Отправлено: 06.06.20 17:26. Заголовок: Ad vitam

Фандом: Трилогия
Герои: все, что встречаются в Трилогии
Размер: предположительно макси
Жанр: AU (так что все может случится)
Отказ: Рыба и Lys.
Статус: в работе.

 Отправлено: 21.07.20 15:57. Заголовок: Глава 12. Война Рука..

Глава 12. Война
Рука судьбы? Атос верил в Бога, но не верил в свою Судьбу. Вернее, считал, что все, что он мог бы сделать или сказать, уже не имеет значения, потому что его время ушло, оставив лишь отравленный след в душе. Свое место в жизни он ограничил службой и друзьями, и полагал, что так будет до того момента, когда Господу надоест смотреть на его жалкое существование и он не пошлет ему Ангела смерти.
Появление Анны смешало все. Теперь он счел себя ответственным за д’Артаньяна и Арамиса с Портосом: друзья не имели представления, с каким двуликим Янусом свела их судьба. Мушкетер сам себе вынужден был признаться, что, отпуская Анну, он совершил глупость, проявил ненужное великодушие: женщина с таким характером и такой душой не могла не озлобиться, не могла не пойти на все для достижения своих целей. Жажда наживы и злоба вели Анну, ее путеводной звездой стали богатство и положение в свете любой ценой. И Атосу приходилось признать, что она неплохо продвигалась на этом пути, умело используя всех, кто представлял для нее интерес. Кюре, он сам, лорд Кларик, наверное, еще немало мужчин, о которых он не знал, и, наконец – Ришелье, чья кардинальская мантия служила ей надежным прикрытием. Миледи пользовалась его покровительством, но Ришелье умел разбираться в людях, и один Бог ведал, что такого могла миледи делать для блага Франции, что получила у его преосвященства такой кредит доверия. Немногие англичане, которые еще оставались в Париже, готовились к отъезду, а миледи заново отделывала только что купленный особняк. И, хоть и беглым взглядом, Атос успел отметить для себя, что в средствах она не была стеснена: интерьеры блистали не только роскошью, но и утонченным вкусом. Да, Анна эти годы зря не теряла, не то, что он, погрязший в нищете и обыденности.
Атос впервые за долгое время устыдился не своих ошибок, не позора недостойного выбора, не своего юношеского простодушия и житейской слепоты - он устыдился своего нынешнего положения. Выход у него был, но этот выход был бы предательством по отношению к друзьям, которые никогда бы не смогли понять его выбора. Лицо д’Артаньяна возникло перед ним, и он прочитал в недоуменном взгляде юноши неверие в подобное, отчаяние и затем, словно хлесткая пощечина предателю – презрение.
На память пришел разговор с Арамисом, когда он стал выяснять у него, откуда тому известно о миледи. Арамис неохотно рассказал о встрече с кардиналом и, откровенность за откровенность - Атос упомянул о предложении Ришелье и о своем отказе. Арамис долго молчал, потом, тяжело вздохнув, признал: «Вы сделали то, что должны были сделать, Атос, но, возможно, вы поступили неправильно». Атос, вспоминая эти слова, тоже вздохнул: еще не поздно было дать свое согласие. Хотя, нет, поздно говорить о таком сейчас, когда он нужен друзьям, и его место в охране короля.
Порыв угас, так толком и не родившись. Сначала осада Ла Рошели, это теперь самое важное. Если кардинал победит, если он добьется своего, тогда Англия отступит и вопрос о флоте станет насущной необходимостью. Вот тогда он и сможет с чистой совестью заняться делами государственными, если, конечно, о нем тогда еще кто-нибудь вспомнит.
****
Чутье д’Артаньяна не обмануло и в этот раз: за ним следили. Тень, прячась за выступами стен, скользила за ним начиная от дома Арамиса. Эта слежка начала раздражать молодого человека, и он, в свою очередь, заскочив на крыльцо какого-то дома, спрятался в тени нависавшего балкончика. Уловка сработала, тень растерянно заметалась, ища преследуемого, и оказалась рядом с д’Артаньяном. Лезвие кинжала у горла и крепкая хватка заставили человека замереть.
- Что тебе от меня нужно? Какого черта ты тащишься за мной через пол-Парижа? – не голос, лезвие у глотки заставило незнакомца вздрогнуть, и тут же несколько капель крови побежали по его шее. – Говори, не то я тебя попросту прирежу, и совесть меня мучить не станет, - подбодрил его д’Артаньян.
- Мне приказали, господин, - неохотно выдавил из себя наемник.
- Кто приказал?
- Я не знаю ее имени, но она мне заплатила пятьдесят пистолей.
- Пятьдесят пистолей только за то, чтобы ты проследил куда я иду? Ты меня считаешь дураком, готовым поверить в такую сказку? – и гасконец нажал на кинжал чуть посильнее.
- Я… я скажу, ваша милость, скажу! – завопил наемник. – Мне велено проследить, где живут ваши друзья, где предпочитают бывать, есть ли у них любовницы …
- Да, это, конечно, очень сложная работа, - хмыкнул д’Артаньян. – Ну, а потом, потом тебе что велено?
- Это все, господин. Об остальном эта дама договаривалась с моим приятелем.
- Тогда пойдем к нему, к твоему приятелю, - решительно заявил юноша, но наемник, забыв на мгновение о кинжале, попытался отрицательно помотать головой: острое лезвие моментально напомнило ему о том, на какой ниточке висит его жизнь.
- Слушай меня: ты сию же минуту отведешь меня туда, где ждет твой дружок, или останешься здесь навсегда, - предупредил д’Артаньян, которому было не до шуток. – И, предупреждаю тебя, что, если по дороге у тебя появится желание сменить дорогу или забыть, где тебя ждут, мой кинжал все равно окажется быстрее твоего, - добавил он, молниеносным движением поменяв место кинжала у горла - на спину бандита. – Шевелись!
Либо наемник был отчаянный трус, либо совсем новичок в таких делах, потому что потом, вспоминая свое ночное приключение, д’Артаньян мог только хмуриться и недоверчиво почесывать в затылке: ночной бродяга привел его ко Двору Чудес.
- Ну, и кого я должен искать в этом притоне, - д’Артаньян кивнул в сторону какой-то развалюхи, из которой выползали жуткие тени. Что-то похожее на страх шевельнулось у него в груди: оказаться в этом аду в одиночестве, без друзей за спиной, теперь виделось совсем не таким захватывающим приключением. – Придется тебе, дорогуша, вызвать его сюда. И повторяю, если только ты позовешь его вместе со всей вашей сворой, если не я, так мои друзья найдут, как с вами разобраться.
- Мы с приятелем сюда только захаживаем, мы не живем здесь, - поспешил оправдаться бродяга.
- А меня не волнует, где и как вы живете, - остановил его д’Артаньян. – Зови своего приятеля.
- Я здесь, - прозвучал голос за его спиной. – Зачем пожаловали?
- Надо кое-что обсудить, - д’Артаньян круто развернулся вместе со своим пленником, изо всех сил пытаясь разглядеть, кто перед ним. Бродяга в его руках дернулся, но кинжал ощутимо оцарапал ему спину, напоминая, что его жизнь в чужих руках.
- Отпусти моего человека, тогда будем говорить, - голос был молодой и звонкий, как у мальчишки, и с характерным акцентом, сразу давшим понять гасконцу, что он имеет дело с уроженцем родных гор.
Д’Артаньян пинком под зад отправил бродягу восвояси, и тот, почуяв свободу, со всех ног бросился наутек.
- Отпустил, - д’Артаньян спрятал кинжал, но так, чтобы мгновенно выхватить его, если придет нужда. – Так кто ты? Я слышу говор родных мест, - добавил он на окситанском.
- Кто ты? – обладатель юного голоса не спешил выйти на пятачок мостовой, ярко освещенный луной.
- Я тот, кого тебе миледи приказала убить! – гордо откинув голову, д’Артаньян шагнул в световой круг, но неизвестный все еще оставался в тени, хотя видно было, как подался назад его темный силуэт. – Боишься, что я могу тебя узнать? Мы ведь с тобой можем быть и знакомы, не правда ли? В нашей Гаскони не так много народу, почти всех мы знаем если не в лицо, так по имени.
- С тобой мы точно знакомы, Шарль! – человек выступил из тени.
- Менвиль! – ахнул д’Артаньян. – Вот тебе раз! И что на этот раз мы с тобой не поделили?
- Если ты забыл Розалинду, то я ее помню, - стоявший напротив молодой человек был, скорее всего, сверстником д’Артаньяна, но то, как он выглядел, и выражение его лица делали его много старше. Поношенный колет, штаны с лампасами, бесформенная широкополая шляпа с фазаньим пером и сапоги на босу ногу придавали бы ему колоритный вид, если бы не ужасающая ветхость всей его одежды. Единственными, достойно выглядевшими в его облике были тяжелая боевая шпага да парочка отличных пистолетов, заткнутых за новенький кожаный ремень.
- Но я же уехал, и Розалинда досталась тебе, - пожал плечами д’Артаньян.
- Если бы было так… - Менвиль со свистом втянул воздух. – Рози умерла, к твоему сведению, и вина в этой смерти твоя, д’Артаньян. Знаешь ли ты, отчего она умерла?
- Да я понятия не имел, что с ней приключилось! – д’Артаньян сделал шаг назад.
- Не вздумай удрать, - Менвиль шагнул к нему. – Она умерла, потому что вытравила плод. Твоего ребенка, Шарль д’Артаньян, слышишь? Твоего сына.
- Я не знал, что она беременна, - пробормотал гасконец.
- А тебя тогда вообще что-то интересовало, кроме собственной персоны? Ты хотел со мной встретиться? Отлично, пойдем поговорим, а заодно я тебе расскажу про то, что хочет от меня одна знатная дама, - и, подхватив под руку ошалевшего от новостей гвардейца, Меневиль повлек его в какой-то притон на границе Двора Чудес.
Вино в кувшине оказалось неожиданно хорошим, а вот грязь и духота сосем не способствовали желанию пребывать в этом месте. Но д’Артаньян, чувствовавший, что почва уходит у него из-под ног, дал увести себя, и теперь сидел, сцепив зубы и опустив глаза в стакан, потому что то, что рассказывал ему Менвиль, совсем не внушало молодому человеку надежд на будущее. Это было то, что он не решился бы никогда рассказать Атосу, это был один из грешков темпераментного гасконца, который умудрился грешить и у себя дома. И не это ли было основной причиной, заставившей его отца отослать непутевое чадо подальше от дома? Нет, Шарль д’Артаньян совсем не был ангелом, и немало молоденьких служанок, а также и некоторых из их хозяек, могли бы покаяться на исповеди в преступной связи с наследником господина д’Артаньяна. Но и в Париж юноша вступил с видом победителя. Хозяйская жена мадам Бонасье, служанка миледи Кэтти и, наконец, сама миледи Винтер – д’Артаньян успел немало, ему покровительствовала богиня любви. До сих пор амурные шалости сходили ему с рук, но на баронессе Винтер везение закончилось. Слишком много узнал д’Артаньян о ее прошлом, и месть этой женщины уже не удовлетворялась им одним. Смерть сидела сейчас перед ним в лице его товарища по детским играм, смерть, у которой есть и личные мотивы для того, чтобы расправиться с ним. Д’Артаньян, отлично сознавая опасность, умереть решил все же львом, а не кроликом.
- Миледи много заплатила тебе за мою жизнь? – не скрывая иронии спросил он. – Твоему подельнику она за слежку выплатила неплохой аванс. Исполнение приговора стоит больше, я надеюсь? Тебе должно хватить на новое платье и на то, чтобы убраться из Парижа подальше. С этой дамой не стоит шутить, она любит заметать следы, а так как ей в этот раз не поздоровится, если Красный герцог проведает про ее козни, тебе лучше будет уносить ноги сразу, как исполнишь ее приговор.
- Так быстро не получится, - ухмыльнулся Меневиль. – Кроме вас, господин гвардеец. у меня есть еще работенка, которая касается непосредственно и ваших друзей с их зазнобами. Так что я в накладе не останусь. А потом можно подумать о надежном месте.
- Ни у меня, ни у моих друзей нет любовниц, - с деланным недоумением пожал плечами д’Артаньян.
- Мадам Бонасье, которую королева после истории с подвесками спрятала в монастыре – не твоя дама сердца? – Меневиль налил вина себе и д’Артаньяну. – Служаночка миледи, которую ты соблазнил и подставил, а потом куда-то спрятал – тоже не при чем? Господин Атос правда без любовницы, но тем дороже ценится его жизнь. У Арамиса дама сердца стоит слишком высоко, но ее путь проследить для меня не будет проблемой. А вот с вашим Портосом сладить совсем просто: у его зазнобы муженек обладает таким сундуком, что я потом себе три замка купить смогу. Убедить мэтра Кокнара сделать именно меня наследником его состояния будет несложно.
- Тебе для этого нужно сделать только одну вещь: заставить меня замолчать именно сейчас, не дать мне выйти отсюда живым, - подзадорил его д’Артаньян, у которого созрел план, и который стал изображать опьянение. – А лучше бы ты меня отпустил, и уехал к себе домо-ой… - протянул он, старательно зевая. – Я что-то слишком пьян, а, вроде, и немного выпил. Это анжуйское – такое коварное вино.
Д’Артаньян еще пару раз зевнул и уронил голову на руки, делая вид, что предоставил себя во власть Менвиля. Тот, качнув его за плечо и удостоверившись, что д’Артаньян и вправду спит, наполнил вином его стакан и, как удалось сквозь ресницы рассмотреть гвардейцу, что-то всыпал в него всыпал. Себе он налил тоже, и в эту секунду у двери пронзительно завизжала женщина. Менвиль отвлекся на минуту, даже сделал пару шагов к двери, чтобы тут же вернуться, но этого времени д’Артаньяну хватило на банальный трюк: он поменял стаканы местами, и вовремя – Менвиль вернулся за стол.
- Пойдем, дружище, я отведу тебя в надежное место! – он хлопнул соотечественника по спине. Д’Артаньян неохотно проявил признаки пробуждения, и тогда Менвиль подсунул ему стакан.
- Пей, это последний, завтра тебе такого вина не предложат, - хохотнул он.
- Э, нет, один я пить не буду, только за компанию, - возразил хитрый гасконец, и они чокнулись стаканами. Потом Менвиль сгреб его в охапку и потащил из кабака.
Далеко они не ушли, но успели добраться до приличного района; там-то наемника и скрутило. Он быстро осознал, что сам попался в яму, которую рыл другому, и ненависть и бессилие отомстить д’Артаньяну искажали его черты те недолгие минуты, пока длилась его агония.
Когда все было кончено, молодой человек закрыл ему глаза, перекрестился и поспешно направился к себе, на улицу Могильщиков., оставив труп под крыльцом одного из домов. Следовало хорошо все обдумать и решить, как действовать дальше. Война обещала быть затяжной.

 Отправлено: 21.07.20 15:58. Заголовок: Глава 13. Меж двух о..

