Фандом: Трилогия Герои: все, что встречаются в Трилогии Размер: предположительно макси Жанр: AU (так что все может случится) Отказ: Рыба и Lys. Статус: в работе.
Отправлено: 06.06.20 17:32. Заголовок: Ad vitam переводится..
Ad vitam переводится, как К жизни То, что происходит с главным героем в истории, похожей и непохожей на то, о чем рассказал Дюма, должно подвигнуть его именно к жизни. Короче, бедный Атос, я опять упражняю свою фантазию на его шкуре. Он мне этого не простит. Итак, поехали?
Отправлено: 06.06.20 17:36. Заголовок: Ad narrandum, non ad..
Ad narrandum, non ad probandum — Для рассказывания, а не для доказывания.
Часть 1. Глава 1. Бал у короля.
Роскошные земли Пикардии расположились к северу от Парижа. Издавна славились они своим плодородием, но было слишком много желающих прибрать их к рукам. Местные сеньоры обладали далеко не безобидным нравом, и полученное от королей или добытое кровавым потом в боях, отдавать не спешили. Торг за Пикардию был обычен, она была и форпостом, и золотой жилой для всех, кто старался отхватить себе кусок пожирнее. С тех пор, как одним из самых могучих, стал на ее земле род Куси, мало кто был в состоянии соперничать с этими феодалами, посчитавшими себя выше королей. Гигантский замок, развалины которого можно видеть и в наши дни, высится на холме, как символ ушедшего могущества рода Ангерранов де Куси. В один из летних дней 1619 года, окрестности славного города Компьеня были запружены десятками карет и сотнями всадников. Местная знать направлялась на бал, который давал герцог де Люинь в честь приезда короля. Люинь, заполучивший в свое владение Пикардию, которую он обменял на принадлежавшую ему ранее Нормандию, довольно потирал руки: дельце оказалось очень выгодным, и герцог де Лонгвиль, против ожидания, не слишком ломался при этом обмене. Люинь, овладев помыслами юного короля, без труда добился от него этой сделки. Теперь следовало короля развлечь, и для этой цели отлично подошел Компьень, в который король отправился уже во второй раз. Надо заметить, что его величество, чей характер сформировался в покоях Лувра, под давлением взбалмошной Марии Медичи, был мрачен, мелочен и, вдобавок, сильно заикался, что делало его еще более нелюдимым. Только слушая музыку и музицируя сам, король преображался. В эти юные годы он еще любил танцы, и часто выступал в балетах. Так что идея дать бал в почти обновленном королевском дворце Компьеня, который так пришелся по душе Луи, радовала не только королевского любимца, но и местное дворянство. Дамы рассчитывали на королевское внимание, зная, что королева Анна осталась в Париже, кавалеры обдумывали, как добиться расположения короля, а герцог де Люинь тихо радовался, что его супруга осталась дома: король Мари-Эме терпеть не мог, считая, и не без основания, что она дьявол, который сбивает с толку его жену. Королевский дворец сиял огнями бесчисленных свечей, заставляя вспыхивать огнями не менее бесчисленные драгоценности дам и кавалеров. У парадной лестницы можно было заметить небольшую группу молодых людей, чьи богатые и изысканные наряды больше подходили щеголям парижского двора, чем провинциальной знати. Ибо, хоть от Компьеня до Парижа не более 17 лье, каждый лье в провинции длиной в год. Компания молодых дворян держалась непринужденно и достаточно шумно, взрывами смеха встречая каждое замечание юноши, который не спешил покинуть седло своего могучего вороного коня. - Ну, что, не пора ли и нам зайти в зал? Судя по тому, что нам предстоит увидеть, нас ожидает презабавное зрелище, господа, - со смехом воскликнул один из щеголей. – Граф, мы ждем только вас, но вы почему-то не спешите. Боитесь, что вас начнут оспаривать друг у друга наши пикардийские жены? - Господа, оставьте в покое бедных дам: у них сегодня более достойная и более труднодоступная цель, - улыбнулся тот, кого назвали графом. Я жду только Жюльена, но маленький паршивец куда-то исчез. Мой Анхель (он потрепал по шее своего коня) не дастся в руки чужому. А, вот и мой паж! - пробормотал граф, соскочив на землю и передавая повод мальчугану лет десяти, со смешливой мордашкой Купидона. Мгновение он помедлил, наблюдая, как маленькая, рядом с огромным Анхелем, фигурка, уверенно ведет лошадь к конюшням, и чуть пожал плечами: не иначе, паж умудрился найти в переполненных конюшнях место для хозяйского коня. Но пора описать молодого человека, которому суждено сыграть немалую роль на страницах этой повести. Ко дню этого празднества ему не исполнилось еще и двадцати лет, но в уверенности, с которой он держался, в непринужденности и властности его движений и манере говорить чувствовался человек, с юности привыкший повелевать. Собственно, так оно и было: граф Арман-Огюст-Оливье де Ла Фер уже три года был хозяином в своих владениях, хотя еще и не достиг возраста совершеннолетия. Оставшись круглым сиротой в семнадцать лет, он не дал никому из родни усомниться в своей способности править самостоятельно. Назначенный ему опекун только руками развел: молодой граф все свои решения никогда не выносил, не взвесив все «за» и «против», а попытки присвоить себе кое-какие из унаследованным графом земель пресек так решительно и бескомпромиссно, что семья предпочла с ним не связываться. Хлопот с ним не было, но и садиться себе на шею он не давал. Сладить с ним можно было выгодно его женив, но и тут молодой человек решительно воспротивился матримониальным планам семьи. «На все свое время» - постановил он. Подвижный, ловкий, прекрасно развитый физически, красивый, как юный бог, он все же казался старше своих лет благодаря тому, что чаще бывал серьезен, чем смешлив. В компании своих сверстников он всегда казался немного отстраненным, словно его грызла какая-то печаль. Собственно, так и было: павшая на его плечи ответственность, сознание, что ему принадлежит как судебная власть, так и власть над всем графством, заставляли молодого графа постоянно сохранять внутреннюю сосредоточенность, сознание, что он в ответе за все. Даже факт, что он, по молодости лет, может всегда отговориться именно возрастом и сослаться на то, что ответственность все же несет его опекун – даже такое ему в голову не приходило. Хотя он прекрасно понимал, что и опекун, и опекунский совет, дав ему видимость свободы, на деле ждут любой ошибки, чтобы тут же применить свои права. Но сейчас он намерен был веселиться и, едва вступив в зал, оглядел его со спокойной и уверенной улыбкой: здесь были все, кого он не прочь был видеть, а главное – маркиз де Креки с зятем, Николя де Вильруа, его соседями по поместьям. Отец графа, покойный Ангерран де Ла Фер, знавал Шарля де Креки еще ребенком, а зять, Николя, воспитывался вместе с королем Луи 13, и был постоянно перед глазами у Изабель де Ла Фер, статс-дамы королевы Марии, и матери юного графа. Добрососедские отношения двух семей поддерживались и близостью их поместий. Ангерран де Ла Фер имел не много друзей, он очень осторожно отбирал тех, кого допускал в свой круг, и