте мне!
- Они надругались над святыней!
- Ничего подобного!
- Они вели себя совершенно неподобающим образом!
- Как и все прочие мужчины, которые дорвались до азартной игры и выпивки...
- Шевалье, с вами невозможно спорить!
- Не спорьте, Ana querida! Просто доверьтесь мне... Поверьте, если бы у меня был другой надежный способ устроить свидание с ее величеством, я бы ни о чем не стал вас просить...
Герцогиня тотчас воскликнула:
- Я же говорила, что вы мне не доверяете!
- Ana, я прошу вас именно потому, что доверяю вам как никому другому...
Герцогиня минуту-другую соображала, наморщив лобик и опустив глаза. Аббат ожидал ответа, перебирая в ладони волосы возлюбленной.
- Хорошо, - вздохнула она. - Я берусь устроить это... Но не раньше, чем послезавтра. Надеюсь, что ваш друг за это время не разнесет Бастилию на части. Тогда уж его точно не пощадят...
- Я тоже надеюсь на его благоразумие! - живо подхватил Арамис. - Правда, уверенности у меня нет. Особенно, если они сидят в одной камере: д`Артаньян, Феррюсак и Ротлин...
- Вы так беспокоитесь за судьбу вашего друга, - грустно проговорила Анна-Женевьева, - а про меня вы ничего не хотите спросить?
- Хочу, - прошептал аббат, целуя ее и убеждаясь в том, что глаза девушки мокры от слез. – Прости меня… я действительно должен был срочно уехать… Рассказывай все, что хочешь…

 Отправлено: 29.03.10 10:36. Заголовок: *** Жаркий июльский..

***
Жаркий июльский полдень располагает к неге и спокойствию.
Ее величество Анна Австрийская и наперсница королевы, принцесса Конде сидели в тени деревьев в плетеных креслах. Над головами женщин колыхался от налетавшего временами ветерка легкий полог, богато расшитый золотыми и разноцветными шелковыми нитями. Шесты, на которых крепилась ткань, сверху были украшены султанами из перьев страусов. Прекрасная полуобнаженная рука ее величества лениво поглаживала свернувшуюся у ног хозяйки пушистую маленькую собачку. Бедное животное страдало от жары куда больше, чем люди: собачка тяжело дышала, высунув язык, и изредка трогательно пыталась облизнуть пальцы королевы.
Ее величество и ее высочество негромко переговаривались по-испански, что вошло у них в обыкновение. Королеве доставляла радость любая возможность поговорить на родном языке; принцесса же отлично владела испанским, и с присущим ей остроумием поддерживала беседу. Но в данный момент обе женщины были не в настроении по причине переполоха, который поднялся с четверть часа тому назад. Второй сын королевы, крошка Филипп, спокойно играл позолоченными пирамидками под присмотром своих нянюшек, зато за четырехлетним дофином Людовиком и его приятелями требовался глаз да глаз. Мальчишки как раз вошли в тот возраст, когда хочется самостоятельно исследовать мир, и для них не имеет никакого значения разница в социальном положении. Малыш, на голову которого уже возлагали корону Франции, обладал непоседливым характером и рвался везде и всюду показывать свое лидерство. Воспользовавшись тем, что взрослые на какое-то время отвлеклись, Людовик и три пажа затеяли игру в прятки.
Один мальчишка был только что извлечен из кустов Ла Портом, другого фрейлина де Бриссак стащила с дерева. И тот, и другой уже успели получить по попе, потому, стоя у фонтана, дружно и очень громко ревели. Рев подсказывал двум другим участникам забавы, что лучше оставаться там, где они спрятались, и производить как можно меньше шума. Почти два десятка взрослых прочесывали парк, чтобы найти дофина и второго пажа.
Лишь ее величество и ее высочество внешне сохраняли спокойствие.
- Не переживайте, моя дорогая, Людовика сейчас найдут, – принцесса Конде дотронулась кончиками пальцев руки своей царственной подруги, и сопроводила жест самой сердечной улыбкой. - Мои мальчишки тоже точно так же прятались, и поначалу доводили меня до сердечных припадков. Особенно Луи…
Королева слегка улыбнулась.