Глава 13. Меж двух огней.
Миледи с нетерпением ждала вестей от Менвиля, но ни он, ни его соучасник так и не появились ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Зато она своими глазами увидела д’Артаньяна, выступающего в поход на Ла Рошель. Судя по сияющей физиономии гасконца, будущее виделось ему в самом лучезарном свете. Вид живого, здорового и неунывающего д’Артаньяна подействовал на миледи Винтер как оглушительная оплеуха. Она откинулась на спинку дорожной кареты, едва не теряя сознание, и в течение доброго получаса была не в состоянии сообразить, что к чему. Но, постепенно, мысли ее, направляемые твердой волей этой прагматичной женщины, приобрели некий порядок, и она поняла, что проиграла не только деньги, но и очередной ход в игре, которую она сама же начала против четырех друзей.
Ее не интересовала отныне судьба Менвиля: если д’Артаньян жив, нетрудно понять, что Менвиль мертв. Теперь придется выстраивать слежку заново, но одно ее успокаивало: она тоже направлялась под Ла Рошель, а на месте она уж как-нибудь сориентируется, благо, нищих и нуждающихся на дорогах войны всегда достаточно.
Д’Артаньян, естественно, даже при всем своем желании, не смог бы разглядеть сейчас миледи в простой карете, проезжавшей мимо, чьи окна были закрыты плотными кожаными занавесками, но он испытал странный трепет, словно по спине его прошла волна ледяного ветра. Впрочем, ему было не до собственных волнений: колонна гвардейцев тронулась в путь, оставляя в Париже не ко времени занемогшего короля со всей его личной охраной.
****
Разбушевавшийся Бискайский залив гнал на парижан дождь и ветер, море побелело от бурунов, песок во время отлива был усеян водорослями, крабами и мелкой рыбешкой. Жители Ла Рошели только и держались за счет этих морских даров, но в самом городе уже перешли на козьи шкуры, которые вываривали и поедали.
Важность Ла Рошели для Франции, как прекрасного морского арсенала, нельзя было переоценить, и отчаянное сопротивление Субиза и Роана сломить было жизненно важно. Оливарес и Испания временно поддерживали Францию против вмешательства Англии в религиозном противостоянии католиков и гугенотов во Французском королевстве, но Ришелье отдавал себе отчет, что это явление временное, к тому же выгодное Его католическому величеству Филиппу IV.
Июль 1628 года выдался холодным, а буря, разразившаяся 29 июля, едва не уничтожила плотину у входа в гавань, которую никак не могли достроить, для чего опять пригласили знаменитого итальянского изобретателя Помпео Таргона.
Для миледи, которая поселилась в гостинице «Красная голубятня» неподалеку от Каменного моста, время тянулось бесконечно. Едва прибыв на условленное место, она тут же известила кардинала, что готова к встрече с ним, но прошла целая неделя, прежде чем его светлость сообщил, что он самолично прибудет на место: Ришелье не хотел, чтобы ее видели в ставке. Миледи ощущала, что ее ждет какое-то серьезное задание, а, осмотревшись и выяснив для себя обстановку, она уже почти не сомневалась, что было причиной такой таинственности: ее ждет важная миссия в Англии. Скорее всего, кардинал смотрел на нее как на парламентера, и вести переговоры ей предстояло с Бэкингемом. Они не виделись со времени истории с подвесками, и у Анны при мысли о встрече с герцогом замирало сердце совсем не от любви. А ведь когда-то оно действительно замирало: ей льстило внимание всесильного фаворита - скандальные слухи о нем ее нисколько не трогали. Зато мысль о том, что она вновь близка к власти и богатству – опьяняла. И когда на горизонте появился лорд Кларик, она своего шанса не упустила. Теперь у нее опять появилась возможность получить награду, которая развязала бы ей руки.
Кардинал приехал в сопровождении своих гвардейцев. Был он мрачен и немногословен, но скинул плащ и шляпу, оказавшись в простом черном, с алым кантом и алыми же шнурами, камзоле. Что-то подсказало миледи, что разговор у них всерьез и надолго. От вина и фруктов он отказался: скорее всего, Ришелье ей не доверял, и это заставило миледи напрячься.
- Итак, мадам, - его преосвященство плотно уселся в кресло и погладил рукой в алой перчатке седую бородку; на бледном и худом лице красная перчатка смотрелась зловеще.
- Я в вашем распоряжении, ваша светлость, - Анна присела в реверансе.
- Тогда присядьте, миледи, и побеседуем. Вы ведь здесь уже неделю, не так ли? Успели осмотреться? Что скажете?
- Скажу, что гений вашего высокопреосвященства не имеет соперников ни на море, ни на суше, монсеньор, - любезно ответила миледи.
- Миледи, я бы хотел не комплиментов, а конкретных мыслей, - кардинал прикусил губу. – Что вы думаете об англичанах?
- Вы считаете, что война – это женское дело? – удивилась баронесса.
- Вы делаете часть моей политики женскими руками, мадам. Я доверяю вам настолько деликатные поручения именно потому, что вы женщина, и я ценю ваше умение выходить с честью из щекотливых положений, - Ришелье чуть улыбнулся краешком губ, но глаза у него оставались холодными и непроницаемыми. – Позвольте мне надеяться на ответ?
- Что же, я постараюсь не разочаровать ваше высокопреосвященство: англичане не горят желанием воевать. Они ждут лорда Бэкингема, но он задерживается. Как только он прибудет, все сдвинется с места. Если ваша плотина будет готова… - миледи не стала продолжать.
- Если будет, - недовольно нахмурился кардинал. Но я должен позаботиться, чтобы это «если» не стало ключевым словом в грядущем событии. Давайте сместим акцент у этого «если», миледи.
- Если я правильно поняла ваши слова, монсеньор, - медленно заговорила миледи, - речь пойдет о том, чтобы убедить герцога принять ваши предложения.
- Именно в этом и будет состоять ваша миссия, мадам.
- И ставкой будет честь и свобода некоей дамы?
- Абсолютно точно.
- У меня будет письмо к его светлости?
- Нет, никаких письменных свидетельств – это опасно прежде всего для вас, миледи.
«И для вас тоже, господин кардинал!» - подумала Анна, опустив глаза, но кардинал понял, в чем причина ее беспокойства. – Если все так опасно, монсеньор, я подумала, что мне необходимы гарантии.
- Разве моя власть не гарантирует вам безопасность, сударыня, - усы кардинала грозно встопорщились.
- Сейчас речь не обо мне, ваша милость. У меня есть сын от лорда Винтера. Я бы хотела быть уверенной, что в случае моей смерти ребенку ничего не будет грозить.
- А что может грозить наследнику такого рода? – удивился Ришелье. - К тому же, у него есть дядя, если меня правильно информировали, он позаботится о племяннике, - заметив гримасу на лице своей собеседницы, Ришелье усмехнулся. – Что, извечный вопрос о наследстве?
- Не только это, - тяжело вздохнула миледи.
- Уж не о своем ли женихе вы подумали, - напрямик спросил кардинал, и миледи почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Она судорожно ухватилась за подлокотники кресла, но Ришелье не ограничился простым упоминанием о ее несостоявшемся замужестве. – Мне известно, кто был этот человек, мадам, мне многое известно о вашем прошлом, но я закрываю на все глаза, потому что нашел в вас верного и исполнительного агента.
- Раз вам известно так много обо мне, - чужим голосом проговорила миледи, - может быть вы бы смогли обезопасить меня от притязаний этого человека? Я бы просила вас о Бастилии, монсеньор, но у него слишком высокопоставленные защитники, и он и его приятели выйдут из любой тюрьмы. А мне нужно нечто, что смогло бы оправдать риск, на который я иду ради политики вашего преосвященства и Франции.
Кардинал встал и прошелся несколько раз по комнате, взглядом поискал что-то вокруг, и Анна, угадав, что он ищет, поспешно поставила на стол письменный прибор. Ришелье вернулся на свое место, взял в руки перо и задумался. Анна молчала, боясь спугнуть его мысли.
«Оказать всемерное содействие подателю сего письма. Все, что будет им сделано, будет сделано на благо Франции. Дано в Ла Рошели 10 августа 1628 года.
Подписано: Ришелье»
Миледи следила за движениями руки кардинала как завороженная, стараясь ничем не выдать своего нетерпения. Получив бумагу, она посыпала ее песком и, отряхнула и, тщательно сложив, спрятала за манжет: даже в самом крайнем случае кардинал не осмелиться отобрать ее лично.
- А теперь, миледи, я прошу вас не откладывать свой отъезд: времени для переговоров почти не осталось, если вы не хотите проводить их на борту адмиральского корвета, - кардинал накинул плащ и взял шляпу, собираясь уйти, но внезапно миледи, подчиняясь какому-то порыву, упала на колени.
- Благословите меня, монсеньор! – вырвалось у нее с отчаянием, и Ришелье остановился, пораженный этой интонацией и движением миледи.
- Благословляю тебя, дочь моя, и да пребудет с тобой Господь, - кардинал перекрестил женщину и протянул ей руку, к которой она припала, как к источнику силы. Уже на пороге он еще раз обернулся: леди Винтер по-прежнему стояла на коленях, молитвенно сложив руки, и губы ее шевелились. Ришелье чуть пожал плечами и вышел, но если бы миледи наблюдала за ним, она бы удивилась: он поднялся на этаж выше и вошел в комнату, где его уже с полчаса ждал человек в форме мушкетера.
*****
При появлении кардинала мушкетер встал и поклонился с изяществом и непринужденностью светского человека.
- Господин Атос, благодарю, что сумели найти возможность добраться сюда в одиночестве, - кардинал кивнул на приветствие Атоса и с видом смертельно уставшего человека бросил взгляд на кровать посреди комнаты. Видит Бог, он бы с радостью просто прилег подремать хотя бы на час, но впереди было слишком много дел. И этот визит был ему важен не меньше, чем тот, что он нанес женщине в нижней комнате. – И все же, должен признать, вы ставите меня в затруднительное положение, граф.
- Я был с вами искренен и чистосердечен, - ответил Атос.
- Не до конца, господин граф, не до конца, - поморщившись, как от зубной боли, покачал головой кардинал.
- Монсеньор, но это не было моей исповедью, - чуть улыбнулся мушкетер. – Тем не менее, я честно ответил вам, что у меня есть долг службы, и не в моих интересах ее прерывать.
- Вы надеетесь дослужиться до маршала? – желчно бросил Ришелье.
- Учитывая мое происхождение, это реально, - широко улыбнулся Атос в ответ на реплику кардинала. – У меня еще есть время.
- Если вы будете продолжать так легкомысленно относится к своей жизни, у вас его не много останется, - мрачно произнес Ришелье, вставая; нет, рассиживаться ему нельзя, а постель так и манит так и манит раскинуться на ней и хоть на время забыть и о проклятой плотине, и о Бэкингеме, и об этой странной женщине внизу, и об этом заносчивом графе напротив… кардинал остро пожалел о расписке, отданной в руки миледи.
- С такими друзьями, как у меня, мне нечего бояться, - Атос бросил быстрый взгляд на кардинала, желая проверить мелькнувшую у него мысль.
- У вас сильный враг, господин мушкетер, - кардинал прищурился, вглядываясь в молодого человека, - может случиться так, что ваши друзья не успеют, или вы не успеете помочь друзьям.
- Ваше высокопреосвященство, у нас уже была возможность убедиться, что нашу четверку «неразлучных» хранит Бог, - Атос уже не сомневался, глядя прямо в глаза Ришелье, что кардинал что-то знает о миледи. – И против козней женщины, которая в своей злобе уже не видит разницы между виновным и невиновным, у нас тоже есть оружие.
- Мы, несомненно, говорим об одном и том же человеке, - сказал кардинал, останавливая Атоса, который хотел что-то добавить к сказанному. – Я хочу вас предупредить, господин граф: у этой женщины развязаны руки и горе тому, кто сейчас станет мешать ей. Если вы хотите жить, молодой человек, не лезьте не в свои дела. Я вызвал вас совсем не для того, чтобы предупредить о грозящей вам опасности, вы и так осведомлены о ней, а для того, чтобы спросить вас в очередной раз: «Готовы вы послужить Франции в новом, достойном качестве?»
- Я отвечу вам, господин кардинал, как и отвечал в прошлый раз - я не вижу для себя службы достойнее, чем охрана короля. Но в этот раз я добавлю еще кое-что, монсеньор. Я не могу бросить ради нее не только друзей, я не могу бросить дело, которому вынужден теперь посвятить все свое, свободное от службы время.
- И что же это за дело? – с иронией спросил кардинал, выделив интонацией именно слово «дело».
- Восстановление справедливости, - сдержанно и просто ответил мушкетер. – Возможно, мне понадобится ваше покровительство, монсеньор, но подробности этой истории я вам расскажу только в самом крайнем случае. Прошу простить меня, господин кардинал, за упорство, с которым я вам отказываю в таком важном предприятии, но я не властен над силами, которые меня влекут.
- Смотрите, граф, чтобы не было слишком поздно: ваши враги тоже не дремлют. – Ришелье повернулся, и, сухо кивнув Атосу, поспешно покинул комнату. Мушкетер задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь: кардинал ушел раздосадованный.
*****
После ухода кардинала миледи стала поспешно собираться в дорогу. Она была одна, новая горничная, нанятая вместо сбежавшей Кэтти, осталась в Париже, чтобы не быть в пути обузой, и Анна снова была предоставлена самой себе. Она с легкостью сбросила с себя облик знатной дамы, и стала переодеваться в более простое платье, когда ее внимание привлекли мужские голоса, доносившиеся из полуразобранной трубы от печи. Один голос она узнала сразу – это был голос кардинала. Другой, звучный и ясный, принадлежал Оливье: его она бы узнала его и сквозь трубный глас, призывающий мертвых на Страшный Суд. Миледи забыла обо всем, прижавшись ухом к трубе: ее бросало в жар и в холод и от близости врага, и от голоса Ришелье, в котором ей чудился приговор. Полуодетая, она так и стояла, сжимая в похолодевших пальцах корсаж платья и совершенно позабыв о расписке, вытащенной из рукава и оставленной пока на столе. Едва на лестнице прозвучали размеренные шаги кардинала, сменившиеся вскоре стуком копыт с улицы, как Анна натянула корсаж, спеша зашнуровать его, но ленты не попадали в пистоны, и она проклинала все на свете, не осознавая, что в порыве гнева ругается громко и зло.
Корсаж, наконец, уступил, и она повернулась к столу за бумагой, когда рука ее встретилась с чьими-то пальцами, больно перехватившими ее запястье. Она сделала попытку вырваться – ее держали крепко. Как во сне она следила за тем, как чья-то рука, протянувшись из-за ее плеча, ловко подхватила кардинальскую расписку, и кто-то с силой оттолкнул миледи от стола. Анна не удержалась на ногах и упала, и уже с пола увидела Атоса, который, развернув бумагу, пробежал глазами содержание, усмехнулся и, сложив индульгенцию, спрятал ее за полой камзола.
- Вы совершили роковую оплошность, сударыня, не закрыв за кардиналом дверь на замок, и это в то время, когда в комнате оставлены такие важные бумаги, - усмехнулся он. – Так вы подслушивали? – беглый взгляд в сторону трубы дал ей понять, что Атос понял, что она слышала его беседу с Ришелье. – Тем лучше, так вы быстрее осознаете, в каком положении оказались. Кардиналу пока не известны ваши попытки убийства, но в любой момент, если вы продолжите плести заговор против нас и наших близких, он все узнает. Выбирайте, с чем вам жить.
- Эта бумага ничем вам не поможет, - в отчаянии воскликнула миледи.
- Возможно. Но я все равно буду хранить ее, как зеницу ока, мадам, - усмехнулся Атос. – Никто из нас не знает будущего, миледи, - и он поспешно вышел, с подчеркнутой тщательностью прикрыв за собой дверь.

 Отправлено: 21.07.20 16:00. Заголовок: Глава 14. Audentes f..