в этом сын походил на него: у Оливье была масса приятелей, но тех, с кем бы он был по-настоящему близок, найти было невозможно: граф ревностно оберегал свое личное пространство. Скрипки умолкли и Оливье, поймав на себе взгляд старшего де Креки, стал пробираться сквозь толпу к маркизу. Друзья обменялись рукопожатием, и, де Креки, заметив, что граф все еще кого-то ищет глазами, подумал, что знает ответ. - Николя рядом с королем. Его величество не отпускает его: кто еще, кроме Вильруа может рассказать королю о местном обществе? - Я не удивлен, - чуть пожал плечами де Ла Фер. – Его величество чувствует себя в компании с вашим зятем, маркиз, куда увереннее. - О, смотрите, король обратил на нас внимание; похоже, он послал сюда моего Вильруа. Держу пари, король нас всех хочет видеть. - Меня он вряд ли помнит, - улыбнулся Оливье. – Впрочем, у нашего короля, поговаривают, отличная память. Подошедший к ним де Вильруа приветствовал приятеля дружеским жестом. - Его величество желает видеть графа де Ла Фер! – провозгласил он так торжественно, что стоявшие вблизи дворяне посторонились, давая дорогу молодым людям. - Сир, я благодарен случаю, позволившему мне предстать перед вашим величеством с выражением полной и безусловной преданности, - поклонился юный аристократ с такой непринужденностью, словно сам был принцем. - Да, уж в этом вы правы, граф! Встретиться с вами – редкая удача, выпавшая королю. Но я надеюсь, что у нас будет достаточно поводов для встреч в дальнейшем. Мне будут нужны преданные слуги и храбрые воины. - Вашему величеству стоит только приказать, и я готов следовать за вами хоть в Ад! – немного волнуясь, отлично понимая, что он сейчас фактически клянется его величеству, ответил граф. – Но я присягнул на верность своему королю еще при жизни моего отца, который именно тогда, под сводами Амьенского собора, взял с меня клятву верно служить своему сюзерену. - Вы говорите так, как должен говорить храбрый и верный рыцарь, достойный сын графа де Ла Фер. Но я знал и всегда буду помнить вашу матушку, самую умную и самую добродетельную даму среди фрейлин королевы-матери. И – самую красивую, - вдруг, совсем не похожей на его обычную, светлой улыбкой улыбнулся Людовик. – Я бы хотел побеседовать с вами, граф, но эта вся бальная суета не даст нам спокойно перемолвиться и парой слов. Решено: как только у меня выдастся спокойный денек, мы с вами поохотимся: тут отличный лес и должна быть приличная охота. Я извещу вас, граф, когда мы встретимся, а пока: слышите: паспье! Давайте танцевать, господа, давайте веселиться! Заслышав знакомую мелодию, де Ла Фер поднял голову, и быстрым взглядом окинул ряды дам. Обычно пары подбирал церемониймейстер, но, похоже, в этот раз отсутствие королевы означало и чуть большую свободу. Король, пользуясь своей привилегией первого дворянина королевства, направился прямо к красавице Мадлен де Бланшфор, молодой супруге Николя де Вильруа и дочери маркиза де Креки, с которой был давно знаком. Вполглаза наблюдая за танцующими, за церемонными и грациозными движениями кавалеров, то снимающих, то надевающих шляпу, за изящными поворотами танцующих, граф не упускал из внимания одну пару. Дама была хороша, слов нет. Высокая, стройная, она с удивительной грацией двигалась в своем парадном платье с высоким кружевным воротником по моде, введенной Марией Медичи, то и дело показывая из-под подола изящную туфельку, но не позволяя увидеть ножку выше подъема. Впрочем, ножки дамы молодого человека не занимали: он с некоторым раздражением наблюдал кокетливые уловки прекрасно знакомой ему дамы, в десятый раз спрашивая себя: а хочет ли он после этого приглашать ее на куранту? Танец кончился, за ним последовал менуэт, потом бурре, потом столь любимый королем шакон; разгоряченные дамы обмахивались веерами, кавалеры из почтения перед королем держали свои шляпы в руках, только что не используя их в роли опахал. Народу в бальной зале было много, свечи оплывали в многочисленных канделябрах, и духота все настойчивее напоминала, что пора на воздух, охладить головы и сердца, чрезмерно разогретые танцами и угощеньем. Де Ла Фер оставался в зале, уверенный, что его найдут. Уже ушел уставший король, удалился в отведенные ему покои вместе с Вильруа; распрощался и маршал де Креки, пообещав днями побывать в Ла Фере, и увозя домой дочь, а молодой человек все ждал, что его почтит, наконец, своим вниманием, дама, ради которой он, собственно, и приехал на бал. Наконец, разогнав всех кавалеров, Матильда д'Омон де Рошбарон приблизилась к Оливье. Впрочем, она соблюдала дистанцию в несколько шагов, оставляя ему возможность первому сделать шаг навстречу. Граф приблизился с поклоном, безупречно вежливый и такой же холодный. Дама протянула ему руку, и, когда он нагнулся, чтобы ее поцеловать, довольно чувствительно ударила его веером по плечу. Де Ла Фер удивленно поднял глаза, но позы не изменил. - Что это значит, Матильда? Вы чем-то недовольны? - Еще бы! Я приложила столько усилий, чтобы отослать собственного мужа, а вы даже не соизволили пригласить меня хотя бы на один танец. - Зачем это вам? Разве мы не связаны другими узами? - Я хотела, чтобы король полюбовался на красивую пару! – Матильда понизила голос. - И для этого вам был нужен именно я, в роли фона? Ах, Тильда, Тильда, вы не можете не кокетничать, вы честолюбивы, если то, о чем вы мечтаете, можно считать честолюбием. Но вы сами видите: его величество не более, чем вежливый кавалер и прекрасный танцор. Кроме собственной супруги его никто не интересует. - Это потому, что никто не сумел задеть его сердца, - со вздохом произнесла дама. - Вам мало того, что вы покорили мое? – спросил молодой человек, сжав в гневе эфес шпаги. - Ой, Оливье, ну не будьте таким злюкой, - вдруг рассмеялась молодая женщина. – И вам и мне давно ясно, что у нас с вами страсть, но не любовь. Мальчик мой, - при этих словах молодой человек с негодованием отшатнулся, - вы не должны обижаться и должны меня понять: я не собираюсь растрачивать свою молодость и красоту в этих краях, и я хочу блистать не на провинциальных балах. Раз уж меня выдали за мальчика, который на семь лет младше меня, мне ничего другого не остается, как приложить максимум усилий, и добыть место при дворе для Антуана. Мой д'Омон де Рошбарон под моим руководством еще будет блистать при дворе. - Не сомневаюсь! – молодой человек сухо поклонился. Потом, бросив взгляд по сторонам, и убедившись, что они одни в нише окна, он приобнял даму и поцеловал с таким жаром, что она на какое-то время перестала соображать, где находится. Когда она открыла глаза, рядом не было никого: граф исчез стремительно и бесследно. Эта прощальная выходка заставила Матильду призадуматься: она никогда всерьез не принимала их связь, видя в своем юном любовнике только развлечение. Прощальный поцелуй говорил только об одном: будущая маркиза де Вилькье совсем не знала графа де Ла Фер.
Отправлено: 07.06.20 08:11. Заголовок: Глава 2. Пикардийски..