- Ваш Луи – хороший мальчик…
«Хороший мальчик» давным-давно считался взрослым мужчиной, уже сам имел семью, и в его распоряжении находились не оловянные солдатики, а настоящая армия. Однако, для матери он оставался любимым ребенком, и Анна очень тонко играла на чувствах приятельницы. «Мой Луи» и «ваш Луи» были любимой темой для бесед. Это мирное материнское воркование так не походило на разговоры, которые Анна некогда вела с другой близкой подругой, Мари де Шеврез!
Третьего пажа извлекли из-под копны свежескошенной травы и за ухо привели к фонтану – получать свою меру наказания.
- Ну вот, Луи спрятался удачней всех. Хотя бы за это я бы не стала его бранить слишком сильно, государыня! – произнесла Шарлотта-Маргарита.
- Я чуть-чуть пожурю его за то, что он заставил меня волноваться.
- Лишь чуть-чуть. А вот слуги заслуживают примерного наказания. Нечего спать походя.
Анна согласно кивнула. Ее глаза обозревали окрестности в поисках старшего сына.
- Пойду, поищу его вместе с остальными… - принцесса встала, отложила в сторону вышивку, и, шурша юбками, пошла по дорожке, то и дело наклоняясь к густой зелени розовых кустов. Она успела отойти шагов на пятьдесят, не более, когда за палаткой послышались возня и вопли. Ее величество вскочила со стульчика, но испугаться не успела: перед ней появилась Анна-Женевьева де Лонгвиль в сопровождении какого-то священника. Они вели за руки упирающегося Людовика, которому лишь природная гордость не позволяла реветь и вырываться. Но, завидев мать, он резко выдернул перепачканные землей и травой ладошки из рук взрослых, и бросился к королеве. Он буквально упал к ней на колени, уткнувшись головой в спасительную материнскую юбку.
- Ай-яй-яй, Луи! – строго сказала королева. – Вы так нехорошо поступили. Посмотрите: сколько взрослых вас ищут, и все они будут наказаны за ваши проказы.
- Зачем? – удивился дофин. – Мы играли! Так весело играли! Почему мне мешают играть?
И мальчик оглянулся на Анну-Женевьеву.
- Ты плохая и злая! – отчеканил он, гневно глядя на молодую герцогиню. – Я тебя не люблю!
- Почему же вы гневаетесь на герцогиню, Людовик? Она привела вас сюда, я вас вижу и перестала волноваться.
- Вы любите меня, матушка? – спросил Людовик, устремив на мать взгляд своих больших выразительных глаз.
- Конечно, люблю.
Людовик вновь обернулся.
- Тогда и я люблю тебя тоже. Ты красивая. Ты похожа на фею!
Анна рассмеялась, Анна-Женевьева слегка порозовела, священник еле заметно улыбнулся.
- Это не я нашла его, ваше величество! – герцогиня, наконец, церемонно поклонилась, на что королева милостиво кивнула. – Вам стоит благодарить моего духовного отца, аббата д`Эрбле. Он успел вытащить его величество из пруда.
- Из пруда?! – Анна только сейчас заметила, что мальчик был мокрым почти до подмышек. – Боже! Эй, кто-нибудь!
Никто не отозвался: все усиленно искали дофина.
- Его королевское высочество нужно отвести домой и срочно переодеть, - сказала герцогиня. – Давайте я распоряжусь, чтобы это было исполнено немедленно.
- И я больше не буду гулять? – дофин, наконец, разревелся.
- Пойдете, Луи, если обещаете мне больше так не делать!
- Обещаю, матушка! Обещаю!
- Хорошо, Луи. Я вам верю.
Герцогиня увела дофина. Аббат за ней не последовал.
Анна, вздохнув, опустилась в кресло, и с удивлением обнаружила, что священник остался рядом с ней. Королева соизволила внимательно посмотреть на спутника мадам де Лонгвиль.
- Ах, это вы! – воскликнула она. Было видно, что ее величество скорее раздражена, чем обрадована. Те, кто знал Анну достаточно близко, тотчас определили бы, что королева испугана, но не поняли бы, по какой причине.
Ее величество была уверена, что монсеньор Мазарини сумел избавиться от человека, который по воле случая проник в страшную тайну, раскрытие которой могло стоить ей, Анне, – трона и чести, ее любимому Джулио - карьеры. Король был немощен, но жив, и гнев его наверняка оказался бы страшен. Еще бы! Наконец-то уличить супругу в неверности! И вот мужчина, которого Анна считала мертвым или отправленным в изгнание, стоял перед ней, склонив голову, как самый примерный слуга.