Глава 14. Audentes fortuna juvat – Удача сопутствует смелым
- Черт меня раздери, если это можно назвать летом, - возмущался Портос, отряхивая свою шляпу, перо которой, намокнув от дождя, печально поникло на широкое плечо мушкетера и вода по перу, словно по водосточному желобу, стекала со шляпы за воротник. – Август, а солнца мы толком и не видели.
- В этих краях конец августа всегда славился переменчивой погодой, - Арамис деликатно зевнул. – Пойду я лучше спать, господа, пока затишье.
- Какое еще затишье, - заявил д’Артаньян, заходя в кабачок и не без усилия прикрывая за собой дверь. – Сегодня перед самым рассветом было небольшое такое дело: в разведку ходили. Похоже, ларошельцы что-то затевают, в городе какая-то возня началась. А где Атос? – он огляделся вокруг с обеспокоенным видом.
- Я здесь, - Атос вышел откуда-то из глубин зала. – Устрицы заказывать? В «Парпайо»* они отличные.
- Заказывайте, - сразу оживился Портос. – И выпить что-нибудь покрепче. В такую промозглую погоду это было бы в самый раз. – А вы что такой бледный, Атос? – он обеспокоенно посмотрел на товарища. – Рана беспокоит, оттого и не спали?
- Это вы точно подметили - рана беспокоит. Портос, я давно уже удивляюсь: вы умеете очень точно подметить состояние друга и описать его парой слов, - по тону Атоса совершенно невозможно было определить иронизирует он или говорит серьезно.
- А что тут подмечать? – Портос поудобнее уселся за столом. – Вы бледны как стена, синева под глазами в пол-лица. Ясно, что не спали сегодня. И пили, скорее всего, - сболтнул он, что подумал, не замечая, что Арамис изо всех сил наступает ему на ногу.
- Вот с последним вы именно сегодня не правы, - ответил ему Атос, даже бровью не поведя на явную бестактность друга. – Меня сегодня ночью, - он понизил голос, - вообще дома не было.
- Что-то срочное? – д’Артаньян поднял голову и насторожился как ищейка, учуявшая след.
- Срочное, - вздохнул Атос, - но об этом не сию минуту, и не в этом пристанище шпионов и бездельников. Но вы тоже выглядите невыспавшимся, д’Артаньян. Может, расскажите нам, как ночь провели, если это, конечно, не повредит чьей-то репутации?
- Еще как повредит, Атос, - улыбнулся хитрец, - и еще как коснется репутации ларошельских вояк. Я с однополчанами был в разведке. Готовится штурм бастиона, того, что на полпути к Ла Рошели.
- Значит нам предстоит бой, - задумчиво протянул Атос. – Что ж, тем лучше: бастион мы возьмем, а поговорить успеем и после боя.
- Если живы останемся, - усомнился Портос. – Господа, - провозгласил он, - предлагаю тост! - и все, кто был в кабачке, повернулись в сторону Портоса, который, с кувшином в руке, взгромоздился на жалобно затрещавший табурет. – Вот мой тост, господа: за короля и нашу победу над нечестивцами! – в ответ ему прозвучало дружное: «Да здравствует король!»
- Д’Артаньян, что вы нашли на бастионе? – негромко спросил Атос, наклоняясь над плечом гасконца, чтобы чокнуться с ним.
- Бастион Сен-Жерве пуст, как земля перед творением всего живого, - д’Артаньян внимательно посмотрел на друга. – Что вы затеяли, Атос? – спросил он с сомнением.
- Сейчас узнаете, - ответил Атос, и громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание собравшихся. – Господа, пари!
- Пари! Пари? О, да, пари – это великолепно! Какое пари? На что ставим? – со всех сторон в возгласах слышалось воодушевление солдат, помиравших от скуки во время осады и искавших развлечений в любой ерунде.
- Господа, суть пари в том, что мы, трое известных вам мушкетеров его величества – Атос, Портос и Арамис, а также гвардеец роты господина дез Эссара, известный вам всем господин д’Артаньян, обязуемся в течение часа продержаться на бастионе Сен-Жерве (кажется, его так называют?) и отразить любые атаки, если они последуют со стороны ларошельцев. Подходит вам такое, господа?
- Еще бы! А оправдан ли риск, господа?
- Это уж наша забота, - величественно провозгласил Атос, делая знак Гримо подойти. – На тот случай, если мы управимся с осаждающими достаточно быстро, у нас еще останется время позавтракать, а потому, Гримо, сложите весь наш заказ в корзину и ждите нас снаружи. Дождь прекратился, - он приоткрыл дверь и выглянул наружу, - так что вы не рискуете промокнуть.
- А ставка? Что ставкой назначим? – подал голос какой-то шеволежер, выступая вперед.
- Ставкой пусть будет обед на четверых. Идет?
- Идет! – ответил кавалерист, протягивая руку, и они с Атосом рукопожатием скрепили уговор.
Друзьям осталось только прихватить свои мушкеты, и компания отправилась к бастиону.
****
- Ну, Атос! - воскликнул Портос, едва они вышли из кабачка, - у вас весьма своеобразные шутки: никогда не поймешь, вы говорите серьезно, или это очередная история для господина кардинала.
- Не сомневайтесь, мой друг, эта шутка его преосвященству очень придется по душе, - ответил ему Атос, но гигант недоверчиво покачал головой.
- Скорее всего, это господин де Тревиль не досчитается своих мушкетеров, - пробурчал он себе под нос, но покорно двинулся со всей компанией по направлению к полуразрушенному форту. Гримо поплелся за ними, то и дело оглядываясь на оставшийся позади безопасный кабачок.
Примерно через полчаса быстрой ходьбы они оказались у подножия полуразрушенного форта. Проникнуть внутрь не составляло никакого труда, развалины свидетельствовали, что нынешнее состояние бастиона скорее дело времени, чем человеческих рук – камни осыпались при каждом шаге друзей.
- Осторожно, Атос! Куда вас черт несет! – окликнул мушкетера д’Артаньян, увидев, что Атос взобрался на самый верх башни.
- Отсюда неплохой вид на местность и на наш лагерь, - ответил ему Атос. Он попробовал ногой кладку. – Так я и думал, - пробормотал он, нагнувшись, и внимательно рассматривая камни под ногами.
- Что вы там нашли, Атос? – не выдержал Арамис, и начал взбираться, в свою очередь, наверх к мушкетеру.
- Вам это может быть интересно, Арамис. Этот бастион стоит еще со времен римлян, меня заинтересовала именно характерная кладка. Его строили и перестраивали на основе римских… - звук выстрела и ветерок от пролетевшей пули прервали исторические изыскания Атоса: он быстро развернулся в сторону, откуда прилетел этот кусочек свинца, который мог так некстати прервать его умозаключения. – Смотрите-ка, ларошельцы решили дать нам понять, что бастион Сен-Жерве – это часть их города. А, между тем, нигде, ни на какой карте он не значится. Раз это ничейная земля, мы имеем на нее такое же право, как и эти господа. А потому, друзья мои, мы никуда отсюда не тронемся, пока не пройдет оговоренное в пари время, и пока мы не отдадим должное завтраку. Французы мы, в конце концов, или нет? Гримо, - он окликнул своего лакея, который как раз и занимался тем, что накрывал стол на огромном плоском камне. – Гримо, если вы управились с сервировкой, пожалуйте сюда.
Гримо, с салфеткой наперевес, с некоторой опаской приблизился к Атосу и Арамису, который, прищурившись, рассматривал белый кусок ткани.
- А теперь, друг мой, извольте привязать эту салфетку к черенку во-он той лопаты, которую очень к месту забыл какой-то нерадивый землекоп, и воткнуть ее на самой высокой точке этого бастиона. Будем считать, что королевское знамя мы водрузили над своей территорией. Теперь нам останется только защищать ее от врагов, - и очень довольный в душе этой своей проделкой, Атос не спеша спустился к Портосу и д’Артаньяну, с сомнением наблюдавшим за его манипуляциями. Арамис, само собой, присоединился к ним.
- Давайте завтракать, потому что времени у нас немного, и нам наверняка, помешают. К тому же мне надо вам кое-что рассказать, - добавил Атос уже без признаков улыбки, мрачнея на глазах и доставая спрятанную на груди записку. – Читайте, д’Артаньян.
Д’Артаньян прочитал сначала про себя, а потом и вслух то, что написал Ришелье в бумаге, отобранной у миледи.
- Что-то у меня аппетит пропал, - Портос встал, и, словно кто-то мог засечь его движение, прозвучал залп. На этот раз это был не одиночный выстрел, а с десяток ружей и мушкетов выпалили по команде в сторону бастиона. – Ну, и как вы собираетесь драться, Атос? – с недоумением гигант оглядывался по сторонам. – Если начнется бой, у нас не хватит зарядов.
- Ну, это – как сказать, - возразил Атос. – Похоже, наши приятели из Ла Рошели собирались что-то подрывать: я, пока камни разглядывал, бочонок с порохом присмотрел. Так что нам стоит пока подготовить достаточное количество выстрелов. Гримо нам будет перезаряжать мушкеты, а дополнительное оружие мы добудем у противника.
- Если дело дойдет до ближнего боя… - начал д”Артаньян …
- То им не устоять перед нашими шпагами, - закончил за него Атос. – Господа, за стол! Мы непозволительно растрачиваем свободные минуты.
- Тогда вернемся и к этой записочке, - гасконец помнил о ней слишком хорошо. – Атос, как вы добыли ее?
- В нужное время оказался в нужном месте, - криво усмехнулся Атос. – Миледи Винтер мне, конечно, не простит, что я обошелся с ней несколько бесцеремонно, но, честное слово, у меня не было выбора: я слишком спешил и слишком был озабочен тем, что узнал.
- А что вы узнали, Атос? – Арамис протянул другу тарелку с его порцией завтрака.
- Я узнал, что миледи отправляется в Англию. Учитывая ее знакомства у наших соседей, и то, что кардинал частенько дает ей поручения по ту сторону Ла Манша, а также, что эта безделица должна послужить ей индульгенцией, я могу предположить, что герцогу Бэкингему в процессе переговоров может грозить немалая опасность.
- Она не решится на убийство, не имея в руках этой бумаги, - засомневался д’Артаньян.
- Если что-то пойдет не так – она решится на все! – уверенно сказал Атос.
- Неплохо было бы предупредить герцога, - д”Артаньян, воодушевившись этой мыслью, вскочил на ноги.
- Сядьте! – приказал ему Атос. – Не искушайте ларошельцев начать стрельбу раньше времени. Никого вы, господа, предупреждать не станете. Бэкингем – наш враг, мы в состоянии войны, и сейчас не до личных симпатий, - и Атос выразительно посмотрел на гасконца и на Арамиса. Д’Артаньян побледнел от досады, Арамис покраснел, потому что Атос угадал его мысли. – Вы не станете никого предупреждать, Арамис, потому что окончательно поставите в двусмысленное положение некоторых особ. Пусть все идет, как идет, - мрачно добавил он, - и, если мы выйдем из этой истории живыми, я вам обещаю лично, что миледи больше никогда нам не помешает.
- Послушайте, но все мы, рассуждая, забыли об одном человеке … об одной женщине, которой грозит нешуточная опасность, - воскликнул д’Артаньян.
- Раз вы о ней помните, это уже преуменьшает опасность, которая ей грозит со стороны миледи, - улыбнулся Атос. – Но для этого вам неплохо было бы узнать, в каком монастыре ее содержат.
- Я думаю, что с этим я смогу помочь, - подал голос Арамис, которому несмотря на предупреждение Атоса, все же хотелось поступить на свой лад.
- Помогайте, но помните, что наша компания на прицеле не только у миледи, но и у кардинала.
- У меня есть возможность проделать все без проблемы, - самоуверенно заявил Арамис, которому очень хотелось решить попутно и кое-какие свои дела. – Кардинал, к счастью, не знаком с Базеном.
- А Базен не метит, со временем, в папы Римские? – вставил Портос, который иногда себе позволял шуточки в сторону церковной карьеры несостоявшегося аббата.
- Нет, но он надеется, что им стану я, - не скрывая раздражения, Арамис встал, взялся за перевязь с патронами и принялся отмерять заряды.
- Господа, самое время и нам последовать примеру Арамиса, - Атос уселся рядом с молодым человеком и занялся тем же. Портос, что-то пробурчав себе под нос, в конце концов тоже занялся делом.
Д’Артаньяну не сиделось: он принялся обследовать бастион, и радостный крик возвестил компании, что он нашел что-то важное. Портос, обрадовавшись, что есть повод заняться чем-то иным, кроме пороха и зарядов, бросился к гасконцу, и вскоре они появились, нагруженные ружьями и парочкой мушкетов. У д’Артаньяна даже оказался мощный арбалет с десятком болтов.
- Д’Артаньян, где вы нашли этот клад? – удивился Арамис, помогая друзьям разложить свои находки на камнях.
- Он был в нише у башни. Если бы не торчавший наружу приклад, я бы его и не заметил. Местные вояки так торопились домой, что побросали оружие как попало.
- Это только свидетельствует, что они ушли ненадолго, припрятав оружие от дождя, - заметил Атос. – Давайте вместе с Гримо зарядим наш арсенал и закончим, наконец, наш завтрак.
- Воевать лучше на голодный желудок, - поучительно заметил ему Портос.
- Да? – Атос с улыбкой осмотрел Портоса. – Это не в ваших правилах, дорогой друг. Что заставило вас изменить своим привычкам?
- Близость противника, - ответил ему Портос, который благодаря своему росту и тому, что стоял на выступе стены, видел город лучше друзей. – Сюда направляется отряд, но без оружия.
- Естественно, - пожал плечами Атос, - ведь свое оружие они оставили здесь. Вот теперь за свою беспечность они и ответят: их ждет сюрприз. – С этими словами он живо взобрался поближе к импровизированному знамени, которое водрузил на вершине башни Гримо.
Появление человека в форме королевского мушкетера было для отряда горожан полной неожиданностью. А пришелец раскланялся с самым непринужденным видом и, увидев, что на него направлен ствол карабина бригадира отряда, сделал ему знак не спешить с выстрелом.
- Погодите, господа, - голос у мушкетера был звучный и привыкший повелевать. – Не спешите открывать огонь, еще есть время решить дело миром и исправить вашу оплошность.
- Какую еще оплошность? – крикнул бригадир. – Вам тут нечего делать, королевский мушкетер. Катитесь туда, откуда явились: это наша земля.
- А вот это еще надо доказать, - возразил мушкетер. – На картах этого бастиона нет, значит он не существует. Это королевская земля, это не территория вашего города. Давайте сюда вашего мэра господина Гитона, и мы обсудим этот вопрос. – Атос бросил взгляд на друзей: арсенал был готов к бою.
- Никакого мэра вы не увидите, вы вообще никого не успеете увидеть! – воскликнул ларошелец, делая знак своим людям. – Считаю до трех: если вы не уберетесь с бастиона, ваш труп выкинут окрестным чайкам.
- Еще бы, ведь всю рыбу вы уже выловили, и бедным птицам нечего есть! - рассмеялся Атос. – Что ж, начинайте обратный отсчет, - подзадорил он противника, делая знак товарищам.
Выстрел бригадира и залп из четырех мушкетов слились в один звук. Четверо горожан упали, а пуля бригадира чиркнула по камню в дюйме от плеча Атоса, который успел нырнуть за камни.
- Неплохо, бригадир, совсем неплохо! – крикнул мушкетер, в свою очередь прицеливаясь и стреляя: бригадир вскрикнул, как подстреленный заяц, и забился в судорогах. – Вот и еще один, - пробормотал Атос, протягивая руку за следующим мушкетом, который Гримо поспешно ему подсунул. – А жаль, они храбрые ребята.
Ларошельцы, подхватив своих раненых и убитых, отступили.
- Следующая вылазка повторится не раньше, чем через полчаса, - заметил Портос. – Самое время нам убираться.
- Не закончив завтрак и не договорившись о дальнейших действиях? – удивился на этот раз д’Артаньян. – У Арамиса есть идеи насчет освобождения мадам Бонасье, я бы хотел их узнать.
- Я тоже, - невозмутимо согласился Атос, усаживаясь за стол и наливая себе вина в оловянный стакан. – В особенности, после того, что посоветовал господину аббату.
- Никто не пострадает от моих действий, - Арамис слегка побледнел от досады. – Уверяю вас, Атос, что мой духовник …
- Ах, так это духовник… - протянул Оливье, сохраняя совершенно серьезный вид. – Тогда, конечно, духовник вхож в самые высшие круги…
- Отец де Поль вас не устраивает? – воскликнул с вызовом молодой человек, выведенный из себя.
- Простите, Арамис, - Атос враз сбросил в себя маску циника, - простите меня за неуместные высказывания, но и вам, право, не стоило бы впутывать его преподобие в такие дела.
- Отец Венсан никогда не откажет от помощи страждущим, - ответил Арамис с досадой, потому что уже жалел, что не сдержался, и выдал имя своего духовника. Скромный мушкетер, несостоявшийся аббат – и отец Венсан де Сен-Поль: странная связь, непонятная непосвященным. – Вы должны знать этого пастыря, Атос, - резко бросил он товарищу, указывая тем самым, что и Атос не чужой в этих высших сферах общества.
Атос склонил голову, признавая свою неправоту.
Д’Артаньян молча переводил взгляд с одного на другого, потом вздохнул и взялся за еду.
- Я надеюсь на вас, Арамис, - только и сказал он. – А что миледи? – д’Артаньян тут же вспомнил, что угрозу, которую представляла для них эта женщина, никто не снимал.
- Я же сказал, что я сам займусь этой дамой, - поднял голову Атос, выходя из состояния задумчивости.
- А пока мы займемся этой армией, - воскликнул Портос, вставая во весь рост и показывая пальцем на Ла Рошель. – Черт возьми, господа, но это уже похоже будет на настоящий штурм: они все вооружены.
- Это будет сражение на равных, - обрадовался Атос.
- На равных? Четверо мушкетеров и один слуга против пятидесяти человек? Клянусь, их там не меньше полусотни. И вот еще человек тридцать из ворот вышли. Атос, мне кажется, это будет наш последний бой, – вполголоса пробормотал д’Артаньян, и Атос не нашел воодушевления в голосе гасконца: это заставило его окончательно вернутся мыслями к действительности.
- А разве это не наш долг, как солдат и как дворян, положить свою жизнь на алтарь отечества? Мы присягали королю и Франции, господа!
- Да так ли виноваты, в конце концов, эти гугеноты? – Портос пожал плечами. – В чем их вина? В том, что они против псалмов на латыни да против исповеди?
- Не все так просто, друг Портос! – остановил его Арамис. – Не забудьте, кто стоит во главе мятежа: герцог де Роан со всем своим семейством. - И Арамис быстро и незаметно бросил взгляд на Атоса, но тот, кто имел отношение к мятежному роду, даже бровью не повел. Почему Ришелье так заботится об их друге? Не родство ли с Роанами и Монморанси так важно для кардинала, который хочет решить некоторые вопросы не без помощи Атоса? Уж не хочет ли кардинал видеть в их друге парламентера? Все эти мысли промелькнули в голове Арамиса и оставили даже не след – зарубку на память. Додумать мысль он не успел: стало не до размышлений. Они приняли бой, настоящий бой, в котором могут сто раз убить. Спасало то, что стреляли друзья метко, и каждый выстрел попадал в цель, выводя из строя очередную жертву, а еще то, что были они защищены стенами бастиона и всю диспозицию наблюдали с высоты.
Когда число убитых и раненых превысило тридцать человек, ларошельцы отступили за подкреплением. Так как друзья находились на бастионе много больше оговоренного часа, можно было и уходить. Захватив салфетку, которая за это время была в нескольких местах пробита пулями, компания отступила к лагерю. Поскольку бастион стоял как раз у поворота дороги, горожанам стены мешали заметить отход такой малочисленной группы людей, и объявились они на бастионе только тогда, когда мушкетеров и след простыл.
- Представляю, как они удивятся, не найдя нас на месте, - довольно потирал руки Портос, который оценил, наконец, преимущества завтрака на лоне природы. – О! Слышите! – он расхохотался своим зычным хохотом, который точно услышали на Сен-Жерве. – Спорю, они сожалеют о том, что не пришли разделить нашу трапезу. Бедняги, они, наверное, уже забыли, как выглядят каплун и ветчина.
Ответом ему послужили яростные вопли и божба, которые донеслись со стен бастиона. Ларошельцы добрались до остатков пиршества друзей.