Глава 2. Пикардийские игры. Господа развлекались. Золото, рассыпанное на столе, игральные кости, со стуком падавшие на мраморную поверхность, игральный стаканчик, карты, небрежно отброшенные в сторону, серебряный кувшин и три золоченных кубка – все приметы азартной игры были здесь. Троица игравших была уже слегка навеселе, а конца игры не предвиделось. К услугам игроков была вся ночь и винный подвал господина де Креки-старшего, в замке которого они на данный момент и находились. Шарль де Креки не спускал глаз со стаканчика, который небрежно тряс его гость: граф де Ла Фер был изрядно пьян, что случалось с ним крайне редко, но игральный стакан он держал уверенно. Кости вылетели и раскатились по столу в противоположные стороны: на грани каждой из костей отчетливо видно было очко. На каждой – по одному! Не веря своим глазам, все три игрока переглянулись: такого результата ни один из присутствующих никогда не видел, и, более того – никогда ни о чем подобном не слышал. - Такое только с пьяных глаз можно учудить! – пробормотал Николя де Вильруа, незаметно перекрестившись. – Кажется, нам пора спать, пока нечистый не начал нас толкать под столом. - Граф, что-то вы сегодня не в настроении? – Шарль де Креки потянулся за графином, налил в свой кубок вина, но рука у него дрогнула, и вино полилось через край, прямо на мраморную столешницу. - Не в настроении? Напротив, я чувствую себя в ударе и готов играть до утра, - Оливье де Ла Фер вздернул тонкую, словно кистью прочерченную, бровь. – Не бойтесь за меня: этот проигрыш ничего не изменит в моем положении. - Вам не везет только в игре? – поддел его Николя. - Только в игре, - подтвердил граф, наливая кубок и себе. - А в любви? – не унимался Вильруа, который кое-что мог рассказать о любовных успехах тогда еще виконта де Ла Фер. - Любовь – это то, что никогда не отвлекало меня от главного в жизни. - О, Оливье, вы сегодня откровенны вопреки самому себе! Может быть, поделитесь с нами, в чем же вы видите свою цель? Я не склонен считать, что наследник рода де Ла Феров будет ждать, пока король осыплет его своими милостями, - Николя допил свое вино и, опрокинув кубок, покачал его на пальцах, как колокольчик. – Расскажите, что вас удерживает в этой глуши? - Прежде всего, дела. Вы же знаете, что после смерти отца мне приходится за всем следить самому. И в Берри тоже есть чем заняться. - И в Берри, и в Пикардии вы не одиноки, Оливье. Молва приписывает вам немало любовных побед. Почему вы не женитесь, граф? – вдруг напрямую спросил де Вильруа. – Ведь вы помолвлены, если я не ошибаюсь? - Не ошибаетесь, - сразу поскучнел граф. – Это было желание моего отца. - Все мы выполняем желание родителей, - покосившись в сторону прикорнувшего в уголке Шарля, - буркнул молодой человек. – Но я, по крайней мере, не жалею, что меня женили. Пока. – добавил он, ухмыльнувшись. – Обеспечу себя наследником, а потом я - вольная птица. Чего и вам желаю, граф. - Я не спешу жениться, - покачал головой Оливье де Ла Фер. – Прежде всего, я должен быть уверен, что моя жена не будет ни в чем нуждаться. - И поэтому вы думаете о карьере при дворе? На отсутствие финансов вам грех жаловаться, граф. - А я не жалуюсь, - холодно возразил граф. – Но жизнь при дворе имеет свои недостатки. - У вас же дом в Париже, вам и вашей будущей жене не придется жить в Лувре. - Свою службу королю я не вижу в том, чтобы подпирать спиной облупившиеся стены Лувра, - все таким же холодным тоном, в котором теперь появились и высокомерные интонации, продолжал молодой граф, - нет, служба его величеству мне представляется деятельной, способной принести славу Франции. - Война? - Да, причем я вижу себя на флоте. - Вы моряк? Откуда такие мысли, Оливье? - Вы, наверное, просто не знаете некоторых фактов из моей жизни, Николя, - неохотно проговорил граф. - Я несколько лет провел в Англии, на флоте. - Вы? Вы – и море? - Это было желание моего отца. А что, я так похож на сухопутную крысу, Николя? – он криво улыбнулся. - Я в детстве имел возможность видеть, как вы плаваете. Скорее, вы похожи на угря! – расхохотался королевский любимец, и от этого смех сбил напряжение, которое уже явственно начало проглядывать во фразах, которыми обменивались приятели. – Но вам, не хуже меня известно, что те суда, что имеются во Франции, с большой натяжкой можно считать флотом. - Я это знаю, но так не может продолжаться до бесконечности. Кому-то необходимо раскрыть глаза его величеству на сложившееся положение. - Зная вас хоть немного, Оливье, не трудно предположить, что у вас есть какие-то соображения на этот счет, - Вильруа с внезапно проснувшимся интересом воззрился на графа. – Как вам известно, я очень близок к королю, и мы с вами могли бы заинтересовать его величество в частной беседе. Хотите, я расскажу государю о вашем замысле? Де Ла Фер, уже готовый изложить свой план приятелю, внезапно остановился и покачал головой: какое-то внутреннее предчувствие или внезапно проснувшееся недоверие, не дало ему поделиться с Вильруа. - Я еще не готов к встрече с его величеством по такому поводу, - неохотно ответил он. – Необходимо привести оценку того, что мы имеем на данный момент, но у меня пока нет времени для таких поездок. И тут мне нужна будет помощь людей знающих. - Я думаю, что у моего тестя… - начал было Вильруа, но граф остановил его движением руки. - Николя, у меня есть знакомые моряки, которые разбираются во всем, что касается кораблей. Когда мой план будет готов, я вам сообщу, и мы решим, как лучше всего представить его королю. А пока – это только мои мысли, и даже не вслух. Сыграем еще? – вдруг предложил Оливье. - Пожалуй, хватит, - вдруг остановил его окончательно проснувшийся Шарль де Креки. – Если вы не боитесь проиграть, Оливье, то я боюсь, что после вашего проигрыша удачаотвернется от нас. Давайте не дергать нечистого за хвост, а то, знаете ли, людям военным следует держаться со своей удачей на «вы». - Я не суеверен, - сухо ответил граф. – Но, вы, пожалуй, правы. Вино выпито наличность проиграна, так что можно отправляться в постель с чистой совестью. Вы разрешите откланяться? - И вам спокойной ночи, Оливье! - с добродушным смешком напутствовал его хозяин дома. – Дорогу в свою комнату помните? - Я не настолько пьян, чтобы звать слуг, - молодой человек нагнул голову, прощаясь, и вышел твердой походкой. Де Креки проводил его взглядом, потом остановил зятя, который собрался следом за гостем идти почивать. - Николя, какого черта вы все время дразните де Ла Фера? Вы что, не знаете его норова? - Мне показалось, что он не в своей тарелке сегодня: похоже, у него не ладится любовный роман. - А вам какое дело? Оливье не из тех, кто спускает с рук намеки. А фехтовальщик он отменный. - Маркиз, но меня заинтересовал его разговор о флоте, - попытался оправдаться Вильруа. - Мне тоже стало интересно, но пока это не нашего ума дело. У этого юнца очень серьезные планы, он высоко метит, но он еще не созрел. Так что потерпите. Все равно он вас не обойдет: ближе вас он не знает никого при короле. *** Остановив зятя, де Креки не перестал думать о плане графа. Человек военный, но сугубо сухопутный, он стал перебирать в памяти всех, кто, на его памяти, мог бы объяснить ему положение Франции на море. Конечно, он был в курсе того, что вытворяли французские корсары в Карибском море, даже был наслышан о некоторых из них, а с Нагэ де Сен-Жоржем они даже как-то пересеклись в коридорах Лувра. Но корабли, бороздившие моря и океаны под флагом Франции были, прежде всего, торговыми судами, и флоту Англии, Испании и Голландии соперниками не были. Чем дольше де Креки размышлял в эту ночь, тем сильнее убеждался, что в замысле графа де Ла Фер есть не просто здравое зерно: тот, кто сумеет положить перед королем детально разработанный план и сумеет увлечь Луи Справедливого этой идеей, станет для его величества нужным и важным сановником. И не двадцатилетнему мальчишке пристало подавать королю такие планы. Шарль 1 напрасно ждал, что получит в наследство от своего тестя, коннетабля Ледигьера, маршальский жезл. Так не стоит ли подумать об карьере адмирала, который во Франции еще не был сугубо морским чином, но мог бы им стать. Выждав несколько дней и предупредив запиской графа, де Креки и Вильруа отправились, в свою очередь, с визитом в Ла Фер. Граф, хоть и был занят, предоставил гостям прекрасную возможность убедиться, что замок и угодья в прекрасном состоянии. Особенно их впечатлила охота, которая оказалась ничем не хуже той, которой славились и Компьеньский лес, и их собственная сеньория Пуа, которой владели Креки с 15 века. За охотой, как водится, следовал обильный обед и игра. Компания расположилась в охотничьем домике замка, стоявшем немного в стороне, у самого ручья, за которым и начинался обширный лес. Граф де Ла Фер отлично понимал, что за побудительные причины были у его знакомых, и какие мысли прятали они до поры до времени за ничего не значащими общими фразами. Оливье злился на себя: он увлекся, вино развязало ему язык больше, чем требовала простая предусмотрительность в беседе с людьми, которым он не имел оснований особенно доверять. Кого должны касаться его личные планы? Оказалось, интерес к ним проявили, и совсем не те, кому следовало бы интересоваться. Как и в прошлый раз, господа играли. И снова метали кости, и снова лилось вино и катились по столу золотые дублоны. Два очка выпали у Вильруа, когда он твердо решил отыграться и сообщил об этом. Какое-то время собутыльники растеряно смотрели друг на друга: два таких совпадения почти подряд – это уже было за гранью понимания, это уже походило на предупреждение; только вот о чем хотел их предупредить господин случай? - Вы по-прежнему хотите продолжать игру, Николя? – дрогнувшим голосом спросил де Креки у зятя. - Хочу! - Вы обратили внимание, что ваш проигрыш равен вашему прошлому выигрышу до пистоля? – Шарль де Креки не скрывал, что ему не по себе. - Это еще больше побуждает меня продолжить игру, - упрямо настаивал Николя. - Дело ваше, но что скажет наш хозяин? - Скажет, что все это странно, и я бы предпочел не продолжать игру. Впрочем, я поступлю так, как будет угодно Вильруа, - де Ла Фер бросил кости в стакан. – Надеюсь, господа, вы не станете обвинять меня в нечестной игре? - Упаси Бог, ваша честность вошла в пословицу, - Николя закинул ногу на ногу, сквозь стекло венецианского бокала рассматривая огонь в камине. – Я отыграюсь при случае, граф. Надеюсь, мне такая возможность предоставится в ближайшем будущем. Не за горами день, когда вам понадобится представить королю ваш план. - Ваши слова похожи на угрозу, но я не стану предавать им значение, - Оливье прошелся по комнате, постоял перед окном, за которым уже ничего не было видно из-за темноты, спиной чувствуя, как сверлят его взгляды придворных господ. – Если мои планы удастся осуществить, в следующем году я представлю его величеству свои соображения насчет флота. Я бы попросил вас никому ничего не говорить до того дня, но, боюсь, я сказал слишком много. Впрочем, действуйте, как вам кажется целесообразней, господа, - он слегка поклонился. Господа уехали поутру, а граф де Ла Фер, стоя во дворе замка, слушал, как затихает вдали цокот лошадиных копыт и грустно размышлял, чего стоят приятельские отношения рядом с монаршьим расположением.