- Что вам нужно? – спросила Анна надменно, но голос ее предательски дрогнул. Королева побледнела так, что это было видно даже под слоем румян.
- Я прошу вас выслушать меня, ваше величество!
- Я вас слушаю! - Анна, сделав над собой усилие, заставила себя сказать хотя бы эту фразу. Ее величество беспокойно оглянулась по сторонам. Аббат понял причину ее тревоги и поспешил успокоить королеву:
- Не переживайте, ваше величество! Наш разговор не будет длинным. Надеюсь, что и неприятным он не будет. Я пришел как проситель.
Анна криво улыбнулась.
- Вам нужен титул? Деньги? - спросила она.
- Что вы, ваше величество! Я священник, и мне не подобает думать о мирской суете.
В мелодичном голосе аббата звучало искреннее смирение.
- Тогда - что? Назначение в епархии? Но я этим не занимаюсь...
- Я пришел просить о милости, ваше величество.
- Милости? - Анна не ожидала этого слова, и потому растерялась. - Милости, говорите вы?
- Да. Лучшие офицеры полка мушкетеров его величества по досадному недоразумению оказались в Бастилии, и сидят там уже который день...
Анна нахмурилась, выпрямилась. Нетерпеливо отбросила веер, который до этого судорожно сжимала в руках.
- Недоразумение? - переспросила она гневно. В голосе королевы явственно прорвался испанский акцент. - Мне доложили, что это было не недоразумение, а настоящий дебош во дворце, рядом с моими покоями! Эти головорезы посягнули на честь и достоинство короля! О, что бы было, если бы дофина и меня всегда охраняли так, как в ту ночь! В этом случае, из дворца можно было бы унести все, а не только королевский штандарт!
- Вас ввели в заблуждение, ваше величество! - тихо сказал аббат с прежним смирением. - Если вы позволите, я расскажу вам, как было дело, и в чем истинная причина произошедшего...
Анна еще раз огляделась по сторонам. Ей хотелось немедленно вызвать стражу и потребовать ареста наглеца. Но она сдержала свой порыв. Пусть выскажется. В конце концов, сейчас - она главная в Париже.
- Хорошо. Говорите, только быстро.
История, рассказанная господином д`Эрбле, содержала две трети правды. Можно даже сказать, что она была полностью правдива, но акценты аббат расставлял так, как это было нужно ему для достижения цели. Господа офицеры, испытанные в боях, неоднократно покрывшие славой и себя, и полк, и Францию, имели полное право гневаться на то, что на пост командира полка был назначен человек светский, не имеющий веса среди военных. Новый командир был чрезмерно педантичен и не понял, что репутацию нужно завоевывать не прошениями на имя королевы: подобное поведение и клевета на своих подчиненных оскорбительны для истинного дворянина. На каком основании лучшие солдаты должны сидеть в Париже, когда их товарищи воюют? Если командир полка боится запаха пороха и пушечных залпов - то какой же это командир? Ее величеству стоит вспомнить про капитана де Тревиля, который был и остается всецело предан королю и королеве...
- Так они добивались того, чтобы я обратила внимание на маркиза? - королева, совершенно успокоившаяся насчет собственных тайн, теперь вникала в детали с жадностью женщины, которой рассказывают нечто интересное.
- Не более того, ваше величество...
- И это происшествие...
- ...ваше величество совершенно правы: досадное недоразумение. Утром господа офицеры непременно вернули бы штандарт на место...
Анна задумалась. Имя Тревиля, вовремя упомянутое, заставило ее испытать раскаяние.
- Я проверю то, что вы сказали.
- Умоляю вас: позвольте мне съездить в Бастилию лично, и напишите приказ коменданту, который бы позволил взять с собой узников. Если вы посчитаете их виновными - их всегда можно отправить назад. Если же они не виноваты - то вы отпустите их на свободу. То будет поступок, достойный великой государыни, какой вы и являетесь...
Последний аргумент окончательно убедил Анну. Она жестом подозвала к себе появившегося на дорожке слугу, и потребовала принести ей перо, чернила и бумагу.