• «Парпайо» - название кабачка переводится как «Нечестивец». Так называли в народе гугенотов и это было равносильно ругательству.

 Отправлено: 21.07.20 16:01. Заголовок: Это еще не конец, но..

Это еще не конец, но мне пришлось выложить все. что уже написано, потому что у меня полетел Ворд.

 Отправлено: 21.07.20 18:58. Заголовок: Стелла,очень хорошо...

Стелла,очень хорошо. Но есть два возражения:
1, Деревушка Гримо, находящаяся напротив Сен Тропе славилась как раз необычной для южан молчпливостью ее жителей Выходец из нее не мог быть суетливым болтуном.
2. Атос увидел Анну лицом к лицу, издевающуюся над ним, повернулся к ней спиной и сбежал? Он мог быть сколь угодно пестующим свое горе пьяницей-но трусом , никогда.

 Отправлено: 21.07.20 19:11. Заголовок: Что в Гримо живут мо..

Что в Гримо живут молчуны я не знала, буду иметь в виду.)) Будем считать, что Гримо потому и не прижился у себя, что был суетлив и болтлив.
И все же, этот Атос - не железный граф. Да, у меня он и слабее и нерешительнее того, что у Дюма. Но это Атос, который не вешал миледи, и, в конечном итоге, до такой драмы не дошло, как в романе.
Я когда пишу, очень приблизительно знаю, что будет. Персонажи у меня уходят из рук.)))

 Отправлено: 22.07.20 13:58. Заголовок: Стелла, :sm36: ! Зн..

Стелла, !
Знакомые фрагменты, как в калейдоскопе, поворачиваются под другим углом - и складывается иная картинка. Очень удачно, на мой взгляд, "отзеркалены" мысли Атоса по поводу сотрудничества с Ришелье. Интересен образ Стефана (и веревка нашла-таки свою Анну!) Хороши сцена визита Рошфора к Арамису, штрихи к прошлому гасконца.
Но рост Портоса под 2,4 м - не слишком?.. (если принимать фут в среднем за 30 см). И еще: "пивные заведения" как-то уж очень близко к пиву; может, лучше "питейные"?..

 Отправлено: 22.07.20 14:02. Заголовок: С Портосом точно ляп..

С Портосом точно ляп - надо глянуть у ДЮма, там что-то 1.95 набегало.
Питейные - точно, вы правы,Grand-mere

 Отправлено: 24.07.20 16:57. Заголовок: Глава 15. Фельтон Ба..

Глава 15. Фельтон
Баронеса Винтер леди Кларик никогда не думала, что Шотландия будет так негостеприимна к ней. В конце концов, это была ее родина, она родилась здесь, где-то в маленьком городишке рядом с Эдинбургом. Хотя, говоря откровенно, ей нечего было предъявить Шотландии, а вот лорду Винтеру, своему деверю, она уже могла предъявить целый список обид. Теперь же это были уже не мелкие семейные счеты – лорд, своим неуместным гостеприимством срывал ей поручение Ришелье. Кардинал не простит ей неудачу, ему нет дела до семейных склок, перед ним на кону – война с Англией, к которой Франция не очень готова, иначе не стала бы заручаться согласием Оливареса. Если ей и удастся вырваться из «объятий» Винтера, она все равно не уйдет от Ришелье.
Анна почувствовала, как ее охватил озноб: кардинал ни на секунду не задумается, если ему придется убрать свидетеля своих тайных замыслов, в особенности, если он узнает, что расписка в руках Атоса.
Напрасно она считала Оливье податливой глиной в своих руках: рано или поздно наступил бы день, когда она поняла бы, что имеет дело с гранитом. И тогда пришлось бы прибегнуть к крайнему средству, как и произошло с ее английским мужем. Но и в том, и в другом случае ей нужен был ребенок. Джон-Френсис родился доношенным, и ей удалось не сделать мужа свидетелем этого рождения: бедняга не дожил совсем немного до этого дня.
Она рассчитывала, после выполнения поручения побывать в Лондоне и повидаться с сыном, а, заодно, и уплатить кормилице на пару лет вперед. Если ее положение во Франции будет устойчивым, и если ей удастся отделаться от деверя, ничто не помешает ей свободно распоряжаться наследством мужа вплоть до совершеннолетия Джона. Годам к семи она сможет забрать мальчика во Францию, а к годам десяти определить его в какой-нибудь престижный коллеж уже в Англии, чтобы он получил достойное его знатности образование.
Знатности… миледи таинственно улыбнулась. Что и говорить, она все проделала быстро и сумела повести лорда Кларика к венцу очень вовремя. Отец Джона не догадывается, что стал им, но у Анны к этому человеку даже осталось чувство, похожее на благодарность: в тяжелую минуту он и приютил ее, и помог с деньгами. А она расплатилась с ним тем, что всегда было при ней – своей красотой.
До Англии она добиралась почти неделю – погода не благоприятствовала плаванию, противный ветер и сильное волнение делали свое дело. Миледи даже подумала, что сам Бог противится воле его преосвященства. Белые скалы Дувра, возникшие из тумана, совсем не обрадовали ее: она боялась своей миссии, дурные предчувствия не давали ей ни минуты покоя. И ждавшая ее у причала карета с офицером у дверцы испугала до дрожи.
Однако, офицер был предельно вежлив, представился Джоном Фельтоном, объяснил, что послан лордом Винтером, который, предвидя приезд своей сестры, уже несколько дней держал наготове дорожную карету к услугам миледи, не допуская даже мысли, что ее никто не встретит, и не желая, чтобы она ночевала где-то в портовой гостинице.
Потом он отвез ее, но не в Лондон, а сюда, в свой замок, в Шотландию, что заставило ее засомневаться в добром отношении лорда уже тогда, когда в окошке кареты, вместо знакомых ей предместий Лондона, замелькали непривычные пейзажи и холмы. Миледи затребовала объяснений, но Фельтон, сохраняя все ту же вежливость, предупредил ее, что будет стрелять при малейшей попытке к бегству. Анна поняла, что она пленница, и только лорд Винтер сможет дать ей вразумительный ответ, что побудило его так поступить. При первом же его посещении, на недоумевающий вопрос Анны, откуда он узнал, что она собирается вернуться в Англию, тот только усмехнулся.
- Я получил письмо от вашего французского жениха, - без обиняков ответил лорд Винтер. – Он рассказал мне о ваших планах насчет меня, лорда Бэкингема и всех, кто вам неугоден.
Такая прямота не оставляла миледи никаких надежд, но не в характере миледи было сдаваться без боя или признавать свою вину. Лгать вопреки очевидному – единственное, что ей оставалось.
- Я не понимаю вас, о каком письме и о каком женихе вы говорите, брат? – беспомощная улыбка скрыла панику, на миг промелькнувшую на ее лице. Мой бедный покойный муж оставил какое-то письмо? Он обвинял меня в чем-либо? Я спрашиваю вас, потому что решительно не могу понять, о чем идет речь. Если бы я собиралась сделать то, в чем вы меня обвиняете, разве он стал бы жениться на мне? Да, мы недолго пробыли женихом и невестой, да, недолго были счастливы в браке, но все это не требует доказательств, потому что остался наш сын – самый веский довод нашего брака.
- Интересно, что бы сказал мой брат теперь, если бы смог увидеть своего, так сказать, сына? – воскликнул лорд Винтер.
- У него не возникло бы никаких сомнений! – твердо ответила миледи.
- А у меня возникли: ребенок совершенно не похож на моего брата. Даже на того, каким тот был в детстве, - Винтер нервно расхохотался.
- Сын редко бывает похож на отца, - пожала плечами миледи и величественно встала с кресла; на самом деле ее охватила паника: деверь сумел все же найти дом, где она прятала ребенка именно от его глаз. – К тому же дети все время меняются, так что ваш вывод основан только на вашем предвзятом отношении, милорд. Или, - добавила она, делая вид, что охвачена страшным подозрением, - или мой мальчик помеха для вас на пути к наследству? Вам мало того, что вы имеете, вам хочется еще и опекунства над Джоном, чтобы воспользоваться его деньгами до его совершеннолетия? Этому не бывать, пока жива я, его мать! – закончила она уже с явной угрозой.
- Послушайте, сударыня, - лорд с трудом заставил себя сохранять спокойный и немного насмешливый вид, слушая эту гневную тираду любящей матери, - я не верю ни единому вашему слову, но сделаю вид, что меня тронули ваши слова. – Я прикажу привезти вашего сына сюда, и вы оба будете здесь в полной безопасности, клянусь вам. Вы сможете сами заботиться о вашем мальчике и наконец-то отдавать все свое время его воспитанию.
- Да, вы правы, так будет лучше! – миледи улыбнулась сквозь слезы, которые послушно пролились из ее глаз. – Вы совершенно правы, брат: так вам будет проще избавиться от нас. По крайней мере, мы с моим бедным мальчиком умрем вместе, и никому в голову не придет нас разыскивать. Но берегитесь, лорд Винтер: есть Высший суд, и он доберется и до вас! – И она оттерла слезы и гордо выпрямилась, опираясь на спинку кресла.
- Что же, так тому и быть, - лорд, пораженный артистизмом своей свояченицы, уже испытал сомнение, так ли он прав, обвиняя ее в черных замыслах, но мысль привезти мальчика ему понравилась. – Я сам отправлюсь за ребенком, и учтите: если вы в этот период попытаетесь бежать или устроите какую-нибудь очередную подлость – пеняйте на себя. Мальчик будет моим козырем в нашей игре.
- Я и не сомневаюсь, что именно у вас хватит на это подлости, - бросила ему в лицо Анна со всем возможным презрением.
****
Ни Винтер, ни миледи не обратили внимания, что за дверью, слушая весь этот диалог, стоял в это время Фельтон. Первым движением офицера, едва он услышал повышенный тон беседы брата с сестрой, было покинуть коридор, но потом он засомневался: лорд Винтер, давая ему инструкции, как обращаться с дамой, которую ему надо встретить и сопроводить в замок лорда, прямо предупредил, что от нее можно ожидать всего, и что она опасна.
Итак, Фельтон остался, хоть ему и претило подслушивать. Человек прямой и честный, он привык к ясным и четким командам, но ему еще ни разу не приходилось сторожить знатную даму. Сейчас, поневоле прислушиваясь к громким голосам спорящих, и слыша, как собираются играть жизнью маленького мальчика, он испытывал смущение и отвращение. Фельтон, будучи морским офицером, тем не менее не обладал ни деньгами, ни положением, зато являлся мужем и отцом шести детей, ведущих жалкое существование. Детей он нежно любил и мучился от сознания, что не может обеспечить им достойную жизнь.
Прямой и бескомпромиссный характер доставлял Джону Фельтону много проблем. Если бы не лорд Винтер, он бы не получил и своего лейтенантского чина. Теперь, по совету лорда, Фельтон отправил очередное прошение адмиралу флота, которым являлся герцог Бэкингем. Это было уже третье прошение, и на него все еще не было ответа. Где-то в глубине души у моряка зрело решение испросить аудиенции у могущественного фаворита, но храбрый на море и в бою, Фельтон становился робким и неуверенным со стоящими выше его по положению и происхождению.
Тем временем Винтер закончил беседу с миледи и вышел, хлопнув дверью. Лейтенанта он не заметил, и Фельтон не без трепета зашел в комнату.
Миледи плакала. Плакала настоящими, на этот раз почти непритворными слезами, слезами злости, беспомощности и страха, слезами унижения и невозможности отомстить за него.
Красивая женщина, в особенности красиво плачущая женщина, не может оставить равнодушным мужчину. А миледи Винтер плакала такими крупными, такими детскими слезами, которые катились из под опущенных черных ресниц, густых, длинных, пушистых ресниц, ее черные брови были так страдальчески изогнуты, что Фельтон ощутил, как что-то неведомое проникло в его душу, заставило ее затрепетать, как в ранней юности, и сжаться от острой жалости. Женщина страдала, и страдание ее было настоящим. Какой бы она не была, что бы о ней не говорил лорд Винтер, но она была матерью, которую разлука с сыном заставляла испытывать истинные муки. О, что бы сказал бедный лейтенант, если бы услышал слова и гнусные ругательства, которыми осыпала в душе миледи лорда Винтера? Какие кары призывала она на его голову, как клялась заложить свою душу силам Ада, только бы разделаться с ним! Но лицо ее, черты ее оставались чисты, и искажали их только боль и беспомощность.
- Сударыня! Не плачьте! Не плачьте, умоляю вас, потому что вы проливаете слезы зря. Ничто не грозит вам и вашему сыну, уверяю вас, - Фельтон осторожно взял миледи за руку. – Лорд Винтер совсем не так свиреп, как хочет казаться: он добрый и отзывчивый человек, уверяю вас. Он привезет вашего малыша, и у вас будет все, чтобы вы чувствовали себя в безопасности. А со временем, я уверен, он даст вам возможность уехать отсюда. Надо только набраться терпения.