Отправлено: 08.06.20 08:22. Заголовок: Глава 3. Qui d’amour..
Глава 3. Qui d’amour se prend, de rage se quitte. (Миловались много, да расстались скоро.)
В Берри за время отсутствия де Ла Фера ничего не изменилось. Да и не могло измениться, потому что зоркое око тетушки Клермон ничего не упускало из поля своего зрения. А старая дама, хоть и не числилась никаким боком среди опекунов племянника, всегда была в курсе, как и его маршрутов, так и его дел. Оливье порой терялся в догадках, где, как и с помощью каких соглядатаев умудрялась она его выслеживать. Секретов для нее не существовало, но некоторые свои тайны племяннику все же удавалось хранить от тетушкиных глаз. После смерти родителей семнадцатилетний наследник оказался предоставленным самому себе. И, едва справившись с болью утраты, он с головой окунулся в дела наследства. Назначенный опекунский совет и определенный им опекун следовали букве закона, проверяя и перепроверяя каждый шаг юноши. Оливье все понимал, что до совершеннолетия было еще слишком далеко, что он не имел юридических прав на самостоятельность действий, но гордость его все равно была уязвлена. Каждый раз, доказывая, что его решение обосновано, Оливье умело пользовался законами и кутюмами, и, постепенно, слежка совета перестала быть такой навязчивой. Однако, это не значило, что, доверяя на словах, за ним не следили, готовые ухватиться за любой просчет, за любую незавершенность его действий. Эта слежка совета и тетушки держала его в постоянном напряжении, порой он готов был сорваться, но знаменитая выдержка де Ла Феров пока его не подводила; в делах он следовал одной линии: спокойствие, рассудительность, твердость в отстаивании своей правоты. Это была одна сторона его жизни, но существовала и другая, свойственная молодости. Удивительным образом его зрелая рассудительность сочеталась с бесшабашностью, с отчаянным желанием проверять себя в каком-нибудь приключении, будь то опасная охота на вепря, дуэль с местным дворянином или любовное свидание под носом у ревнивого мужа. Впрочем, последнее он никогда не афишировал, и Амур был с ним всегда в сговоре, пуская свои стрелы так, чтобы никто их не заметил. В Ла Фере граф был хозяином, опекунский совет туда не часто совал нос, зато в Берри он находился под неусыпным вниманием. Был еще Париж, но, попадая туда, Оливье старательно изображал прожигателя жизни, за что его потом подвергали дружному порицанию, не ведая, что это были скорее слухи, чем действительное положение дел: Оливье внимательно следил, чтобы не перейти опасную грань, и не стать добычей кредиторов. В Париже граф занимался сбором информации для своего доклада о флоте, но делал это осторожно и не привлекая внимания к своему интересу. Вернувшись в Берри, в дом бабки, где он вырос, и где, по ее завещанию, мог распоряжаться и жить вплоть до своего совершеннолетия, граф принялся приводить в порядок свои заметки. Сведения, собранные им, могли бы стать неплохой добычей для испанских шпионов, но флот Франции испанскую корону пока не волновал. Её волновало то, что происходило при французском дворе, а там обстановка накалялась. Все это пока мало трогало графа де Ла Фер: его больше занимала история с одной вдовой, удалившейся от света после гибели мужа на дуэли, да настойчивые напоминания отца мадемуазель де Люсэ. Ангерран де Ла Фер не любил бывать в Берри, он давно не ладил с тещей, и, хотя настоящих ссор они себе не позволяли, но редкие обмены посланиями, касались всегда Оливье (как называл сына граф) или Огюста (как упрямо величала его бабка). Каждый вкладывал в имя свой смысл, и Ангеррана поведение тещи возмущало. Впрочем, он был хорошо воспитан и умел выражать свои чувства без излишнего пафоса. Наследник не ведал об этих семейных разборках, наслаждаясь жизнью. Вокруг было столько интересного! Потом судьба стала швырять его, как мяч, испытывая на прочность, и очнулся он от своих грез и приключений, когда стоял у гроба матери. Бабушки к тому времени уже не было в живых, и Ангерран, предчувствуя свой уход, взялся готовить виконта к тому, что тот вскорости останется единственным наследником рода. Детство осталось в воспоминаниях и снах, но его сменила юность и теперь она настойчиво предъявляла свои права. Да и как мог красивый пылкий юноша оставаться в стороне от любовных приключений? Он мог их и не искать – они сами находили его. Небольшой городок Витри располагался в получасе езды быстрой рысью и славился своими прудами. Но не только рыба, в изобилии населявшая воды прудов, привлекала рыбаков со всей округи. В укромных уголках, где песчаные пляжи манили ступать босыми ногами до самой воды, и где не сразу пловец погружался в таинственные глубины, устроены были купальни, отлично просматриваемые из окружавших берега ивняка. Сколько прелестных нимф прятались от нескромных глаз за ненадежными стенами этих купален, и сколько свиданий назначалось там влюбленными парочками известно только шалуну Амуру. Жаклин де Сансей было чуть больше двадцати лет, но она уже месяц была вдовой. Женой она пробыла тоже недолго: две недели, которых неглупой и образованной девице было достаточно, чтобы понять, что супружеское счастье – не ее удел. А еще очень быстро к ней пришло понимание, что семья мужа не видит ее среди своих членов. Если бы она хотя бы успела забеременеть, она могла бы претендовать на роль матери наследника! Но дурацкая дуэль перечеркнула все ее планы. Юная вдова сокрушалась не столько о гибели мужа, сколько перспективе уйти в монастырь. Вдовьей доли, отписанной ей по брачному договору, как раз и хватило бы на взнос. Но загубить свою жизнь в самом начале, посвятить себя Христу, толком не узнав ни жизни, ни любви, женщина не собиралась. Совет, который ей подала ее кормилица, прочно застрял у Жаклин в голове: «Кошечка моя, если ты окажешься беременной, никто не сможет отрицать, что ты понесла от мужа». Конечно, не пристало вдове, только что потерявшей мужа, развлекаться, но уж очень жаркие дни стояли в сентябре 1619 года. Жаклин, в сопровождении кормилицы и горничной, отправлялась на озеро, едва вставало солнце и над водой еще стелился туман, такой же непонятный и таинственный, как и лето среди осени. Вот такой нимфой, в таинственной дымке, пронизанной первым солнечным лучом, в облепившей ее мокрой рубашке до пят, с волосами ниже талии и предстала она перед единственным зрителем, случайно оказавшимся в это время в зарослях ив и тростника. Видит бог, граф явился туда с той же целью, что и Жаклин де Сансей – поплавать, пока никто не может ему помешать в свое удовольствие плескаться в озере. А случай явил ему чудо. Молодые люди встретились уже на дороге: Жаклин в сопровождении своих служанок спешила домой, граф тоже возвращался в свой замок, но он был верхом и легко обогнал женщин, постаравшись, чтобы пыль не попала на платье дам. Служанки вскрикнули, Жаклин резко обернулась и ахнула: она узнала всадника, которого видела разок по дороге в церковь. Оливье поспешно спрыгнул на землю и поклонился госпоже: он тоже узнал в ней нимфу из озера. Деваться им было некуда, оставлять на дороге молодую красавицу во вдовьем наряде – невежливо, и, как-то само собой получилось, что он проводил ее почти до самого дома. Удивительно, но на глаза они никому не попались, а служанкам было приказано молчать. Они стали встречаться по утрам, но очень скоро погода испортилась, и купания пришлось прекратить. Жаклин сразу приметила, что Оливье статью, цветом волос и глаз походил на ее погибшего мужа. Слова кормилицы всплыли у нее в памяти, хотя она никогда их по-настоящему и не забывала, но неожиданное препятствие оказалось в самом кавалере: он не считал возможным заводить серьезную связь с женщиной, постель которой еще не успела остыть после мужа. Де Сенсей терялась, не зная, как победить эту непонятную ей стыдливость: время уходило, она зря теряла его на бессмысленные встречи, не зная, как же дать понять молодому человеку, что совсем не прочь получить в его лице достойную замену своему ушедшему в мир иной супругу. - Арман (он предпочел, чтобы случайная знакомая называла его этом родовым именем: так ему легче было удерживать дистанцию между ними), - Арман, почему вы до сих пор не женились? – Жаклин шла рядом, отказавшись опираться на его руку, но внимательно глядя себе под ноги: дорога здесь вся была в выбоинах, а на ней были туфли на каблуке. - У меня нет на это времени, - отшутился граф. - Вы смеетесь, а я думаю, что причина в другом. - В чем же, мадам? – Оливье ловко подхватил под локоть свою спутницу, которая едва не упала. - Признайтесь, Арман, вы боитесь женщин! - Боюсь, - не стал он возражать. – Боюсь, что меня посчитают навязчивым, наглым, не думающем о репутации дамы. - Может быть так кто-то и думает, но только не я! Я верю вам! Ой! – Жаклин не удержалась, некстати подвернувшийся камень сделал свое дело, и да Сансей оказалась на дороге с подвернутой ногой и поломанным каблуком. До дому было недалеко, и графу ничего другого не оставалось, как взять даму на руки. Она обняла его за шею, прижавшись щекой к плоенному воротничку и ощущая, как вздрогнули его руки. - Глупенький, я ведь люблю тебя! – промурлыкала ему прямо в ухо, и Оливье резко остановился, борясь с противоположными желаниями. Чувственность предписывала искать возможности для уединения, принципы рекомендовали объясниться с дамой прямо тут, на дороге, и не подвергать ни себя, ни ее соблазнам. – Ты напоминаешь мне моего мужа, но ты лучше, красивее, умнее, я бы хотела… - Выйти за меня замуж? – он не удержался от насмешки в голосе. – Невесту мне выбрал мой отец, я не посмею отказаться от его выбора. - Мне не нужен брак с вами, сударь, мне нужен только ребенок, - Жаклин произнесла эти слова так сухо и по-деловому, что Оливье опустил ее на землю. Она стояла на одной ноге, ухватив его за плечо, и не глядя на своего кавалера. - Хотите таким образом избежать монастыря? – ему было тошно, тошно, как никогда. – Мадам, я доведу вас до дому, не сомневайтесь, но это наша последняя встреча: не рассчитывайте на меня в таких делах. Я не спешу обзаводиться детьми, тем более не желаю их иметь под чужим именем. Мои дети будут гордиться, что носят фамилию де Ла Фер. – Он легко подхватил молодую женщину на руки и пошел быстрым шагом, не чувствуя веса на своих руках. Было горько, обидно и даже больно, но он не мог, и не хотел разбираться с тем, что с ним происходило. «Есть только один путь, чтобы избежать всех соблазнов и всех недоразумений – мадемуазель де Люсе», - Оливье глубоко вздохнул, глядя, как слуги, выбежавшие на звонок, уносят мадам де Сансей. ***
Какой случай завел его в эту церквушку, Оливье, впоследствии, так и не смог припомнить. Может быть его заинтересовал витраж на портале; а, может, что-то привиделось на ступенях храма… теперь это уже и неважно: главное, он привязал коня у коновязи напротив и, на ходу снимая перчатки, поднялся ко входу. Шляпу он сдернул только открывая дверь, и зажмурился от ярко-синего луча, ударившего в глаза. Когда он сумел их открыть, все вокруг дрожало и мерцало в синем мареве, и в нем, у алтаря, порхало белоснежное существо. Прошло еще несколько мгновений, пока он смигнул слезы с ресниц и смог понять, что это девушка, одетая в простенькое белое платье, что на ней холщовые передник и чепец поверх распущенных волос, и она возится с подсвечниками на алтаре. Граф сделал еще шаг, звон колесика шпоры о вымощенный каменными плитами пол заставил девушку обернуться, и все опять поплыло перед глазами у Оливье. Сказать, что девушка была хороша – не сказать ничего, хотя совершенно не вписывалась в те понятия красоты, которые предъявляло время графа. Высокая и худенькая, она выглядела совсем юной, и лишь возрастом можно было оправдать выражение той наивности, что проглядывала на ее нежном личике, в изяществе тонких рук и трогательных плеч, угадываемых под ветхой косынкой. Потом он увидел ее глаза, прозрачные, как горное озеро, и такие же глубокие, резко очерченные густыми черными ресницами, и ощутил, как мгновенно пересохли губы. Пересохли настолько, что он не мог вымолвить и слова. Кажется, девушка увидела его реакцию, и что-то непонятное мелькнуло в ее взгляде: потом он сообразил, что она нисколько не испугалась появлению незнакомого дворянина, а скорее, даже, ее насмешило его замешательство. Но первое впечатление было таким сильным, что он не сразу понял, что выглядит нелепо: стоит столбом, не в силах ни перекреститься, ни хоть какое-то слово вымолвить. - Доброго дня вам, господин шевалье! – голосок у нее был нежный, но звучный. – Вы кого-то разыскиваете? - День добрый, - ответил граф машинально, - да, я бы хотел видеть кюре. - Отец Жорж еще не вернулся: он ушел причащать умирающего в деревню рядом. - Я подожду его, - решил Оливье, не слишком соображая, что говорит и что делает. - Может быть, вам лучше подождать его в доме? Это рядом, два шага пройти. Если господину угодно подождать несколько минут, я провожу его: только закончу здесь прибираться, - она предложила провести его в дом со всей непосредственностью дитя, которое никогда не думает о том, как могут истолковать его действия другие. - Хорошо, тогда я подожду сначала вас, - Оливье уже не отдавал себе отчета в своих словах: он, словно заколдованный, не мог оторвать взгляда от ее фигурки, легко двигавшейся перед алтарем. - Вот и все, сударь, мы можем идти, - девушка повернулась к графу лицом, и он увидел, что завершающим штрихом в ее работе стали цветы в стеклянном кувшине. – Она отряхнула передник, поправила волосы под чепцом, и с улыбкой указала ему на низенькую дверь в стене, - так нам будет ближе. Оливье пошел за ней едва не качаясь, ей даже пришлось придержать его перед дверным проемом: еще секунда, и он бы врезался в него лбом. Они вышли в крохотный садик, где за живой изгородью виднелся увитый красно-зеленым плющом дом. Девушка сделала ему знак, и он послушно опустился на деревянную скамью перед деревянным же столом, на котором несколько опавших бурых листьев каштана напоминали, что осень в разгаре. - Я посмотрю, вернулся ли брат и принесу вам пить. Хотите молока? – она поражала его непосредственностью обращения, хотя, несомненно, поняла, что гость пожаловал не простой. - С удовольствием. Да, - неожиданно он вспомнил о своем жеребце Анхеле, - нельзя ли присмотреть за моей лошадью? Я оставил ее у церкви на коновязи. - Я сейчас приведу его сюда: у нас есть место для лошадей, и вам будет спокойнее ждать отца Жоржа, - прежде чем он успел что-либо возразить, незнакомка упорхнула. Потом он услышал стук копыт – лошадь привели в поводу, а еще через четверть часа девушка появилась вновь, но уже с подносом, на котором стояли кувшин молока, стакан, сыр, хлеб: Оливье, глядя на этот крестьянский завтрак вдруг почувствовал зверский голод. - Брат прислал мальчика из деревни, сказал, что задержится: больной еще жив, - сказала девушка как-то небрежно, словно не о живом человеке шла речь, зато молоко в стакан