- Терпения!? – воскликнула миледи, выдергивая свои пальцы из рук Фельтона, который испуганно отпрянул при этом движении. – Терпения, говорите вы? А кто мне поручится, что это не простая уловка, чтобы я смирилась? У меня нет времени ждать! – неосторожно вырвалось у нее, и она тут же постаралась сгладить это впечатление от своих жестов и слов. – Как я могу ждать, когда речь о моем ребенке? И пусть лорд Винтер сделает так, что моего Джона мне привезут живого, откуда мне взять уверенность, что с ним ничего не случится уже здесь, даже в моих объятиях? – она взглянула на Фельтона и увидела в его глазах испуг: он представил, что она права.
Анна замолчала: она посеяла сомнение в душу своего стража, теперь надо было быть осторожнее. Она пока не знала ничего об этом лейтенанте, но за сомнением всегда приходит откровенность. Если действовать умело, она вполне может сделать его своим сторонником, а из сторонника недолго стать и помощником. Но время! Его у нее оставалось мало: всего неделя, может быть дней десять. Она уже понимала, что ей не удастся переговорить с Бэкингемом, так что оставался только один способ не допустить экспедиции англичан в Ла Рошель. Миледи думала об этом варианте без трепета; ее волновало, как исполнить то, что исполнить надо было любой ценой. А вот потом она сможет вернуться и вытребовать для себя и сына все, что пожелает. Или… или ей придется бежать куда глаза глядят, и одной: с малым ребенком она рискует ничего не добиться.
Лорд Винтер привез мальчика через три дня. Скольких лошадей он загнал при этом, или плыл при попутном ветре по спокойному морю, она не спрашивала. Просто обняла ребенка, покрыла его поцелуями, отлично зная, что на нее смотрят и следят за каждым ее жестом, каждым словом. Она так хотела убедить всех этих соглядатаев в своей материнской любви, что поверила в нее и сама. Это было несложно: мальчик – светлоглазый и золотоволосый, был и вправду очарователен. У Винтера своих детей не было, и он понятия не имел, что делать с маленькими детьми, но, против ожидания, хлопот ему Джон-Френсис не доставил: мальчик большую часть времени или спал, или смотрел в окно кареты, а до того – сидел на палубе, как завороженный глядя на волны и горизонт. Когда Винтер хотел его увести в каюту, он заартачился, а потом вдруг спросил: «А что там, под волнами, глубоко-глубоко?» И лорд растерялся, не зная, что ответить ребенку, который поднял на него недетский взгляд.
- Вырастите, научитесь плавать и посмотрите, - ответил взрослый, пряча глаза.
****
В первый же день Фельтон принес несколько игрушек, которые одолжил у своего младшего сынишки: ребенку надо чем-то заняться. Анна удивилась, откуда у явно нищего лейтенанта оказались деньги на подарки. Фельтон улыбнулся и рассказал, что попросил у своего сына эти игрушки для мальчика, которого привезли к матушке. Миледи обрадовалась: появилась возможность узнать о своем страже что-то важное, существенное, что могло помочь ей.
- Так вы женаты, господин Фельтон? – очень естественно удивилась она, поправляя платьице сына.
- О да, мадам, и Бог благословил наш брак четырьмя дочерями и двумя сыновьями.
- Так вы богач, Фельтон, - рассмеялась миледи, и у него трепыхнулось сердце от радости: она обошлась без слова «господин».
- К сожалению, это мое единственное богатство, - вздохнул он тяжело и с горечью добавил: - моя бедная Абигайль, должно быть, проклинает меня. Я ей так много обещал и так мало смог дать. Она одна тащит воз наших бед, потому что я пропадаю большую часть года в море.
- Но ваше жалование? – миледи ощутила прилив вдохновения, что бывало с ней всякий раз, когда она находила в нужном ей человеке струну, на которой могла играть.
- Жалование?! Его едва хватает на оплату жалкого жилья и еды. А у меня четыре дочери, которых предстоит выдать замуж. Мне неоткуда взять для них приданое, а в монастырь они не уйдут: мы протестантская семья.
- Для монастыря тоже нужен взнос, - пробормотала Анна, опустив глаза. – Фельтон, а вы никогда не пробовали подать прошение о повышении в чине?
- Пробовал – и неоднократно. И безрезультатно. Мне не остается иного пути, как идти прямиком к герцогу.
- К какому герцогу? – удивилась миледи, но дыхание у нее на мгновение прервалось: неужели рыба сама идет ей в сети? Это было бы неслыханной удачей.
- К герцогу Бэкингему. Именно на его имя я, по совету лорда Винтера, и отправлял свои прошения.
- И безрезультатно! - уже не вопрошая, а скорее утвердительно, не без труда разыгрывая участие, произнесла миледи: всегда бледные ее щеки заалели от возбуждения.
- Вам кажется, что герцог просто не читал мои прошения? – с обидой пробормотал Фельтон, который такую мысль с некоторых пор допускал.
- У герцога нет ни времени, ни желания заниматься тем, чем он обязан был бы заниматься, - тяжело вздохнув, миледи привлекла к себе сына и усадила мальчика к себе на колени: она прекрасно отдавала себе отчет, как смотрятся они вместе с ребенком, который тут же обвил ее шею руками. – Я тоже обращалась к нему с просьбой, но он даже не стал делать вид, что читал мое отчаянное письмо.
- Он отказал ВАМ? – Невероятно, - потрясенный до глубины души, моряк отшатнулся.
- Он передал мне через своего друга, лорда Винтера, что сможет принять меня лишь после окончания ларошельской компании. Благодаря Господу, я более не нуждаюсь в его помощи, потому что своим заключением я обязана именно Бэкингему, - с горечью добавила миледи.
Фельтон ничего не ответил, но само молчание его сказало миледи, что ее подозрения не напрасны: она не зря считала фаворита Карла 1 своим врагом.
Фельтон откланялся, сказав, что ему необходимо обдумать свое положение, а Анна дружески протянула ему руку, которую он почтительно поцеловал на прощание, чуть сильнее, чем следовало, сжав ее нежные пальчики.
- "Еще немного, и ты будешь моим покорным орудием", - подумала миледи, глядя ему вслед. - Только думай, молю тебя, быстрее, у меня почти не осталось времени.
****
На следующий день Фельтон появился лишь под вечер: он был бледен и имел вид человека, решившегося на отчаянный поступок. Миледи бросила на него быстрый взгляд: ее страж пришел с какой-то новостью.
Фельтон начал с того, что отослал обоих солдат, заявив, что до полуночи они свободны. Потом он подошел к кровати и посмотрел на Джона-Френсиса, который крепко спал.
- Я хотела попросить или вас, или лорда Винтера распорядиться о кр для мальчика, - кротко сказала Анна, вставая и подходя к Фельтону.
- Лорд Винтер уехал в Лондон, - глухо вымолвил Фельтон. – Он уехал хлопотать о месте ссылки для вас с сыном.
- Боже мой, - пробормотала Анна, сжимая похолодевшие щеки.
- Кроватка вашему Джону не понадобится, - Фельтон перестал рассматривать мальчика и круто развернулся лицом к Анне. – Присядьте, миледи, я вам должен рассказать все, что я надумал этой ночью. – Он отвел ее к креслу, усадил, а сам придвинул поближе стул, чтобы можно было разговаривать шепотом. – Сегодня ночью я не сомкнул глаз, мадам, я думал о вас, и о своей судьбе тоже. Я уже не молод, я всю жизнь тяжко трудился, я ничего не смог дать своей семье, и я понял, что без меня им будет проще. Моя никчемная и неудавшаяся жизнь всем в тягость, и у меня есть шанс совершить хоть что-то стоящее в этой жизни.
- Что вы задумали, Джон Фельтон? – миледи придала своему голосу торжественность и печаль.
- Что я задумал? Не считайте, что мое решение – это плод одной ночи раздумий. Нет, это всего лишь окончательный итог моих мучений, моей неуверенности и бесперспективности моих устремлений. Я хочу отдать свою жизнь на благое дело, мадам, раз мне не удалось ее прожить с толком. Пусть лучше моя семья гордится тем, что ее глава отомстил тирану, чем проливает слезы над могилой неудачника.
- Что вы задумали, Фельтон? – повторила миледи, хватая его за руки.
- Я отправлюсь в Портсмут, откуда должна отплыть эскадра Бэкингема, я потребую у него принять меня и передам ему ваше письмо, которое вы сейчас напишете с тем, чтобы он немедленно удовлетворил вашу просьбу. Если же он откажется…
- Он откажется, - вставила миледи.
- Тогда я напомню ему о своей просьбе, и, клянусь Богом, если он не ответит мне, я… - Фельтон судорожно сжал эфес своей шпаги, - я избавлю Англию от этого чудовища.
- Джон Фельтон, это насилие. Любое насилие чревато карой Божьей. Подумайте, что станется с вами, что станется с вашей семьей, которая станет совершенно беззащитна перед мнением людей, ее окружающих, перед законом, который будет ее обвинять вместе с вами, - миледи с ужасом схватила Фельтона за руку. – Нужно найти другой выход из положения.
- О чем вы говорите, миледи, - горько улыбнулся моряк. – Я передумал и перепробовал все, что мне доступно. Только личное свидание с Бэкингемом может для меня прояснить ситуацию, но ведь дело не только во мне, сударыня. Герцог – это опухоль на теле Англии и, только вырезав ее можно избавиться от болезни, которая зовется - Бэкингем.
Миледи встала, обняла Фельтона и поцеловала его в лоб.
- Сделай это, друг мой, - произнесла она, перекрестив его, - сделай, и имя твое навсегда войдет в историю, как имя св. Георгия. А я, как только верну себе свои права, не забуду твою семью, я не забуду тебя. Я устрою тебе побег вместе с твоей семьей, вы уедете в Новую Францию и там никто не вспомнит о вас.
- Для этого, моя леди, вам надо бежать отсюда.
- Но как это сделать?
- Я беру это на себя. Завтра мы с вами отсюда уедем. А пока – отдохните: вам понадобится немало сил.
****
Фельтон устроил все: миледи осталось только отдать ему письмо для Бэкингема, собраться в дорогу, захватив минимум вещей для себя и ребенка, и спуститься по потайной лестнице к неприметной калитке у обрыва. Там их ждали лошади, Фельтон усадил миледи в седло, взял к себе Джона, чем привел его в восторг, и они полетели, как на крыльях, через вересковую пустошь к поджидавшей их у подножия холма карете.
Дорогу в Лондон миледи помнила плохо: ее снедало лихорадочное нетерпение. Фельтон проводил ее почти до ворот столицы, обменялся с кучером несколькими словами и, спешившись, влез в карету.
- Мне пора, - проговорил он, глядя на миледи с невыразимой тоской. – Мне пора, мой ангел. Молитесь за меня, и не забудьте о моей семье. Это письмо вы отдадите моей Абигайль… потом, когда все закончится. – Он отдал ей письмо, потом припал к ее руке долгим, совсем не братским, поцелуем, вышел, осторожно прикрыв дверцу и, вскочив на коня, умчался, приветственно взмахнув шляпой.
- Пошел, - крикнула миледи кучеру. – в Лондон!
****
Джон обрадовался, увидев свою кормилицу вновь. В нескольких словах Анна объяснила, что им необходимо уехать из этого дома на несколько лет, что она нашла им отличный домик выше по течению Темзы, что там их никто не знает и им ничего не грозит. Она была очень убедительна, она умела и напугать, и тут же успокоить, а лучшим доводом были деньги – увесистый кошелек. Анна сама увезла их в этот домик, который она сняла на три года. Она провела еще несколько часов с сыном, потом поцеловала на прощание мальчика, который вцепился в ее плащ и не хотел отпускать матушку, крича, что он боится.
Эта истерика подействовала на миледи самым удручающим образом: она начала по-настоящему страшиться будущего. Но дело, порученное ей кардиналом, требовало ее присутствия в Портсмуте. Она наняла флинт и ждала новостей, оставаясь на рейде.
Наступило 23 августа – день, когда английская эскадра должна была выйти в море. Герцог Бэкингем вот-вот должен был взойти на борт адмиральского корабля, его ждали с нетерпением, что не мешало фавориту не спеша заканчивать свой туалет. Вошедший слуга доложил, что его хочет видеть лейтенант королевского флота Фельтон. Бэкингем, настроенный в этот день весьма благодушно, махнул рукой, велев впустить этого человека. В комнате, кроме них двоих, не осталось никого, поэтому, когда герцог начал звать на помощь, прибежали не сразу, и в дверях наткнулись на Фельтона, чьи руки были в крови. На ковре корчился смертельно раненый Бэкингем.
На вопрос, почему Фельтон поднял руку на герцога, моряк отвечал одно и то же: «Герцог не хотел дать мне повышение по службе».
Едва заслышав выстрел из пушки, миледи приказала брать курс на Кале. Позади осталась Англия и сын, которого она оставляла надолго, если не навсегда.