наливала наклонившись так, что он поневоле заметил в складках шейного платка соблазнительную ложбинку; потом с улыбкой наблюдала, как граф пьет, и звонко расхохоталась, когда Оливье не заметил, что на усах осталось молоко. - Почему вы смеетесь? Что-то не так? - У вас молоко осталось! Нет, не так, не так… разрешите, я вытру! – прежде, чем молодой человек что-то успел сказать, она достала расшитый платочек и смахнула с его губ несколько капель молока: жест настолько же бесцеремонный, насколько и непосредственный, уместный разве что для сестры, заставил его перехватить девичью руку и… и беспомощно застыть. - Как вас зовут, - сразу охрипшим голосом произнес граф, безотчетно отбирая из ее руки платок. - Анна! – ответила девица, странно побледнев. – Анна меня зовут, господин граф. Он встал, позабыв и о завтраке, и о том, что ждет кюре. - Сожалею, но я не располагаю временем. При случае я навещу вас еще раз, - суховатое прощание было скорее данью приличиям. – Я предупрежу отца Жоржа, если он мне понадобится. Прощайте. Ни слова не говоря, Анна провела его за дом, он сам отвязал коня и вскочил в седло, так же сухо кивнув головой на ее прощальный поклон. Девушка вернулась в дом: она по-прежнему была очень бледна, но на губах цвела победная улыбка.
Граф появился на следующий день, и, естественно, никого не предупредил о своем визите. Анхель сам нашел дорогу к заднему двору, но это не вызвало ни удивления, ни сопротивления у графа: он был в состоянии внутреннего оцепенения со вчерашнего дня. Поспать в эту ночь ему не удалось: он метался по постели, потом вскакивал, начинал мерять шагами спальню, потом опять ложился, и, не в силах унять лихорадку, встретил рассвет у раскрытого окна, не замечая ни холодного воздуха, ни тумана, поднявшегося до уровня второго этажа. Ложиться было уже поздно, он приказал лакею подать одеться, придирчиво осмотрел поданный костюм для верховой езды и велел сменить его на другой, нарядный. Он и думал, и действовал как автомат, и это его пугало; Оливье казалось, что он стал подобием марионетки, но страх спрятался, как только он сел в седло, и осталось только одно желание: увидеть тонкий профиль, уголок у губ, где спряталась крохотная родинка, колышущийся от дыхания локон у виска… как много он успел увидеть и запомнить! Отец частенько ругал его, считая, что Оливье гоняется за химерами, когда надо уметь подмечать реальное. Ну, вот сейчас он же все успел подметить и ничего себе нереального не вообразил. Все помнит таким, каким оно и есть, а главное: сейчас он увидит Анну, и сколько еще всего предстоит ему разглядеть! Она появилась перед ним с букетом поздних роз в одной руке и плетеной корзинкой – в другой, растрепанная и сонная. Нагнулась, поставила корзину на землю, небрежно ткнула в нее цветы, тыльной стороной ладони отвела упавшие на лицо спутанные волосы… сейчас она точностью и совершенством каждого движения напоминала кошку… и замерла от неожиданности. Выражение досады промелькнуло на ее лице – и исчезло, как только она увидела, какими глазами смотрит на нее гость. - Доброе утро, сударь. Вы к брату? Я сейчас разбужу его. - Не надо, - выдавил из себя Оливье. – Не надо его будить. Я не к нему – я к вам, Анна. - Ко мне? – девушка замерла. – Вы смеетесь надо мной, ваша милость? Это нехорошо. И мне нельзя оставаться одной рядом с незнакомым дворянином. Вы же даже не назвали себя! Что подумают люди, что скажет мой брат? - Никто нас не видит, а если и увидят, имя графа де Ла Фер закроет все рты. - Или, наоборот, станут говорить на всех углах, что сестра отца Жоржа принимает у себя поутру местного сеньора, - решительно ответила ему Анна. – Ваше имя лишь сделает мою вину страшнее. - Хорошо, тогда я уеду, - он тронул коня коленом, уже ничего не видя вокруг от осознания своей безмерной вины. - Погодите! – Анна схватила коня за повод, и вдруг Анхель, который вчера не чинил никаких препятствий девушке, когда она забрала его с коновязи, резко всхрапнул и дернул головой, глубоко оцарапав ей руку трензелем чуть повыше локтя. Закатанный рукав сорочки сразу же оросился кровью, Анна вскрикнула от боли, а Оливье птицей слетел с седла на землю. - Проклятое животное! - Оливье замахнулся на коня, и тот, оскорбленный, взвился на дыбы и бросился в сторону, взвизгнув, как собака. – Я убью его! - Не надо, оставьте его, - Анна метнула в сторону Анхеля недобрый взгляд, и рукой зажала ранку. Граф, плохо сознавая, что творит, вытащил тот самый платок Анны, который и был предлогом для сегодняшней поездки, и сделал из него повязку на рану, причем сделал это так ловко и осторожно, что девушка не могла не заметить этого. - Вы разбираетесь в ранениях? – она поспешно опустила рукав. – Не хочу, чтобы Жорж увидел кровь. Ему от одного только ее вида дурно делается. - Нет, конечно же я не лекарь, но приходилось иметь дело с ранами. Тот, кто носит шпагу, вынужден пускать ее в ход, а это чревато кровопотерями. – Граф оглянулся, ища глазами Анхеля: лошадь стояла в стороне, недовольно всхрапывая, и всем своим видом выражая нетерпение. – Простите моего негодника, Анна! Не пойму, что на него нашло, вчера он был в ваших руках смирнее ягненка. - Наверное, его что-то напугало, - равнодушно пожала плечами девушка. – Он вас ревнует, - вдруг заявила она. - Ревнует? – у молодого человека перехватило дыхание. – А … а у него есть основания для этого? - Животные очень чувствительны, - рассудительно заявила Анна. – Ему не понравилось, что вы уделяете мне внимание. - А вам? - Что – мне? - А вам понравилось? - А мне странно и непонятно, что такой вельможа, как вы, почтили своим вниманием такую нищенку, как я. - Как вы можете говорить о себе так! – Оливье, возмущенный до глубины души такой несправедливостью девицы в оценке самой себя, схватил ее за руки, отчего она вскрикнула от боли. - О, простите меня, я забылся, - он испуганно отступил. - Ничего, я привыкла к боли, - странно улыбнулась девушка. – Что вас привело в наш дом, господин граф? - Для вас мое имя не было неожиданностью? – де Ла Фер нахмурился. - Я вас узнала еще вчера, но не хотела вас смущать. Так что вас привело сегодня в наш скромный дом? - Ваш платок, - Оливье тяжело вздохнул. – Вчера я случайно забрал ваш платок. - И вы решили, что он у меня единственный? Подождите, я сейчас! – она исчезла в доме, оставив его в растерянности. - Вот вам другой, господин граф, - Анна протянула ему точно такой же платочек, как тот, что перехватывал сейчас ее руку. – Это вам на память о моей ране, которую я получила по вине вашего Анхеля. - С вашей стороны жестоко напоминать мне об этом, - пробормотал граф, но платок спрятал под камзол, поближе к сердцу. – Вы разрешите мне завтра приехать справиться о вашей ране? - Нет. Завтра у меня трудный день, и у меня вряд ли найдется время переброситься с вами хоть двумя словами, - Анна, несмотря на жесткость своих слов, улыбалась ему кротко и нежно. – Послезавтра. Моему брату незачем знать, что вы оказываете мне знаки вашего расположения. - Но почему? Почему он должен быть против? - Потому, что хоть мы с ним и дворяне, но вам, господин граф, мы не ровня. Каждый должен знать свое место! – она поклонилась, и подхватив корзинку с розами, про которые не забыла, не спеша направилась в дом. На пороге Анна обернулась, и одарила Оливье на прощание такой ослепительной улыбкой, что он забыл о ее жестоких словах. А Анна, стоя у закрытой двери, перевела дыхание: «Мой! Теперь ты точно мой!», беззвучно вымолвили ее губы.
Отправлено: 08.06.20 18:49. Заголовок: С самой первой главы..
С самой первой главы меня не покидает ощущение этакого размаха, эпичности картины - с массовками, с натурными съёмками, с подлинными интерьерами эпохи! И картина-то предвидится многосерийная!
Отправлено: 10.06.20 09:07. Заголовок: Глава 4. Ad futuram ..
Глава 4. Ad futuram rei memoriam — В напоминание о событии.
Де Креки появился в самый неподходящий момент: роман графа с девицей де Бюэй был в полном разгаре. Граф де Ла Фер потерял голову: это видели все вокруг. Когда еще Оливье позволял себе открыто навещать даму сердца, делать вид, что любопытные взгляды поселян для него не имеют никакого значения, и с нездешней улыбкой выслушивать негодующие поучения родственников? Анна похитила его разум, его время, и его способность видеть. Девица де Бюэй стала достопримечательностью Берри, но это ее не сердило. Она быстро вошла во вкус, умудряясь с достоинством нести тяжкое бремя славы, но не пытаясь отрицать его сомнительный смысл. - На мне нет греха, - заявила она отцу Жоржу. – Мы с Оливье знаем это, а что говорят другие – это дело не мое, а графа. Он обязан закрыть всем рты. - Анна, ты сошла с ума! – всплескивал руками кюре. – Как ты себе это представляешь? Граф должен драться на дуэли ради тебя? - Не вижу в этом ничего странного, - пожимала плечами девушка. – Мы с ним не переходим никаких границ, мы кроме бесед ничего себе не позволяем. Как вежливый дворянин, он может выступить защитником чести любой дворянки. «Надеюсь, - с непередаваемым сарказмом говорила она, - вы не сомневаетесь в моем дворянстве?» И отец Жорж, с тяжким вздохом, опустив голову, уходил от нее, чтобы вознести молитву о заблудшей душе.
*** Появление у себя в доме Шарля де Креки де Ла Фер воспринял как досадную помеху, но вежливость и воспитание предписывали оказать гостеприимство. И граф ограничился тем, что вместе с запиской поручил слуге передать Анне небольшой подарок. Тончайший, расшитый шелком, шейный платок Анна приняла: раскрыла бархатный футляр прямо при лакее, тихо ахнула от восторга, и тут же повязала на плечи. Записку же читать при посторонних не стала, велела передать господину графу, что будет ждать, когда у него выдастся свободная минутка. Оливье как раз и выслушал доклад своего посланца, когда де Креки, переодевшись и отдохнув с дороги, вышел на крыльцо. Граф немного смутился: де Креки наверняка что-то услышал из слов лакея, и сейчас начнутся вопросы, но старый вояка приехал не за тем: его не волновали личные дела графа де Ла Фер, ему нужен был воин де Ла Фер, его сильная рука и быстрая шпага. - Арман, - Шарль обращался так к графу только тогда, когда предстоял серьезный и доверительный разговор, - я к вам от имени короля: Луи собирает своих людей. - Случилось что-то серьезное? – де Ла Фер волей-неволей вынужден был признать, что за личными делами совсем потерял представление, что происходит в стране, и особенно, при дворе. - Случилось. Вы тут, как я понял, как на необитаемом острове живете, занимаетесь поместьем, флиртуете, - он хмыкнул, увидев, как залился краской молодой человек. – Да ладно, это ж дело молодое, достойное, пока вы не понадобились вашему королю. - А я понадобился? - поднял голову юноша. - Да, и потому я у вас. Должен сказать, что вы не единственный, кого призывает под свои знамена король: от вас я поеду по провинции, собирать всех, кто верен его величеству. - Да что случилось? – не выдержал граф. – Я, действительно, совершенно не представляю, что происходит сейчас во Франции и при дворе. - Ну, так я вам расскажу, только давайте, граф, найдем место, где никакое ухо не сможет нас услышать. Найдется у вас такой уголок? - Идемте, я знаю такое место, - и граф повел гостя к огромному, заполненному водой рву, окружавшему замок. Они соскочили в привязанную на берегу лодку, и Оливье сел на весла. Он выгреб на середину рва и там оставил лодку на волю слабого ветерка; их немного сносило к берегу, но молодой человек всякий раз легким движением весла направлял ее на середину рва. Де Креки молча, но с видимым одобрением, следил за всеми его манипуляциями. - Теперь нас может увидеть любой, но никто не услышит. Рассказывайте. - Я вас не удивлю, граф, если скажу, - начал де Креки, - что наша драгоценная королева-регентша ненавидит старшего сына. - Для меня это не новость, хотя понять это мне не дано. - Ее величество одержима идеей женить Гастона на королеве Анне, если старший сын умрет. - Не рано ли Медичи хоронит сына? – голос зазвенел, поднялся над неподвижной водой. - Тише, тише, мой милый, не надо так громко возмущаться, да еще и называя имена, - де Креки схватил Оливье за руку. – Я бы не хотел оказаться за решеткой прежде, чем сумею помочь его величеству Людовику. Мария Медичи собирает войска, она уже ищет помощи не только у испанского короля, но и у герцогов Тосканского и Савойского. Она надеется получить и получит, я в этом не сомневаюсь, значительную помощь. Со своей стороны, король, пока, решил собрать все силы, какие у него имеются. Он послал меня предупредить всех верных ему дворян быть готовыми по первому же сигналу выступить со своими людьми. - Во мне вы можете не сомневаться, буду готов со своими вассалами, как только поступит сигнал, - заверил де Креки граф. – Пусть я еще несовершеннолетний, но это не помешает мне сражаться за моего короля, - добавил он с какой-то лихорадочной уверенностью, и де Креки показалось, что в словах его юного друга скрывается тайная обида. - Тогда готовьтесь, Арман, собирайте ваше ополчение. Мы не имеем права отдавать нашу страну и ее законного короля на волю взбесившихся от жадности грандов. Все эти д’Эперноны и Майенны только и думают о жирном куске пирога, а судьба короля Франции никого из них не волнует. - К счастью, король не одинок, - твердо ответил Оливье. – Правда на его стороне.