 Отправлено: 25.07.20 13:22. Заголовок: Глава 16. Deus vult ..

Глава 16. Deus vult - Этого хочет Бог

Дорога шла через лес, карета подпрыгивала на каждой кочке, и Анна не выдержала. Эти места она знала отлично, до монастыря было рукой подать, и она решила пройтись пешком. Время близилось к полудню, скоро прозвучит монастырский колокол, и она почувствовала, как устала, измучилась и голодна.
Впереди по дорожке шли две послушницы с полными корзинами. Миледи секунду раздумывала, потом окликнула женщин: идти за ними незаметно у нее все равно бы не получилось, а вот завести знакомство проще вне стен монастыря. Обе послушницы испуганно обернулись, но, завидев женщину, успокоились и стали между собой совещаться. Миледи шла к ним с самой обворожительной своей улыбкой, желая доказать, что от нее не исходит никакой угрозы. Впереди уже маячили увитые плющом стены Бетюнского монастыря: здесь ей следовало дожидаться распоряжений Ришелье.
Обе послушницы были молоды, а лицо одной из них показалось миледи смутно знакомым. У Анны была великолепная память на лица и местность: раз что-то или кого-то увидев, она запоминала это навсегда, но не всегда могла увязать потом с конкретными местами или событиями. Вот и теперь она не сомневалась: одну из девушек она уже видела, но при каких обстоятельствах - вспомнить не удавалось. Нежное, с чуть вздернутым носиком, большеглазое лицо, на котором сейчас читались и любопытство, и благожелательность, располагало к себе сразу. Миледи подумалось что, если бы не наряд послушницы, скрадывающий фигуру и прячущий волосы от нескромных взглядов, она бы уже узнала эту женщину, но нынешний наряд обезличивал внешность. Вторая послушница выглядела простушкой, а ее конопатое личико совсем юной девушки не выражало ничего, кроме откровенного восторга: серое, дорожное платье миледи было украшено серебряной вышивкой, а со шляпы на плечо падали два роскошных страусовых пера: белое и черное.
- Милые дамы, помогите мне, - нежный голосок леди Винтер располагал к доверию. – Я разыскиваю Бетюнский монастырь, и уже жалею, что решилась пройтись пешком, отослав наемный экипаж. Судя по вашим платьям – вы послушницы? Тогда вы можете знать, где находится нужный мне монастырь.
- Сударыня, вы не ошиблись: мы послушницы именно этого монастыря, а вот и он сам. Идемте с нами, мы проводим вас к матери-настоятельнице, - младшая из девушек, и более бойкая, пристроилась около миледи, в то время как старшая осторожно бросала на Анну внимательные и испытующие взгляды.
«Она, кажется, тоже видит меня не в первый раз, - подумалось миледи. – Это плохо».
Калитка в стене, почти скрытая занавесом из плюща, открылась только тому, кто знал о ее местонахождении: для этого пришлось отвести густые заросли в сторону. Миледи шла и, стараясь это делать незаметно, старательно запоминала дорогу: кто знает, что готовит ей судьба, и как при случае придется убегать.
Тропинка, мощеная кирпичами, едва просматривалась в зарослях каких-то лекарственных растений, которые монашки выращивали у себя на заднем дворе, поближе к лесу. Они еще пару раз обошли хозяйственные пристройки, и миледи открылся вид на длинный корпус жилых помещений и служб монастыря, который упирался в старинную церковь. Мощные контрфорсы и устремленные вверх конструкции храма говорили сами за себя о времени, когда строился этот монастырь. Мощно зазвучал колокол, отбивая полдень, и под сводами галереи, опоясывавшей здание по всей его длине, замелькали одеяния монашек.
- А вот и наша матушка, - звонко сообщила рыженькая послушница, и поспешила вперед, к аббатисе - еще не старой женщине, которая, едва завидев миледи в обществе своих послушниц, приняла позу неприступной хозяйки, сразу напомнив Анне наседку, готовую защищать своих цыплят. Аббатиса была маленькая, кругленькая, румяная, и в суетливых движениях ее, в том, как она размахивала своими короткими ручками, словно крыльями, было столько от курицы, что миледи едва сдержала улыбку.
- Сестрица Полин, вы заставляете нас беспокоиться. Вы ушли так рано и так задержались, что мы уже не знали, что и подумать. Прошу вас впредь быть осмотрительней. Вдобавок, с вами наша новая сестра, которой надо быть вдвойне осторожной! – аббатиса покачала головой, всем своим видом демонстрируя, что ей не по душе такие долгие прогулки вне стен монастыря. – Но вы вернулись не одни, а с незнакомой дамой. Могу я поинтересоваться, сударыня, что вас привело в нашу обитель?
Обе послушницы приблизились к аббатисе, преклонили колени, получили по своему благословению и поспешно убежали по направлению к храму, догонять процессию монахинь и послушниц.
Мать-настоятельница и миледи остались вдвоем, хотя Анна видела, что аббатиса спешит к службе.
- Матушка, я встретила ваших духовных дочерей случайно, именно тогда, когда уже отчаялась найти вашу обитель. Девушки были так любезны, что взяли меня с собой.
- Наш монастырь рад принять любую сестру, если она пришла с добрыми намерениями или ищет у нас приюта.
- Именно потому я должна вам вручить рекомендательное письмо, которое вам объяснит, почему я здесь, и именно у вас я хочу просить возможности немного пожить и успокоиться душой в таком райском месте, - вдыхая полной грудью деревенский воздух ответила ей миледи, доставая из-за корсажа заветное письмо, запечатанное личной печатью Анны Австрийской. Какими правдами и неправдами была подделана под почерк королевы эта рекомендация для дела роли не играло: она убедила аббатису, что миледи Винтер прячется от гнева кардинала, и ей необходимы помощь и уединение.
Она получила уютную, солнечную комнату, сносную постель, уединение и полную свободу передвижения. Теперь она много времени уделяла воспоминаниям и, что удивляло ее безмерно: вспоминала свою жизнь в Тамплемарском монастыре, куда попала совсем еще девочкой десяти лет. Жизнь никогда не баловала ее, единственным ее богатством была красота. Анна очень рано поняла, что это сокровище и, если распорядиться им умело, она сумеет добиться в жизни и положения, и денег. И именно ее расцветающая красота начала пугать сестер-бенедектинок. Характер у нее всегда был беспокойный, ей не сиделось на месте, она часто убегала из стен обители и бродила по окрестностям. Наверное, у нее был свой ангел-хранитель, потому что одинокая и ослепительно красивая девочка, которая за стенами монастыря ходила с непокрытыми волосами, отлично понимая, что они – едва ли не самое ее основное богатство, так ни разу и не стала добычей для любителей юных красоток.
Когда ей исполнилось шестнадцать лет, настоятельница монастыря и попечительский совет потребовали, чтобы она сделала выбор: принятие обета или дорога на все четыре стороны.
Анна испугалась: в миру у нее не осталось никого из близких, друзей тоже не было. Путь был только один: в монашки. В восемнадцать лет она приняла постриг, сменила имя Шарлотты, данное ей при крещении, на сестру Анну, и стала ждать чуда.
Чудо случилось через два месяца и звалось отец Жорж – молодой и красивый священник, который читал у них воскресную проповедь и исповедовал обитательниц монастыря. Анна присматривалась к нему не один день, пока не убедилась, что он смотрит на нее как на божество, как на ангела небесного, сошедшего на землю. Она сумела протянуть между ними ниточку дружбы и сопереживания, которая довольно быстро переросла в любовь. Анна понимала, чем рискует, и стала намекать, а очень скоро и требовать бегства. Жорж был старше, он отдавал себе отчет, что без денег ничего у них не получится, и все же в какой-то момент сломался: священные сосуды для него не были под замком, соблазн был слишком силен.
Жорж никогда не рассказывал о своей семье и о том, что его брат городской палач в Бетюне, она узнала только тогда, когда Жорж нашел ее уже после наложения клейма этим палачом. А потом было очередное бегство, но бежать через всю Францию не пришлось: они осели в городке Витри. Вот что было потом, Анна запретила себе вспоминать, потому что ее охватывал такой гнев, такая все сжигающая ненависть, что она бывала близка к обмороку.
Дня через три-четыре после приезда, гуляя вдоль стены на границе леса и монастыря, она встретила ту самую большеглазую послушницу. Женщина шла не спеша, с мечтательной улыбкой на лице, прижимая к груди какое-то письмо. Завидев миледи, она резко остановилась и спрятала его в платье, у сердца.
«Так-так, прячем любовное послание от посторонних глаз», - про себя улыбнулась Анна, с доброжелательным видом, не таясь, рассматривая женщину. – «Какая верность любимому и какое постоянство!*», - пробормотала она и споткнулась. – Констанс! Констанс Бонасье, - едва не вскрикнула Анна, пожирая глазами послушницу. – Так вот куда ее упрятал этот негодяй гасконец!
- Милочка, как я рада увидеть знакомое лицо! – миледи пошла навстречу женщине, протягивая руки. – Мне так одиноко, не с кем словом перемолвиться, меня сторонятся все: и послушницы, и монашки, и госпожа аббатиса.
- В этом монастыре не принято докучать дамам, которым хочется уединения, - вежливо ответила послушница, в которой миледи только что признала возлюбленную д’Артаньяна.
- «В этом монастыре» сказали вы? Разве это не ваш монастырь? Разве вы не собираетесь принять в нем постриг? – очень натурально удивилась миледи Винтер, но мадам Бонасье не стала ей отвечать, только взглянула на нее, отворяя перед гостьей все ту же неприметную дверь. Миледи поняла, что вопрос был лишним, и придется сглаживать столь бестактное любопытство. С другой стороны, собственная оплошность подсказала ей образ говорливой и не слишком умной дамы света, которая перестаралась в своих усилиях служить королеве, и теперь вынуждена искать защиты и места, где можно спрятаться и от недовольства королевы, и от гнева кардинала. Месть гасконцу, о которой она так мечтала, стала простой и осуществимой.
- Вы действительно не боитесь гулять за пределами монастыря? – миледи, подходя к своей келье, остановилась на пороге и толкнула незапертую дверь: в монастыре не было принято запирать свои жилища на ключ, достаточно было просто притворить дверь. – Не хотите зайти ко мне поболтать?
- Мне некого бояться, - без улыбки ответила Констанс, которую неизвестная дама чем-то раздражала: возможно, некоторой назойливостью и бестактностью.
- А я, после слов аббатисы, признаться, подумала, что вам угрожает какая-то опасность. К счастью, я ошиблась, судя по тому, как вы беззаботны, сударыня. Ну, если вам сейчас не хочется поболтать, я буду рада видеть вас в любое время, - добавила миледи, улыбаясь одной из самых своих обворожительных улыбок, и придерживая дверь, снабженную пружиной.
- Благодарю, мадам, за приглашение, я непременно им воспользуюсь, но в другое время, - мадам Бонасье поклонилась, миледи ответила благосклонным кивком знатной дамы, и женщины расстались.
Констанс не пошла к себе, а направилась в церковь и, преклонив колени, обратилась к Богу с молитвой. Она молилась о том, чтобы смерть и беда миновали ее любимого, молилась о том дне, когда он приедет забрать ее, как написал в своем письме, и о том, чтобы никто и ничто не мешало их счастью. Молитва всех любящих и влюбленных, как быстро дошла она до Господа? А может, он не услышал ее в том гигантском хоре, который ежесекундно поет ему то славу, то возносит к нему свои бесконечные просьбы и пожелания? Как бы не повернулись теперь события, но Констанс Бонасье оказалась в смертельной опасности. Слабое предчувствие толкнулось в ее душе, но женское любопытство -- недостаток и достоинство дочерей Евы, приказывало ей идти к гостье.
Миледи обрадовалась Констанции непритворно: жертва охотно сама лезла в мышеловку, даже не ведая, найдет ли там вожделенный сыр. Ну, что ж, тем хуже для нее: женщина доверчива, предана тем, кого любит, а насколько умна – это прояснит беседа. Скучать миледи, ожидая графа Рошфора, не придется: ей будет, что предъявить кардиналу в свое оправдание.
- Милая моя, как хорошо, что вы нашли полчасика, чтобы развеселить меня, - проворковала она, усаживая мадам Бонасье за стол, накрытый к обеду: аббатиса прислала гостье блюда со своего стола. – Я понимаю, что ваш день заполнен обязанностями послушницы, и тем приятнее мне, что вы сумели найти время и для меня.
- По правде говоря, я не слишком занята в монастыре, - улыбнулась Констанс, - мое пребывание в нем обусловлено желанием высочайших особ.
- Бог мой, так вы не собираетесь в монахини, - миледи всплеснула руками. – Кто же мог вас заточить в монастырь против вашего желания? Ох, простите, - тут же спохватилась она, - я опять нескромна. Это мой серьезный недостаток: желая быть участливой, я часто перехожу границу, дозволенную воспитанием. Я любопытна, но, уверяю вас, делаю это только из участия к человеку, который мне симпатичен. А вы мне симпатичны, в особенности еще и потому, что ваше лицо мне смутно знакомо. Я не могла вас видеть при дворе?
- При дворе? – мадам Бонасье подняла на миледи пристальный взгляд, в котором читалось сомнение. – При дворе – возможно, мы и встречались. Только, сударыня, вряд ли это были встречи в одном кругу. Я бывала в Лувре, но не среди дам высшего света.
- Тогда, возможно, среди тех, кто служит при их величествах? – пристально глядя на Констанс предположила коварная Анна.
- Я действительно служу ее величеству, - неохотно призналась мадам Бонасье, ощущая уже серьезное беспокойство, и все сильнее желая покинуть общество странной гостьи монастыря. – Но моя должность совсем незначительна, и вы могли меня видеть, только если бывали лично в покоях нашей королевы.
- Именно там я вас и видела! – воскликнула миледи и счастливо рассмеялась. – Вы – кастелянша ее величества Анны, и крестница месье де Ла Порта.
- Это так, - после небольшой паузы призналась мадам Бонасье.
- Дитя мое, да чем же вы провинились перед ее величеством, что она сослала вас сюда, в этот монастырь? – ахнула миледи. – Мне вы кажетесь совершенно преданным человеком. А впрочем, о чем это я, когда я сама – лучший пример человеческой неблагодарности.
- Вы, сударыня? – Констанс не смогла скрыть своего изумления. – Но кто вы, как ваше имя?
- Я хочу сохранить свое инкогнито, но не для вас, моя дорогая. Мое имя – леди Винтер, - и, увидев, как отшатнулась Констанс, она грустно улыбнулась. – Вот и вы, дитя мое, слыша мое имя, готовы вскочить и убежать от меня, как от чумы. Вот что значит людская молва!
- Людская молва мне ничего плохого не приносила, - пожала плечами мадам Бонасье.
- Если это не людская молва, не досужие сплетни людей, которым выгодно выставить меня врагом ее величества и другом кардинала, тогда как это все назвать? – горько произнесла миледи, вставая и прохаживаясь по келье, и ломая себе пальцы от сдерживаемого бешенства. – Ах, боже мой, милая моя мадам Бонасье, женщину так легко опорочить, так несложно навесить на нее мнимые прегрешения только ради того, чтобы обезопасить себя, скрыв собственные грехи. Мужчинам это сделать проще, чем женщинам, они свободны в своем выборе, они спокойно могут раздавать обещания легковерным и доверчивым женщинам, а потом с такой же легкостью отказываться от них.
- Я не понимаю вас, миледи, - Констанс подняла на Анну тревожно блестевшие глаза. – Я не понимаю, что вы хотите до меня донести, и кого вы имеете в виду, говоря о неверных возлюбленных?
- Неужели у вас не появилось даже тени подозрения после моих слов? Неужели вы и вправду не поняли, на кого я намекаю, милая? Воистину, вы святая или совсем не знаете мужчин!
- Я надеюсь, что вы говорите не о господине д’Артаньяне? – дрожащим голосом произнесла Констанс. – Он честнейший человек!
- Что не мешает ему быть неверным возлюбленным! – нервно расхохоталась миледи.
- У вас есть право утверждать такое? – воскликнула Бонасье, которую проснувшаяся ревность и подозрения сделали бесстрашной.
- Увы, есть! И я храбрее вас, милая, раз прямо говорю вам об этом. Это он, умоляя меня о снисхождении к его любви, чтобы достигнуть желаемого и проникнуть в мою спальню, соблазнил для этого мою горничную, которая от стыда сбежала неизвестно куда, и одному Богу известно, жива ли она сейчас, - миледи величественно выпрямилась, опираясь о край стола. – Это он клялся мне, что никогда никого не любил кроме меня, и только я дала ему испытать всю полноту страсти! – она с тайной радостью увидела, как побледнела от ревности мадам Бонасье. – Это он был настолько подл, что хвастался потом везде и повсюду связью со мной и утверждал, что у него есть доказательства моей связи с господином кардиналом Ришелье, и потому он так благосклонен ко мне. Боже мой! – миледи бросила взгляд на Констанс, которая плакала, уже ничего не сознавая. – Боже мой, и этого человека я любила! А он, не довольствуясь сплетнями в кругу вояк, натравил на меня своих друзей, а один из них, господин Атос, честнейший человек и очень знатный вельможа, должна сказать, был настолько потрясен, что сообщил ее величеству о том, что я – верный шпион кардинала! – и она расхохоталась с истерическими нотками в голосе. – Я шпион его преосвященства! Вот награда за преданность королеве, за то, что я всеми силами доказывала, что в деле с подвесками королева была всего лишь оклеветанной стороной, и все это – замысел Ришелье и герцогини де Шеврез, которым нужно только одно: найти новую королеву.
- Герцогини де Шеврез? – знакомое имя заставило Бонасье осушить слезы. – Но она самая близкая подруга королевы!
- Самая близкая это всегда самая опасная, - твердо заключила миледи. – Наша милая королева попалась в сети этой интриганки, которая сама не прочь править. Для этого ей нужна королева, которая всем будет ей обязана и родит королю дофина. Она смотрит на ее величество как на помеху своим планам. Но зачем я это все вам рассказываю, вы ведь все равно находитесь под покровительством ее величества!
- Но и вы – тоже! – заметила Бонасье. - Я слышала, как вы говорили, что у вас рекомендательное письмо от королевы к аббатисе.
- Это правда, как и то, что я не знаю, что в этом письме. Там с таким же успехом может быть и приказ о том, чтобы стеречь меня.
- Но вы же выходите гулять за стены монастыря! – возразила Констанс.
- Верно! Но куда я могу дойти пешком, не зная местности?
- Но вы могли условиться об экипаже, - настаивала Бонасье, и миледи подумала, что молодая женщина не такая наивная, как она предполагала.
- С тем, кто меня привез сюда и выкинул на дороге, чтобы его не могли увязать с моим присутствием здесь? Нет, не могла. Но вы мне подали идею, милая, ведь это можете сделать вы, вас не ограничат в передвижении, вы можете дойти и до ближайшей деревни: их немало в округе. Вы убежите – и пришлете мне помощь. Мы условимся, что вы будете ждать меня в определенном месте, а дальше – дальше мы уедем отсюда. До границы недалеко, а во Фландрии мы будем в полной безопасности.
- Но я не могу… - смущенно произнесла мадам Бонасье, отводя взгляд.
- Не можете? Что не можете: помочь мне или поехать со мной в Бельгию? – поразилась миледи, которой очень улыбалось заполучить мадам Бонасье в заложницы.
- Я не могу покидать монастырь.
- Вы боитесь гнева королевы или мести кардинала?
- Я хочу поговорить с д’Артаньяном, - уклонилась Констанс от прямого ответа.
- С д’Артаньяном? Но чтобы поговорить с ним вы должны… - миледи замолчала, она поняла. Почему мадам Бонасье вся светилась от радости, читая полученное письмо и почему спрятала его у сердца. – Так он должен приехать за вами? – закончила она фразу, впившись ногтями в ладони рук, чтобы не выдать своих чувств.
- Да, - совсем беззвучно выдохнула бедная послушница, понимая, что проговорилась.
- Хорошо, что вы мне признались, моя милая, - холодно заговорила миледи, лихорадочно обдумывая свои действия и понимая, что ей придется бежать, и чем быстрее она это сделает, тем лучше для нее. – Вы сами понимаете, что мне не следует встречаться с вашим любовником: он меня щадить не станет, в особенности в вашем присутствии. Но вы не учитываете одного: этот человек, если вы станете добиваться от него правды, сделает с вами то же, что и со мной: зачем ему свидетели его лжи а, главное, ему незачем, чтобы его друзья узнали, что кардинал хотел сделать его лейтенантом своей гвардии. Я ведь молчать об этом не стану.
- Д’Артаньян согласился? – ахнула госпожа Бонасье.
- Отказаться от такого предложения? Человеку с такими амбициями, как у господина д’Артаньяна? – миледи нервно рассмеялась. – Конечно, он согласился! Занять такой пост, это не место простого мушкетера, о чьем плаще бедный гасконский кадет мечтает вот уже третий год, и все без толку. Можете не сомневаться, он согласился, и не думаю, что станет это отрицать, когда вы его об этом спросите. Только спрашивать его об этом не стоит: если вы захотите узнать правду вам придется выслушать такой поток лжи и небылиц… - она безнадежно махнула рукой, отрицая саму возможность выяснить истину. – Как знаете, милочка, но я лично ухожу, и не стану дожидаться никого. В конце концов, найдется добрая душа, которая мне поможет.
Бонасье встала и подошла к окну, разглядывая галерею и снующих по ней монахинь. Она обдумывала слова миледи, и не видела, что происходит за ее спиной. Анна, тем временем, лихорадочно собирала свои вещи, и, кинув самое необходимое в баул, подошла к Констанс.
- Я ухожу, - негромко произнесла она. – Если хотите, у вас еще есть несколько минут, чтобы сходить за своими вещами.
- Я остаюсь, - мадам Бонасье повернулась к миледи лицом. – Я остаюсь, но и вы останетесь тоже. Я хочу, чтобы вы повторили свои обвинения, глядя в глаза господину д’Артаньяну. Я хочу услышать, что он ответит на них.
- Дура! – не выдержала миледи. – Получи цену своей глупости! – и она, выхватив кинжал, который ловко прятала в рукаве, вонзила трехгранное жало прямо в сердце Констанс.
Потом, не ожидая, пока тело осядет на пол, схватила свой баул выбежала, не забыв притворить дверь. Дорогу она изучила неплохо, и, прежде чем ее успели хватиться, она была уже далеко от монастыря, выйдя на дорогу, ведущую к Бетюну. Первым же всадником, кого она увидела, был граф Рошфор.
****
- Миледи, вы? Одна, на дороге! Что случилось? – граф соскочил наземь.
- Ох, и не расспрашивайте меня, Рошфор, - устало отмахнулась миледи. – Лучше помогите добраться до ближайшей деревушки, или какого-нибудь дома. Я умираю от усталости и мне есть что вам рассказать.
- А где ваш экипаж? – удивился Рошфор, приторачивая ее баул к седлу и садясь на коня. Не теряя своего невозмутимого вида, он протянул руку миледи, приглашая ее сесть к нему.
- Отпустила, это была наемная карета, - Анна не без труда поднялась в седло к графу. – Куда вы намерены меня отвезти, Рошфор?
- Туда, где вы будете в полной безопасности, в Ла Фер.
- Куда? – ахнула миледи, побелев от страха.
- Граф не станет вас искать у себя дома, уверяю вас, - расхохотался Рошфор. – Я знаю один уединенный павильон на территории замка, там вы сможете спокойно переждать все неприятности.
- Но что скажут слуги?
- Замок стоит заброшенный.
- Но это день пути! – воскликнула миледи.
- Да, около тридцати лье. Я найму вам карету, не волнуйтесь. А пока вам придется довольствоваться моими коленями: до ближайшей почтовой станции. – Рошфор пришпорил коня, который не пришел в восторг от новой тяжести.


*constance (констанс) – постоянство.

 Отправлено: 27.07.20 19:20. Заголовок: Глава 17. Dies irae ..

Глава 17. Dies irae – День гнева
- Итак, рассказывайте, - Рошфор, убедившись, что миледи устроена в охотничьем павильоне, и вручив ей корзину со снедью, которую он приобрел в окрестной деревеньке, расположился со всеми удобствами в уютной комнате, некогда предназначавшейся для хозяйских гостей. – Рассказывайте, потому что я предвижу, что новостей немало.
- Прежде всего, в курсе ли вы, что с Бэкингемом? – этот вопрос волновал миледи больше всего, от него зависела ее жизнь и свобода.
- Бэкингем – это прошлое, миледи, а у нашего патрона много планов.
- Значит, герцог все же мертв, - словно про себя пробормотала Анна.
- Да, его убил какой-то сумасшедший фанатик Фельтон, - небрежно пояснил граф, наливая себе и миледи вина и отрезая своим кинжалом кусок сыра от увесистой головки. – Это чудный местный сыр, мадам, ешьте.
- А, маруан, - слабо улыбнулась Анна, откусив кусочек. - Я долго жила в этих краях, Рошфор, мне местные лакомства знакомы.
- Тем лучше, вам будет здесь проще освоиться.
- Я здесь надолго?
- Как получится, миледи, - граф отрезал себе еще кусочек и развалившись в кресле стал разглядывать шпалеры со сценами охоты, украшавшие стены павильона.
- Я бы не хотела здесь задерживаться, Рошфор, - миледи встала и принялась разбирать свои вещи.
- Боитесь?
- Как вам сказать… Нет, не боюсь, но у меня эти места вызывают тяжелые воспоминания.
- Догадываюсь, - Рошфор отхлебнул вина. – Но в данной ситуации это самое безопасное для вас место.
- А что я буду есть все это время? И вообще, как я устроюсь без горничной?
- Не смешите меня, мадам. Вспомните, как вы обходились без нее до того, как стали леди Винтер.
- Рошфор, вы заходите слишком далеко в своих намеках, - миледи поджала губы.
- Нет, я просто хочу сказать вам, что надо смотреть трезво на положение, в котором вы оказались.
- Я не понимаю вас, - пробормотала миледи, сжимая похолодевшие пальцы.
- Вы в сложном положении мадам. Я не сомневаюсь, что монастырь вы покинули в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств, о которых мне пока не сообщили. Что там произошло?
- Извольте, Рошфор! Я нашла там госпожу Бонасье, которую королева спрятала у монахинь, и за которой вот-вот должен явится д’Артаньян. Она тоже узнала меня, и у меня не оставалось выхода.
- И вы ее отравили? – усмехнулся Рошфор.
- Нет, заколола кинжалом.
- Поздравляю! Примите мои соболезнования, мадам.
- По поводу Бонасье? Вы в своем уме, Рошфор?
- Я – да, а вот вам, похоже, желание мстить совсем затуманило сознание. Эта женщина нужна была кардиналу лично. Вы уничтожили важного свидетеля, миледи. Очень жаль! – Рошфор встал. – Мне пора. Я договорился, вам ежедневно будут ставить под дверь корзину с едой. Будьте осторожны, потому что замок не совсем необитаем: тут постоянно находятся конюх и управляющий графа. Иногда бывают и крестьяне. Та же девушка, что носит им еду из деревни, будет приносить ее и вам.
- Это не слишком надежно, - пробормотала миледи.
- Это совсем ненадежно, но я сказал управляющему, что оставил здесь свою любовницу, которая нуждается в отдыхе, и которую я удержать хочу вопреки ее желанию. Так что за вами будут приглядывать, не сомневайтесь.
- А если меня узнают?
- Кто? Кто вас может здесь знать, Анна де Бюэй? – Рошфор оглядел миледи с явной насмешкой. – А если и узнают, так вы моя любовница. Ваше прошлое и ваше настоящее не противоречат вашей репутации, мадам, - и, поставив Анну на место этими словами, граф низко поклонился, обметая перьями шляпы порог комнаты. Анна, задохнувшись от гнева, осталась стоять, держа в руках вынутую из баула шаль.
****
Всадники, спешившие по дороге к монастырю, еще издали могли быть узнаны, как королевские мушкетеры: блестящие перевязи, галуны, голубые плащи с серебряными крестами, крупные вороные кони. На повороте дороги они разминулись с каким-то всадником, который любезно раскланялся с ними, сняв шляпу.
Всадники слишком спешили, чтобы задерживаться и обмениваться приветствиями с этим человеком, однако он придержал коня, глядя им вслед.
«Она была права, когда говорила, что боится, - пробормотал Рошфор. – Рано или поздно, но Атос сообразит, где он меня встретил. И тогда все решится так, как хотелось бы его преосвященству.» Он тронул коня и вскоре исчез на дороге, ведущей в Бетюн.
Мушкетеры же продолжили путь, который привел их к воротам монастыря. Им долго пришлось звонить и стучать, пока, наконец, не приоткрылось окошечко в воротах и надтреснутый женский голос не потребовал назвать себя. Тогда мушкетер, державшийся позади кавалькады, выступил вперед и, звучным голосом назвав себя графом де Ла Фер, испросил позволения войти внутрь и передать послание королевы.
В наступившей тишине над монастырем поплыл колокольный звон и заупокойное пение чистых женских голосов.
Д’Артаньян, в нетерпении переминавшийся у ворот, побледнел и переглянулся с друзьями. Почти тут же ворота распахнулись, и за ними они увидели Атоса, который привязывал лошадь к коновязи. Ни слова не говоря все спешились и последовали его примеру. Тогда Атос, взяв под руку д’Артаньяна, повел его к храму.
Молодой человек шел молча, уже всем своим существом ощущая, что произошло несчастье, и позволяя Атосу удерживать себя, не броситься сломя голову в храм. Заупокойная месса звучала все громче, но самих монахинь видно не было, они оставались незаметны для вошедших мужчин. Посередине, на возвышении, покоилось тело несчастной жертвы, облаченной в одеяние послушницы.
Д’Артаньян, как пьяный, пошатываясь приблизился к покойной и, безмолвный, свалился к подножию ее каменного ложа. Никто не шевельнулся, только вновь пришедшие перекрестились.
Атос, наклонившись к уху аббатисы, о чем-то ее спросил, но так тихо, что никто не расслышал его вопроса. Настоятельница бросила на него испуганный взгляд и ответила так же, после чего мушкетер выпрямился с таким выражением лица, что аббатиса отшатнулась. Потом он подошел, поднял д’Артаньяна, который едва держался на ногах и ничего не видел из-за слез и, обратив глаза к распятию, произнес четко и грозно: «Да свершится правосудие Божье»! Эти слова, казалось, обратили сознание д’Артаньяна к тому, что происходило вокруг него, вернули его к действительности.
- Мы отомстим за Констанс? – он с надеждой взглянул на Атоса, за руку которого цеплялся, как за надежную опору.
- Не сомневайся, - твердо ответил ему Оливье.
После похорон друзья вышли из стен монастыря, передали лошадей слугам, которые ждали их у входа, и пешком отправились в рощицу платанов, росшую неподалеку от дороги. Надо было отдохнуть, собраться с мыслями и выработать план действий. Что же касается д’Артаньяна, то он был настолько удручен происшедшим, что пока был пассивным участником событий.
Портос и Арамис делали вид, что не заметили, когда Атос назвался своим настоящим именем, а сам мушкетер был так поглощен обдумыванием дальнейших шагов, что тоже казался человеком не от мира сего.
- Что будем делать? – спросил Портос, усаживаясь на изогнутый корень старого каштана.
- Я думаю, самым уместным в нашей ситуации было бы поехать сейчас в замок, - вопрос Портоса вывел Атоса из задумчивости. – Я знаю тут один, который мы обязаны посетить в сложившейся ситуации, хоть он и неблизко расположен. Арамис, - вдруг обратился он к другу, - вы, случайно, не обратили внимания, с какой дороги свернул Рошфор, когда мы с ним встретились?
- С той, что ведет из Бетюна на юг. А далеко до того замка, о котором вы говорили?
- Чуть меньше тридцати лье: день пути. Но я чувствую, что Рошфор приехал именно с той стороны. Если он встречался там с миледи…
- Едем! – вскочил д’Артаньян, выходя из своего оцепенения. – Едем, и нечего терять время!
- Наши лошади не выдержат дня скачки, - заметил Портос.
- Если она там, где я думаю, она никуда не денется из этого дома, - сказал Атос таким тоном, что всем стало ясно, что судьба миледи решена. – Едем.
****
После отъезда Рошфора миледи довольно долго просидела в кресле, закутавшись в шаль, которую так и не выпустила из рук: ее знобило. Она заставила себя поесть и выпить немного вина. Нужно было успокоиться и хорошенько обдумать свое положение, но мысли ее путались и насмешливое лицо Рошфора стояло перед глазами, мешая сосредоточиться.
Итак, что у нее было из козырей? Смерть Бэкингема можно было рассматривать, как огромный успех, потому что была устранена помощь повстанцам Ла Рошели. Но это был единственный успех леди Винтер на политическом поприще. Неудача с подвесками королевы, смерть Констанции, покушение на д’Артаньяна и его друзей – три провала и каких! И, едва ли не самое ужасное: бумага, которую дал ей Ришелье, и которая перекочевала к Атосу. Индульгенция, которая ставит под угрозу положение самого Ришелье, и будет для него равноценна смертному приговору, если попадет в руки короля. Анна содрогнулась, уяснив себе до конца, насколько трагично ее собственное положение. Противники слишком сильны, сражаться с ними у нее теперь нет ни сил, ни средств, ни влияния. Бежать, скрыться где-нибудь в другой стране, бежать за океан. Начать все сначала…
Она решительно встала, собрала свои драгоценности и деньги, переоделась в платье монахини, которое успела раздобыть еще в монастыре, предвидя различные сложности и попросту выкрав его в соседней келье и, спустившись по лестнице, осторожно выглянула за дверь. Никого… Зажженная свеча, специально оставленная на столе, чтобы ввести в заблуждение тех, кто за ней следит, мягко светилась сквозь ветхое от времени кружево занавесей. Прямо перед охотничьим павильоном находился мостик, переброшенный через ручей. Было уже довольно темно, и миледи как тень скользнула через мост прямо к подлеску. Отсюда начинались охотничьи угодья графа де Ла Фер, и, уверенная, что никто не пойдет искать ее в чащу, миледи отважно бросилась в лес.
Дорога оказалась трудной: она не очень представляла, куда идти, но страх гнал ее вперед. Зверей она не боялась: в конце лета, когда у лесных жителей потомство уже подросло, никто из них не станет нападать на путника, если зверя не трогать.
Но лес не хотел отпускать человека: цеплялся за ее одежду ветвями и колючками, несколько раз она попадала ногой в норку какого-то грызуна, раз, поскользнувшись на склоне, скатилась на дно оврага, только чудом не свалившись в протекавший по его дну ручей. Под утро, в густом тумане, она набрела, наконец, на дорогу и, сморенная усталостью, прикорнула у какого-то дерева. Сквозь сон до нее донесся стук копыт на дороге. Лошадей было много, и шли они не торопясь. Туман стоял еще высоко, струился, как река, и над ним возвышались только плечи и головы, создавая странную иллюзию: люди, плывущие по реке. Анна слишком хорошо их знала, потому что впереди, рядом с Атосом, увидела своего деверя. Она вжалась в землю, радуясь, что с ними нет собак, и ощущая себя лисой, которую травят охотники.
Мушкетеры ее не заметили, проехали мимо, и она услышала несколько фраз, которые объяснили ей присутствие среди ее врагов еще и лорда Винтера: тот искал Анну и, волею рока, встретил ее преследователей на дороге.
Миледи не тронулась с места, пока не затихли вдали звуки движущейся кавалькады. Потом она вскочила, и, уже не таясь, пошла вдоль дороги в направлении, противоположном тому, по которому уехали всадники.
Озеро, большое и мрачное, начиналось почти у дороги. Зимой можно было не заметить его под слоем снега и льда, и стать добычей рыб и раков, но летом черные и мрачные воды были хорошо видны и отпугивали даже зверье. Легенды, слагаемые и передаваемые местными жителями о драмах, происшедших на его берегах, отпугивали уже людей. Анна уселась на берегу, лицом к дороге, чтобы никто не застал ее врасплох, и развязала узелок: кусок хлеба и козий сыр - ее завтрак, обед и, скорее всего, и ужин. Что поделать, приходится вспомнить детство. Но теперь она выносливая, здоровая женщина, она не настолько изнежена, как привыкла показывать в последние годы. И она должна, она обязана отомстить: для этого надо остаться живой и на свободе.
****
Открыв ворота, первым Атос увидел конюха. Рыжий стоял посреди мощеного двора, сквозь брусчатку которого пробивалась густая трава и, ожесточенно жестикулируя, что-то доказывал управляющему Гийому. Тот слушал, опустив голову и вертя в руках огарок свечи. Рядом, у его ног, стояла корзина с какой-то снедью. Заслышав скрип ржавых петель, управляющий поднял голову и, всплеснув руками, грохнулся на колени. Конюх последовал его примеру.
- Господин граф! – в один голос воскликнули слуги, заставив Атоса недовольно скривить губы. – Господин граф приехал!
- Тише! – Атос соскочил с коня, и конюх бросился к лошади хозяина. – Гийом, где эта женщина?
- Не знаю, - сокрушенно покачал головой управляющий. – Утром я увидел, что корзину с едой никто не забрал и пошел проверить. В павильоне никого не было, свеча погасла, двери настежь. Господин Рошфор велел стеречь ее, как зеницу ока.
- Ты что, знаешь графа Рошфора и миледи? – не выдержал д’Артаньян, которому невыносимо было оставаться пассивным наблюдателем в этой охоте на преступницу.
Гийом перевел взгляд на Атоса, спрашивая его разрешения отвечать. Граф молча кивнул, и управляющий понял, что он может говорить.
- Господина Рошфора знаю с самого детства его, встречал в Берри, а даму эту, которую вы, господин, изволите называть миледи, первый раз вижу, - он исподтишка взглянул на Атоса и увидел, как затрепетали от сдерживаемого гнева ноздри у хозяина. – В наших краях ее никто не знает, если кто увидит на дороге – сразу заприметят, как чужую.
- А если она в лесу скрывается? – предположил Портос, которому не терпелось подкрепиться перед той охотой, что им предстояла.
- У нас в лесу заблудиться несложно, но она вещи оставила в павильоне, платье, белье; если что – собак пустим по следу.
- Собак? – Арамис скривился, как от боли. – Она же женщина!
- Она зверь! Лютый и безжалостный зверь! – взорвался молчавший до этого момента лорд Винтер. – Чем быстрее мы с ней разделаемся, тем лучше будет для всех.
- Гийом, придумай, чем нам подкрепиться, а мы тем временем осмотрим ближайший лес, - Атос, не дожидаясь, что за ним кто-то пойдет, решительно направился к ручью. Винтер последовал за ним, но все остальные пошли за управляющим.
Атос перешел мост, когда его нагнал Винтер.
- Господин Атос, вы что, специально задерживаете нас у себя, чтобы дать ей возможность уйти? – Винтер был зол, взвинчен, и, кажется, готов гоняться за миледи в одиночку.
- У вас есть основания подозревать меня в укрывательстве преступницы? – Атос не остановился, он шел широким шагом, иногда резко останавливался, что-то разглядывал на земле или на кустах.
- Нет, но мы теряем время.
- Она попала в ловушку, и загнала в нее себя сама. Вот, взгляните, - Атос указал на след женской туфельки, едва заметный на земле. – Она прошла здесь, вне всякого сомнения, потому что никто в наших краях не носит такой обуви. Женщины Пикардии, если они не дамы света, довольствуются деревянными сабо. И, милорд, вы же охотник, вы должны уметь читать следы: еще и суток не прошло, как она ступала по этой тропе. Да, инстинктивно она избрала эту, малозаметную тропу, которая непременно приведет ее к озеру. Пока она будет блуждать лесом, мы успеем позавтракать, и встретим ее у дороги. Успокойтесь, милорд, - добавил Атос, останавливая Винтера, - я отвечаю за все. Возвращаемся, мне все ясно.
****
Темное зеркало озера расстилалось перед Анной, а над ним, местами, клубились какие-то испарения. На противоположной стороне вода была чистой, и там росли лилии. Их было много, очень много, они были похожи на белых уточек, дремлющих на воде спрятав голову под крыло. Ей тоже хотелось бы стать такой птицей, способной скользить по воде и по воздуху, тоже хотелось бы спрятать голову под крыло, и хоть на время забыть о страхе и о ненависти, рвущих ей душу.
Она впуталась в мужские игры, понадеявшись на свой ум, характер и женскую красоту. Но в играх мужчин женская красота – даже не ставка в игре: всего лишь возможность получить мимолетное удовольствие. Ее использовали, а когда она стала не нужна, решили убрать, как сломанную куклу. Они играют жизнями, эти мужчины, и считают, что она не имеет права делать то же? Имеет. Она имеет право устранять того, кто ей мешает, пусть даже он ни в чем не виноват, потому что играет по-мужски.
Буря, бушующая в душе миледи, должна была вырваться на поверхность, найти какую-то цель, чтобы пройтись по ней уничтожающим вихрем. Она себя уже не контролировала: безумие, жившее в ней под спудом желаний, и в оковах железной воли, вырвалось на простор, как только она заслышала лошадей и голоса. Она вскочила и побежала, не в силах более играть в прятки. Она бежала по берегу пруда, туда, где плавали белые утки, и где она легко могла спрятаться, став такой же птицей. А вдогонку ей летело отчаянное предостережение Атоса: «Анна, нет!»
Она почти добежала до лилий, бросилась в воду: плавала она отлично, около цветов было неглубоко – по пояс. Анна пошла вперед и дно ушло из-под ног, откуда-то ее охватило холодом, намокшие юбки облепили ноги, не давая возможности сделать хоть какое-то движение… Она судорожно забилась в воде, как подстреленная утка, но ледяные объятия холодного ключа сковали ее. Тогда она закричала, обернувшись в сторону берега и, прежде чем подбежавший Оливье успел хоть что-то сделать, исчезла под водой. Озеро славилось своими подводными течениями и еще никому, кто попадал в него, не удалось выбраться из него живым.
Оливье, протянувший руку, чтобы поймать Анну, словно во сне сделал несколько шагов к воде: его первым движением было броситься на помощь, нырнуть за женщиной, он даже схватился за крючки камзола, но тут его повалил на землю подоспевший Винтер. Пока они боролись, помощь стала бесполезной.
Д’Артаньян, с трудом оттащивший Винтера от друга, застыл рядом, потом подошли и Портос с Арамисом, отошел в сторону что-то бормотавший себе под нос лорд, а Атос так и сидел, неподвижный, словно статуя, не спуская мертвого взгляда со ставших вновь неподвижными вод.
- Тело выплывет? – спросил лорд Винтер, - который жаждал убедиться, что миледи действительно мертва.
- Нет, - проронил Атос. – здесь никогда не находили утопленников. – Он медленно повернул голову. - Не сомневайтесь, она умерла. Вы говорили, у нее остался сын?
- Да, - неохотно ответил Винтер. – Но я уверен, мой брат не имеет к этому отношения.
- Это неважно, - Атос с трудом поднялся, опираясь на руку гасконца. – Ваш долг позаботиться о ребенке. Портос подвел ему коня, и мушкетер сел в седло. – Возвращаемся в замок, господа.

 Отправлено: 27.07.20 22:40. Заголовок: Глава 18. Dum vivimu..

Глава 18. Dum vivimus vivamus! Пока живется, будем жить!
Ришелье молча созерцал стоявшего перед ним навытяжку мушкетера: похудел, побледнел, похоже, что осада Ла Рошели не пошла ему на пользу. Во взгляде какая-то тоска.
- Вы просили об аудиенции, граф. Предполагаю, что вы, наконец-то, решили положительно наш вопрос?
Мушкетер ничего не ответил.
- Вы молчите? Согласитесь, странное поведение для человека вашего ума и положения.
- Мое положение на данный момент не играет роли, ваше высокопреосвященство, - промолвил Атос, с трудом разлепив губы. – Я просил аудиенции не для того, чтобы вернуться к старому вопросу: у меня для вас новость, господин кардинал.
- Вот как? – Ришелье поплотнее уселся в кресле: новость, судя по лицу мушкетера, была плохой. – Так что у нас случилось?
- У вас, монсеньор. Вы потеряли верного человека.
- Кто? – Ришелье испугался, подумав о Рошфоре.
- Это не граф Рошфор, - Атос, догадавшись о мысли кардинала, с печальной полуулыбкой покачал головой. – Это миледи Винтер.
- Что с ней случилось? – быстро спросил кардинал, вспомнив о расписке, мысль о которой не давала ему покоя все время. – Она убежала?
- Она умерла, - лаконично ответил мушкетер, и чуть покачнулся.
- Ее убили?
- Она утонула. Пыталась уйти от преследования и утонула в озере, - Атос напоминал безжизненную статую.
- Расскажите! – потребовал кардинал. – И присядьте, так вам будет легче вспомнить, как это случилось. – Его светлость побарабанил пальцами по кожаному бювару, лежавшему перед ним. – Ее преследовали за что-то? Она совершила нечто, за что ее следовало наказать?
- Господину кардиналу не хуже меня были известны возможности миледи Винтер.
- Что же такого она совершила, что вызвала ваш гнев, господин граф? – Атос почувствовал, что кардинал взбешен и едва сдерживается.
- Она убила женщину, которую любил мой друг, - ответил он.
- Госпожу Бонасье? – вот теперь Ришелье побелел от гнева.
- Да, монсеньор. После этого у нас не осталось выбора: жертва взывала к мести, госпожа Бонасье ничем не провинилась перед миледи. Бог рассудил иначе, он не дал нам совершить самосуд.
- Хорошо, оставим это в прошлом, - вдруг предложил Ришелье после некоторого раздумья. - Вы видели д’Артаньяна?
- Да. Он заходил ко мне, предлагал вписать мое имя в патент на место лейтенанта.
- И вы отказались?
- Никто не достоин этого места так, как достоин его наш друг.
- Согласен, он честен и храбр. А вы?
- Что я, монсеньор?
- А вы недостойны этой чести?
- Монсеньор, я ответил моему другу то, что думаю: «Для Атоса это слишком много, для графа де Ла Фер – слишком мало».
- Господин мушкетер, я в последний раз предлагаю вам то, что в самый раз для графа де Ла Фер. Вы согласны?
Атос посмотрел прямо в глаза кардиналу, потом достал из-за манжета какое-то письмо со взломанной печатью и протянул его герцогу, ни слова при этом не говоря. Ришелье дрогнувшей рукой принял бумагу, раскрыл, прочитал, убедившись, что она написана им собственноручно, поднес ее к горящей свече в канделябре и, только когда расплавившийся воск печати обжег ему пальцы, а пепел осыпался на стол, грозя прожечь бархатную скатерть, с видимым облегчением откинулся на спинку кресла. Ни слова не было сказано за эти минуты, но после этого сгоревшего письма собеседники явно перестали испытывать напряжение.
- Итак, вернемся к вашей записке, - весело проговорил его преосвященство, доставая из ящика стола бархатную папку. – С чего вы думаете начать, граф?
****
- Вы знаете, Атос возвращается в полк? – д’Артаньян радостно потер руки. – Я просто счастлив.
- А что случилось? – Арамис сжал пальцами виски: со вчерашнего дня он так и не смог избавиться от головной боли. – Насколько я понял, дела со строительством порта продвигаются успешно.
- Королю нужны деньги для других целей. Флот подождет.
- Флот, может, и подождет, а вот Атос ждать не станет, - меланхолично заметил Арамис. – Не в его правилах бросать начатое дело.
- А меня радует, что он к нам возвращается, - продолжал лейтенант д’Артаньян. – Мне его все время не хватало. – Пусть его светлая голова лучше тут присутствует.
- Здесь он опять пить начнет, слишком многое здесь ему о пережитом напомнит, - Арамис встал. – Пойду я к себе, лейтенант. Если Атос приедет, пошлите за мной. А еще лучше, пусть ко мне определяется, в мою палатку: мой напарник перебрался к приятелю.
Атос так и сделал: поселился у Арамиса. Это не Париж, искать съемную квартиру ни к чему, а делить палатку с Арамисом его вполне устраивало. Арамис был любопытен, но и деликатен – он ничем не выдал своего интереса к тому, что привело Атоса опять в полк, и граф был благодарен другу за это молчание.
Атос вернулся в полк с твердым убеждением, что он неудачник и жизнь кончена. История с флотом затянулась сверх меры, и в этом была и значительная доля его вины. Он мог сделать немало, если бы вовремя принял предложение заняться делом, для которого в свое время приложил столько сил, времени и способностей. Но время ушло, ушли выделенные деньги, а ему досталось право закрыть то, что могло составить славу Франции и его дальнейшую карьеру. Когда кардинал вызвал его и, непритворно волнуясь, выразил сожаление, что с флотом придется повременить и довольствоваться тем, что успели построить и спустить на воду, граф де Ла Фер даже не вздрогнул: он давно понял, что его время ушло безвозвратно, и только выразил надежду, что у Тревиля найдется для него вакансия. Возвращение от графа де Ла Фер к Атосу состоялось легко и безболезненно: Оливье заранее все решил для себя. Впереди был тяжелый переход через Альпы, Сузы, и расставания. Портос уже покинул их ради сундука мадам Кокнар, Арамис намекал, что его все сильнее призывает к себе духовное поприще, д’Артаньян отдалялся от него все больше, занятый своими обязанностями, и Атос полностью отдался службе, игре и вину. Какие-то связи между друзьями оставались, они радовались, когда им удавалось провести время вместе, но они неумолимо взрослели, и каждому жизнь готовила свой путь.
Когда к Атосу пришло сообщение, что он получил в Русийоне небольшое поместье, он взял Гримо и съездил туда, чтобы оформить все бумаги и ознакомиться со своим, на голову свалившимся, полуразрушенным наследством. Одного раза было достаточно: для себя он решил, что туда можно будет перебраться только для того, чтобы умирать не в Париже, а под южным солнцем. Перспектива оказаться в поле зрения родни его не привлекала: юг Франции был вотчиной Монморанси.
Однако когда по завещанию ему досталось еще и графство Бражелон, Атос, не особенно раздумывая и с тайной надеждой в душе, принял решение об отставке. Это был шанс жить дальше и он ухватился за него, как утопающий за соломинку. Ожидание чуда – вот что заставило его поднять глаза от земли к небу, и увидеть, что солнце светит в мире по-прежнему, и его тридцать два года еще не старость. Все еще могло случиться, и Dum vivimus vivamus! Пока живется, будем жить!

 Отправлено: 27.07.20 22:40. Заголовок: Эпилог. Кольбер выта..

Эпилог.
Кольбер вытащил из кармана длинную тетрадь и, явно ожидая от д’Артаньяна выражения восторга, стал зачитывать ему названия кораблей, их оснастку, вооружение, количество матросов в экипаже, и прочие важные для оснащения флота моменты. Капитан мушкетеров внимательно слушал, улыбался в усы, одобрительно крякал, а потом, вдруг, как-то сник и задумался. Кольбер перестал читать, тронул старого воина за обшлаг камзола. Старый воин опомнился, смущенно извинился, но министр, не слушая его извинений, обратился к стоявшему рядом герцогу д’Аламеда.
- Монсеньор, ваш друг что-то вспомнил из своей молодости, что-то, что его опечалило?
- Я думаю, что угадал, что могло так опечалить капитана д’Артаньяна, господин Кольбер. Много лет назад, в пору нашей незабвенной молодости, у нас был друг, который хотел сделать много полезного для нашего флота. Но время и обстоятельства помешали ему довести свои планы до завершения.
- Как звали вашего друга, если это не секрет? – Кольбер впился взглядом своих маленьких глаз в огненные глаза герцога.
- Я не думаю, что это имя будет приятно вспоминать его величеству, господин министр, так что назвать его могу только вам, если, конечно, господин будущий маршал не возражает.
- Это правда, и Атос заслуживает, чтобы его имя было в числе тех, кто строил нашу армию, - покусав губы вымолвил д’Артаньян. – Эта тетрадь – можно взглянуть на нее?
Кольбер протянул капитану тетрадь, и тот раскрыл ее на первой странице: твердый и острый почерк графа де Ла Фер заставил сжаться его сердце, напомнив молодость и четверку «неразлучных».
- Откуда у вас эта тетрадь, Кольбер? – капитан пронизывал его взглядом, не давая отвести глаза. Впрочем, министр и не собирался лгать или увиливать от ответа.
- Она была в старинном портфеле алого бархата. Его нашли у кардинала Ришелье после смерти. Вмести со всеми бумагами его отдали покойному королю. Потом он оказался у кардинала Мазарини, и по завещанию перешел к его величеству здравствующему королю. Я знал об этом портфеле и предложил его величеству изучить содержавшиеся там бумаги.
- Вы знали, что это портфель графа де Ла Фер? – спросил герцог д’Аламеда.
- Я понял это, разбираясь с делом. Я нашел там массу нужных и полезных указаний и нужных мастеров, сыновей и внуков тех, что указывал граф. Сожалею, что не могу высказать ему лично свое восхищение за проделанную работу.
- Ну, что ж, отрадно хотя бы то, что в конце концов дело получило завершение, - с чуть слышной иронией произнес д’Артаньян, кланяясь. Кольбер, которому сделал знак король, поспешно расстался с друзьями.
- Арамис, как вы думаете, Атос бы радовался, что все, что он задумывал, сбылось? – старый мушкетер с грустью посмотрел на друга.
- Атосу думал о Франции, ему важно было дело, а то, что заканчивает его король, не сумевший его понять и оценить, роли бы для него не играло. Тщеславие Атоса было не в этом, друг мой.
- А в чем же?
- В том, чтобы быть в согласии с собой, - ответил ему Арамис. – Насколько это ему удалось, не нам судить.

 Отправлено: 13.08.20 15:13. Заголовок: Великолепная повесть..

Великолепная повесть, просто великолепная и нет у меня других слов!

 Отправлено: 13.08.20 16:12. Заголовок: Rina , спасибо! У м..

Rina , спасибо!
У меня уже появилась мысль, что это был холостой выстрел, никто не отзывался на публикацию, ни слова ни "за", ни "против"))))
Как вы? вы теперь такой редкий гость.(

 Отправлено: 13.08.20 19:45. Заголовок: stella пишет: У мен..

stella пишет:

цитата:

У меня уже появилась мысль, что это был холостой выстрел, никто не отзывался на публикацию, ни слова ни "за", ни "против")))) Как вы? вы теперь такой редкий гость.(

Прочитала вчера ночью, получила массу удовольствия!

Я опять в делах, суматошный год выдается нам ...

 Отправлено: 13.08.20 20:27. Заголовок: появилась мысль, что..

цитата:

появилась мысль, что это был холостой выстрел, никто не отзывался на публикацию, ни слова ни "за", ни "против"))))

А Кэтти и я не в счет?..

 Отправлено: 14.08.20 07:26. Заголовок: Grand-mere , так вы ..

Grand-mere , так вы комментировали с Кэтти, когда еще не все было выставлено.
И я не комплиментов жду, мне интересна была реакция на финал, и вообще, на такой поворот.

 Отправлено: 15.08.20 20:10. Заголовок: У меня слабость к ал..

У меня слабость к альтернативным развитиям событий в канонном русле :)