Приезд де Креки и новости, которые он привез, изменили планы графа де Ла Фер. Разговор, который назревал у него с братом Анны, приходилось отложить до времени, когда он вернется после похода. Если вернется, конечно. Война – дело темное, и о возможности печального исхода поневоле задумываются даже оптимисты, которым двадцать лет. Впрочем, Оливье понимал, что задумал он безнадежное дело, и никто на его решение не посмотрит с одобрением. Он, конечно, строил планы, он мысленно приводил самые убедительные доводы, но умом понимал: ни опекун, ни опекунский совет не даст ему своего согласия. Ждать же до совершеннолетия он был готов, но вот согласится ли ОНА? Это не мадемуазель Люсе, которая покорна воле родителей. Над мадемуазель де Бюэй нет никого, кроме Бога и брата, а брат будет покорен ее воле: в этом у де Ла Фера уже была возможность убедиться. И все же пока что-то еще удерживало графа от того, чтобы предложить Анне руку, сердце и имя. Так что предложение де Креки опечалило его меньше, чем он думал. К тому же время не ждало, и он занялся тем, что следовало ему: подготовкой к походу. С собой он мог привести около полусотни солдат: старых, бывалых, воевавших еще с Ангерраном де Ла Фер, и молодых, заново экипированных пехотинцев, которых пришлось обучать в оставшееся время. В сборах и ожидании прошло около трех месяцев, в течение которых он с Анной виделся только урывками, ни словом, ни жестом, не выдав своих намерений. В марте ситуация стала развиваться таким образом, что король с каждым днем все сильнее ощущал, как сжимается кольцо вокруг Парижа. Весь Запад был в руках грандов: Нормандия – у Лонгвиля, Бретань – у герцога де Вандома. Пуату, Ангумуа, Оние, Сентонж, Лимузен – под властью д’Эпернона и Роана, В Лангедоке командовал Монморанси, в Меце – Ла Валетт, в любую минуту готовый призвать немцев. В последних числах июня де Ла Фер получил письмо от де Креки. К 7 июля он со своим отрядом был уже в окрестностях Парижа. Регентша со своими приспешниками теряла позицию за позицией, войска ее таяли в то время, как король с каждым днем приобретал все больше сторонников. Молодой король неожиданно для всех проявлял себя как блестящий полководец. Луи оказался в своей стихии: неутомимый, внимательный к мелочам, бесстрашный, он, со своим белым шарфом и белым пером на шляпе, появлялся во главе своего, поначалу такого незначительного войска, и мятежники не выдерживали натиск. Один за другим они или бросали своих солдат, и удирали, или сдавались в плен. Не зря Сезар де Вандом, бессильный что-либо изменить, сказал Марии Медичи, что хотел бы умереть, на что одна из фрейлин королевы цинично ему заметила, что для этого достаточно было бы остаться на поле битвы. Но король не хотел мести, он хотел спокойствия, и всех, кто был против него – простил, не поскупившись. Теперь, когда его величество чувствовал себя, наконец, настоящим королем, он мог позволить себе и передышку. Ангулемский мир был подписан 10 августа 1620 года, а 13 августа король встретился с матерью. Встреча была более чем холодной, но, благодаря Люсонскому епископу, Мария Медичи в очередной раз спаслась от провала. Как показали дальнейшие события, ее смирение было явлением временным. У королевы- матери всю ее жизнь не хватало ни выдержки, ни ума, ни житейской мудрости. Граф де Ла Фер, участвуя в этой компании, проявил в очередной раз свою храбрость, самоотверженность и способность мгновенно оценивать ситуацию. Де Креки, под началом которого он находился, несколько раз отмечал эти его качества перед королем, который желал знать всех офицеров в своей армии по именам, а после штурма переправы Пон-де-Се, где два полуразрушенных моста, с силами, почти вдвое превосходящими королевские, защищал, и безуспешно, герцог де Рец, Луи приказал представить ему особо отличившихся офицеров. Герцог де Рец, которому Медичи велела щадить королевские войска возмутился, и ушел, уводя с собой свою армию. Битва длилась три часа, а, когда все закончилось, и остатки войск мятежников полегли под топорами ненавидевших их крестьян или утонули в заросших берегах Луары, настало время награждений особо отличившихся. Оливье получил аудиенцию у короля, когда уже и думать перестал о том, что хотел бы изложить королю хотя бы вкратце свои соображения по созданию флота. Он уже рвался домой, воображение рисовало ему страшные картины исчезновения Анны, или, того хуже: ему представлялось, что она вышла замуж! Поэтому молодому человеку пришлось взять себя в руки: ему предстояло свидание с королем, момент, которого он ждал давно, и то, о чем он хотел говорить его величеству, могло сослужить ему службу и дать ему вариант блестящей карьеры. Ради Анны он лелеял самые грандиозные планы, и это не были пустые мечтания: его знатность, его личные качества, его родственные связи могли сделать это все реальностью. Для молодого короля имя де Ла Фер тоже не было просто именем. Он прекрасно помнил статс-даму своей матери, он помнил старого графа де Ла Фер, он несколько раз сталкивался при дворе и с их сыном, а однажды, в детстве, даже играл с ним целый день. Это было так давно: тогда он с отцом ездил в Ла Фер, и эта поездка на всю жизнь запомнилась ему ощущением полной свободы и раскованности. Бедный дофин, предоставленный себе и своим страхам, был в тот день абсолютно счастлив, оказавшись с горячо любимым отцом вдали от мрачных стен Лувра. Они были почти сверстниками с Арманом-Огюстом Оливье. Арман был на два года старше, но теперь это уже не играло никакой роли, и Луи с интересом разглядывал уже взрослого графа. Да, тот мальчик вырос, изменился, но все равно так узнаваем! И в его почтительном поклоне нет и следа угодливости. - Я хотел вас видеть, граф! – просто сказал его величество. – Мне вас много хвалил господин де Креки, но я и сам видел, что все, что он мне успел рассказать – правда. - Служба вам, сир, это первая обязанность французского дворянина, - поклонился граф. - Если бы так думали все, кто меня окружает, я бы был самым счастливым и самым успешным правителем, - грустно улыбнулся король. – Но тем больше я должен ценить тех, кто мне верен, граф. Де Креки говорил мне, что у вас есть интересные мысли, молодой человек. Это правда? - У меня есть кое-какие соображения по нашему флоту, сир, я даже начал готовить вам докладную записку, но последние события отвлекли меня. Брать сюда все, что мне удалось подготовить, я не стал, сир, но судить, будет ли это интересно вашему величеству и полезно Франции – не мне, а вам, ваше величество. - Так вы сможете мне представить ваши соображения? - Как только вы изволите отпустить меня с тем, чтобы я их вам привез, сир. - Скажите, граф, вы женаты? – вдруг спросил король, и, с удивившим его самого нетерпением, стал ждать ответа. - Еще нет, сир, - чуть помедлив, ответил де Ла Фер. – Еще нет, ваше величество, - он вдруг откинул голову, как человек, принявший решение, - еще нет, но собираюсь сделать предложение. - Невеста хороша, знатна? - с жадным интересом король во все глаза смотрел на человека, который сам собирается делать предложение своей избраннице. - Божественно хороша, сир. Ей шестнадцать лет, и она сущий ангел. - Она из хорошей семьи? - Она из обедневшего знатного рода, - твердо ответил Оливье. - И ваша семья согласна? - Я надеюсь, что сумею убедить своих родственников и опекуна, что только она может стать моей женой. - Если возникнут препятствия – обращайтесь ко мне! – сказал король, делая знак, что аудиенция закончена. – И не мешкайте, граф, с вашими предложениями. Я жду вас как можно быстрее. Оливье не стал медлить: он выехал в Берри в тот же день.
Отправлено: 10.06.20 15:44. Заголовок: Да, этот де Ла Фер д..
Да, этот де Ла Фер далеко пойдёт! Прямо в адмиралы, чего мелочиться-то! И женится, на ком захочет - с королевской протекцией, - и тетку Клермон не спросит! Только, сдаётся мне, в этой истории будет у нашего Оливье совсем другая невеста...
Рыба, "сабля острая моя"?))) В смысле шпага. Хотя если учесть, что объявлено AU... все может быть. В таком разрезе мне стало раз в 10 интереснее, что же там в продолжении! И на сколько оно будет отличаться от оригинала истории.
Отправлено: 10.06.20 17:34. Заголовок: Камила де Буа-Тресси..
Камила де Буа-Тресси, а чего сразу сабля-то! В смысле шпага? Я чего? Я - ничего! Вот догадки строю ничтоже сумняшеся! Любопытно же, что там у автора напридумывано!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 178
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума