Отправлено: 04.12.14 20:52. Заголовок: СМЕРТЬ Д'АРТАНЬЯ..
СМЕРТЬ Д'АРТАНЬЯНА
В противоположность тому, что обычно наблюдается в политике или морали, все честно сдержали свои обещания. Король вернул графа де Гиша и изгнал шевалье де Лоррена; это настолько расстроило принца, что он заболел от огорчения.
Принцесса Генриетта уехала в Лондон и приложила столько усилий, чтобы убедить своего брата Карла II слушаться политических советов мадемуазель де Керуаль, что союз между Францией и Англией был подписан и английские корабли, имея с собой балласт в виде нескольких миллионов французского золота, провели ожесточенную кампанию против голландского флота.
Карл II обещал мадемуазель де Керуаль, что за добрые советы, которые были преподаны ею, он отблагодарит ее каким-нибудь скромным знаком признательности; он сдержал свое обещание и сделал ее герцогинею Портсмутской.
Кольбер обещал королю корабли, снаряжение и победы. И он, как известно, сдержал обещание. Наконец, Арамис, на обещания которого меньше всего можно было рассчитывать, написал Кольберу по поводу переговоров в Мадриде, взятых им на себя, нижеследующее письмо:
«Господин Кольбер.
Направляю к вам преподобного отца д'Олива, временного генерала ордена Иисуса, моего предполагаемого преемника.
Преподобный отец объяснит вам, г-н Кольбер, что я сохраняю за собой управление всеми делами ордена, касающимися Франции и Испании, но не хочу сохранять титул генерала ордена, так как это бросило бы слишком много света на ход переговоров, которые поручены мне его католическим величеством королем Испании. Я снова приму этот титул по повелению его величества короля, когда предпринятые мною труды, в согласии с вами, к вящей славе господа и его церкви, будут доведены до благополучного завершения.
Преподобный отец д'Олива уведомит вас также и о согласии его величества на подписание договора, гарантирующего нейтралитет Испании в случае войны между Францией и Голландией. Это соглашение сохранит свою силу даже при том, что Англия вместо активных действий ограничится нейтралитетом.
Что касается Португалии, о которой мы с вами беседовали, то могу вас заверить, сударь, что она сделает все от нее зависящее, дабы оказать христианнейшему королю посильную помощь в предстоящей войне.
Прошу вас, г-н Кольбер, дарить мне и впредь ваше дружеское расположение, а также верить в мою глубокую преданность, равно как повергнуть к стопам его христианнейшего величества мое безграничное уважение.
Герцог д'Аламеда».
Таким образом, и Арамис исполнил больше, чем обещал. Нам остается узнать, сдержали ли свое слово король, Кольбер и Д'Артаньян.
Весной, как предсказал Кольбер д'Артаньяну, начались военные действия и на суше. За армией в безупречном порядке следовал двор Людовика XIV.
Верхом, окруженный каретами с дамами и придворными кавалерами, Людовик вел на это кровавое празднество избранных своего королевства.
Офицеры этой армии не слышали, правда, другой музыки, кроме грохота голландской крепостной артиллерии, но для многих, нашедших на этой войне почести, чины, богатство или смерть, и этого было вполне достаточно.
Д'Артаньян выступил во главе корпуса в двенадцать тысяч человек кавалерии и пехоты, получив приказ овладеть различными крепостями, являвшимися узлами стратегического сплетения, называемого Фрисладдией.
Никогда еще армия не отправлялась в поход, имея во главе столь заботливого военачальника. Офицеры знали, что генерал, не менее осторожный и хитрый, чем храбрый, не пожертвует без крайней необходимости ни одним человеком, ни пядью земли. У него были старые военные привычки: жить за счет вражеской страны, держать солдат в веселье, а врага – в горести.
Д'Артаньян считал делом чести показать себя мастером в своем ремесле.
Никогда не видали более удачно задуманных битв, более подготовленных и своевременно нанесенных ударов, более умелого использования ошибок, допущенных осажденными. За месяц армия д'Артаньяна взяла двенадцать крепостей.
Он осаждал тринадцатую, и она держалась уже в течение пяти дней. Д'Артаньян велел вырыть траншею, делая вид, что ему и в голову не приходит, будто его люди могут уставать. Землекопы и рабочие в армии этого человека были энергичные, смышленые и старательные, потому что он относился к ним как к солдатам, умел делать их работу почетной и оберегал их от опасности. Надо было видеть, с каким рвением они переворачивали болотистую почву Голландии. Солдаты острили, что груды торфа и глины тают у них на глазах, как масло на сковородках голландских хозяек.
Д'Артаньян послал курьера к королю с сообщением о последних успехах; это улучшило хорошее настроение короля и усилило в нем желание развлекать дам. Победы д'Артаньяна придавали столько величия королю, что г-жа де Монтеспан называла его теперь Людовиком Непобедимым.
Таким образом, мадемуазель де Лавальер, называвшая его только Людовиком Победоносным, в немалой мере утратила благосклонность его величества. К тому же у нее нередко бывали заплаканные глаза, а для непобедимого нет ничего более неприятного, чем любовница, которая плачет, когда все кругом улыбается. Звезда мадемуазель де Лавальер закатывалась, застилаемая тучами и слезами.
Но веселость г-жи де Монтеспан возрастала с каждым новым успехом, и это утешало Людовика во всех неприятностях и невзгодах. И всем этим король был обязан д'Артаньяну, и никому больше. Его величеству было угодно признать эти заслуги, и он написал Кольберу:
«Господин Кольбер, нам следует выполнить обещание, данное г-ну д'Артаньяну от моего имени; свои обещания он неукоснительно выполняет. Все, что потребуется для этого, вы получите в надлежащее время.
Людовик».
Во исполнение королевской воли Кольбер, задержавший у себя офицера, присланного к нему д'Артаньяном, вручил этому офицеру письмо для его генерала и небольшой инкрустированный золотом ларчик черного дерева, который был не слишком объемист, но весил, очевидно, немало, поскольку посланному дали пять человек охраны, чтобы помочь отвезти его. Эти люди добрались до осаждаемой д'Артаньяном крепости лишь перед самым восходом солнца и тотчас же отправились к генералу.
Им сказали, что вчера вечером комендантом неприятельской крепости, человеком на редкость упорным, была произведена вылазка, во время которой осаждаемые засыпали земляные работы французов, убили семьдесят семь человек и начали заделывать брешь в крепостной стене, и Д'Артаньян, раздосадованный этой их дерзостью, вышел с девятью ротами гренадеров, чтобы исправить причиненные врагом повреждения.
Посланному Кольбера было ведено разыскать д'Артаньяна в любой час дня и ночи, где бы тот ни был Итак, сопровождаемый своею охраной, офицер верхом поехал к траншеям.
Всадники увидели д'Артаньяна на открытом со всех сторон месте; он был в шляпе с золотым галуном, в мундире с расшитыми золотом обшлагами, со своей длинной тростью в руках. Он покусывал седой ус и время от времени левой рукой стряхивал с себя пыль, которая сыпалась на него, когда падавшие поблизости ядра взрывали землю.
Под этим смертоносным огнем, среди нестерпимого воя и свиста офицеры неутомимо работали киркой и лопатой, тогда как солдаты возили тачки с землей и укладывали фашины. На глазах росли высокие насыпи, прикрывавшие собою траншеи.
К трем часам все повреждения были исправлены. Д'Артаньян стал мягче с окружающими его людьми. И он совсем успокоился, когда к нему, почтительно обнажив голову, подошел начальник саперов и доложил, что траншея стала снова пригодной для размещения в ней солдат. Едва этот человек кончил докладывать, как ядром ему оторвало ногу, и он упал на руки д'Артаньяна. Генерал поднял своего солдата и спокойно, стараясь ободрить ласкою раненого, отнес его в траншею. Это произошло на виду у всей армии, и солдаты приветствовали своего командира шумными аплодисментами.
С этого мгновения воодушевление, царившее в армии д'Артаньяна, превратилось в неудержимый порыв: две роты по собственному почину бросились к неприятельским аванпостам и мгновенно смяли противника. Когда их товарищи, удерживаемые с большим трудом генералом, увидели этих солдат на крепостных бастионах, они также устремились вперед, и вскоре начался ожесточеннейший штурм контрэскарпа, который был ключом ко всей крепости.
Д'Артаньян понял, что у него остается лишь один способ остановить свою армию – это дать ей возможность захватить крепость. Он бросил все свои силы на два пролома в стене, заделкой которых в это время были заняты осаждаемые. Удар солдат д'Артаньяна был страшен. Восемнадцать рот приняло в нем участие, и сам генерал сопровождал их на расстоянии в половину пушечного выстрела от крепостных стен, чтобы поддержать их штурм своими резервами.
Отчетливо были слышны крики голландцев, истребляемых среди укреплений гренадерами д'Артаньяна. Осажденные отчаянно сопротивлялись; комендант отстаивал каждую пядь занятой им позиции. Д'Артаньян, чтобы положить конец сопротивлению неприятеля и заставить его прекратить стрельбу, бросил на крепость еще одну колонну штурмующих; она пробила брешь в воротах, и вскоре на укреплениях, в языках пламени, показались беспорядочно бегущие осажденные, преследуемые сломившими их сопротивление осаждающими. Именно в этот момент генерал, обрадованный успехом, услышал рядом с собой чей-то голос:
– Сударь, от господина Кольбера.
Он взломал печать на письме, в котором содержались следующие слова:
«Господин Д'Артаньян, король поручает мне уведомить вас, что, принимая во внимание вашу безупречную службу и честь, которую вы доставляете его армии, он назначает вас маршалом Франции.
Король, сударь, выражает свое восхищение победами, которые вы одержали. Он приказывает завершить начатую вами осаду благополучно для вас и с успехом для его дела».
Д'Артаньян стоял с разгоряченным лицом и сияющим взглядом. Он поднял глаза, чтобы следить за продвижением своих войск, бившихся на крепостных стенах среди вихрей огня и дыма.
– С этим покончено, город капитулирует через какие-нибудь четверть часа, – сказал он посланному Кольбера и принялся дочитывать полученное письмо.
«Ларчик, который вам будет вручен, – мой личный подарок. Вы не станете, надеюсь, сердиться, узнав, что, пока вы, воины, защищаете своей шпагой короля, я побуждаю мирное ремесло создавать достойные вас знаки нашей признательности.
Препоручаю себя вашей дружбе, г-н маршал, и умоляю вас верить в искренность моих чувств.
Кольбер».
Д'Артаньян, задыхаясь от радости, сделал знак посланному Кольбера; тот подошел, держа ларчик в руках. Но когда маршал собрался уже посмотреть на его содержимое, со стороны укреплений послышался оглушительный взрыв и отвлек внимание д'Артаньяна.
– Странно, – проговорил он, – странно, я до сих пор не вижу на стенах белого знамени и не слышу сигнала, оповещающего о сдаче.
И он бросил на крепость еще три сотни свежих солдат, которых повел в бой полный решимости офицер, получивший приказ пробить в крепостной стене еще одну брешь. Затем, несколько успокоившись, он снова повернулся к посланному Кольбера; тот все так же стоял возле него с ларчиком наготове.
Д'Артаньян протянул уже руку, чтобы открыть его, как вдруг неприятельское ядро выбило ларчик из рук офицера и, ударив в грудь д'Артаньяна, опрокинуло генерала на ближний бугор. Маршальский жезл, вывалившись сквозь разбитую стенку ларчика, упал на землю и покатился к обессилевшей руке маршала.
Д'Артаньян попытался схватить его. Окружающие надеялись, что хотя ядро и отбросило маршала, но он, по крайней мере, не ранен. Надежда эта, однако, не оправдалась; в кучке перепуганных офицеров послышались тревожные возгласы: маршал был весь в крови; смертельная бледность медленно покрывала его благородное, мужественное лицо.
Поддерживаемый руками, со всех сторон тянувшимися к нему, он смог обратить свой взгляд в сторону крепости и различить на главном ее бастионе белое королевское знамя; его слух, уже не способный воспринимать шумы жизни, уловил тем не менее едва слышную барабанную дробь, возвещавшую о победе.
Тогда, сжимая в холодеющей руке маршальский жезл с вышитыми на нем золотыми лилиями, он опустил глаза, ибо у него не было больше сил смотреть в небо, и упал, бормоча странные, неведомые слова, показавшиеся удивленным солдатам какою-то кабалистикой, слова, которые когда-то обозначали столь многое и которых теперь, кроме этого умирающего, никто больше не понимал:
– Атос, Портос, до скорой встречи. Арамис, прощай навсегда!
От четырех отважных людей, историю которых мы рассказали, остался лишь прах; души их призвал к себе бог.
Послесловие. Арамис распрощался с Францией только после того, как заехал в Бражелон. Распорядившись насчет содержания замков, принадлежащих семье Ла Фер, герцог д'Аламеда (таково было имя Арамиса в Испании), вернулся в Мадрид, где занялся вплотную обещанным содействием королю Франции. Гримо не захотел уезжать, и остался присматривать за Бражелоном и дорогими могилами. Впрочем, он не надолго пережил своих хозяев. Однажды, он просто не вышел, как обычно это бывало поутру, из своей комнатки. Блезуа нашел его в постели уже холодным: Гримо умер во сне. На губах его запечатлелась улыбка: наверное, он увидел Атоса и Рауля, встречающих верного слугу у райских врат. Судьба этого человека сама по себе достойна самых возвышенных слов. Верность, мужество, бескорыстие стали его отличительными чертами, а его преданность не имела себе равных. Непростой была судьба человека из народа, посвятившего всю свою жизнь хозяевам. Такие люди остались в прошлом. Они ушли вместе с поколениями господ. Робер вместе с нянькой прибыл в Мадрид и поселился во дворце у герцога д'Аламеда. Арамис много времени проводил с воспитанником, рассказывая ему о своей молодости, о дружбе мушкетеров, о их подвигах. Он ничего старался не скрывать от мальчика, и тот рос пытливым и желающим все знать. Только имя матери оставалось для Робера тайной за семью печатями. Как не таил его Арамис, но настал день, когда Робер сумел узнать все. Кто раскрыл ему этот секрет, Арамис так и не узнал. Робер твердо объявил, что отныне он отказывается от мира и уходит в монастырь. Ему исполнилось восемнадцать, и никто не смог разубедить его или помешать его желаниям. Все наследство, все титулы семьи отошли к французской короне, и спустя время король Людовик пожаловал титул графа де Ла Фер герцогу де Ла Мейере, женатому на племяннице Мазарини - Гортензии.. Арамис жил долго: он пережил не только друзей - он пережил и Робера, который скончался в возрасте двадцати лет от чахотки, которую он подцепил в монастырской келье. В тот день, когда бывший мушкетер Арамис, бывший аббат д'Эрбле, бывший епископ Ваннский, бывший генерал Ордена герцог д'Аламеда, и несостоявшийся папа Римский, предстал перед Господом, он уже знал, что увидит своих друзей только издали. Но он был даже рад этому: он боялся этой встречи, хотя и жаждал ее.
Посткриптум. Представляю, сколько несогласных теперь с моим представлением о финале приготовили мне помидоры и тапки. Постараюсь ответить всем, почему вижу эту историю исключительно в мрачных тонах. Очень трудно быть оптимистом, когда жизнь тебя бьет наотмашь и не предоставляя скидок. Многие из вас считают, что Атос обязан был бороться за Рауля всегда и во всем: ведь это его сын. Он и делал так до определенного момента. Каждый родитель, растя свое чадо, мечтает о его счастье. Но счастье тоже каждый родитель и каждый ребенок видят по-своему: один- через призму своей жажды деятельности и жажды любви, другой — через призму опыта и разочарований. И каждому из них жизненный путь видится по-своему. Каждому родителю мечтается, чтобы после того, как он уйдет в мир иной, и не сможет доставать ребенка своими советами и указаниями, его ребенок был бы уже устроен и жизнь его наладилась. Понимание, что ты не вечен, вызывает желание передать жизненную эстафету детям. Атос мечтал, чтобы Рауль продолжил то, что он по глупости упустил. Для этого он дал сыну все, что сам считал важным и нужным в жизни: понятие чести, порядочности и принципа. И в тот момент, когда понял, что Рауль не станет жить, потому что утратил жизненные ориентиры — отступил. Он, лучше чем кто-либо понимал, что ЕГО сын во многом подобен ему. Он тоже не хотел жить, утратив жизненную цель, но у него были друзья, потом — сын. У Рауля не осталось никого, кто бы мог переориентировать его. И Атос понимал, что, останься Рауль жив в Джиджелли, он все равно, оставшись в жизни без отца, найдет способ умереть. И еще не ясно - какой. Так что бороться с Судьбой граф больше не захотел. Устал он к концу жизни. Хотел только одного: вечного покоя и встречи с близкими душами. Молодым, наверное, меня не понять. Старшее поколение( нас не много), улыбнется: собралась на кладбище? )))) Нет, пока еще не собралась, но путь основной пройден и надо думать и о том, что останется детям. Если Атос видел будущее в тумане, я его вижу в огне, и это не слишком тешит. Отсюда и пессимизм. Но бороться за своих детей против воли своих детей, не имеет смысла. Рано или поздно приходится смириться с их установками и желаниями, и предоставить им идти своим путем. В этом вижу оправдание бездействия Атоса. И теперь могу ответить на то, что сказал Вольер. ( участник форума " Дюмания") " От перемены мест слагаемых ничего в этой истории не изменится: все так или иначе идет к печальному финалу!» C'est la vie!
Отправлено: 04.12.14 22:37. Заголовок: Всё бы хорошо, тольк..
Всё бы хорошо, только жаль Роберта. Мог бы и пожить молодой человек. И почему Арамис был так уверен, что даже на том свете не встретится с друзьями? Неужели вера в бога, по вашему мнению, для этого столь принципиальна?
Отправлено: 04.12.14 22:48. Заголовок: Орхидея , я атеистка..
Орхидея , я атеистка! Я не верю в Бога в том смысле, какой в это вкладывают христиане. Я не верю в Ад и в Рай в христианском понимании загробного мира. Но Арамис-то был христианин, и в подсознании у него ( пусть он и не верил) сидит это понимание того света. Вот у ворот он может и увидеть друзей, но дороги там и разойдутся: грешен он.
Отправлено: 06.12.14 18:51. Заголовок: stella пишет: Он, п..
Давно не была. Оптом пока по 48 главу. stella пишет:
цитата:
Он, привыкший бороться с действительностью даже вопреки очевидному, сейчас просто опустил руки. Если бы Рауль смог до конца ощутить всю глубину отчаяния отца, он бы ужаснулся своей глухоте к его горю, очнулся бы. Но Атос в своей гордыне не смел признаться сыну, как отчаянно ждал, что Рауль ощутит его боль и придет к нему. Увы! Рауль, решив, что отец найдет в Робере все то, что не сумел воспитать в нем, сделал свой выбор. Мысленно он просил, он молил о прощении, но в реальности так и не решился нарушить уединение отца, боясь, что Атос сумеет его удержать от принятого ранее решения. У Рауля же не осталось ни воли, ни желания даже плыть по течению. Только мысль о покое, в котором растворится его существо навек: больше ничто не занимало его так, как эта мысль о смерти.
stella пишет:
цитата:
Робер не будет нуждаться ни в чем и, надеюсь, сумеет с толком распорядиться наследством. У него порывистый и властный характер, лишнее имение и виноградники ему всегда пригодятся. Раулю почудился скрытый упрек в словах отца, и он опустил глаза. Отец почти не скрывает своего разочарования: не слишком ли строгая кара за неудачную судьбу обожаемого наследника?
А вот здесь я по-прежнему считаю, что намек не скрытый, а грубый и запоздало жестокий. Жестокость уже была выше, в предыдущем диалоге, и Атос о ней пожалел. Если реплики в таком духе возможны не единожды, то и они, и слова графа о свободе Рауля превращаются просто в манипуляцию. ИХМО. И мне все же кажется, что Дарт не должен был бить Бикара после того, как тот дал слово. Это нарушение их устного договора в том виде, в каком он воспринимается со стороны. Здесь Бикара лучше Дартаньяна. А слово "алиби" другой эпохи. Факт самой встречи, сравнение Рауля с "седовласыми юношами" - большое спасибо. Мне тоже не хочется придираться, но вы же меня знаете, Стелла именно на фоне прекрасного фика такие моменты видны особенно сильно и царапают.
Отправлено: 06.12.14 19:36. Заголовок: Диана , слово " ..
Диана , слово " алиби" употребил Тревиль, перед тем как дАртаньян у него перевел часы. А вообще, я отличаюсь чрезмерной жестокостью по отношению к Раулю. Ну, хотелось мне от Атоса, чтобы и он сорвался чисто по человечески. И прорезалось и в нем что-то понятное и простое: не только возвышенные эмоции.
Отправлено: 07.12.14 02:57. Заголовок: Диана пишет: И мне ..
Диана пишет:
цитата:
И мне все же кажется, что Дарт не должен был бить Бикара после того, как тот дал слово. Это нарушение их устного договора в том виде, в каком он воспринимается со стороны. Здесь Бикара лучше Дартаньяна.
А д'Арт, между прочим, вобще далеко не святой. Еще в ДЛС он сам заметил, что Рошфор стал лучше, чем он. Ну а в той ситуации он, прежде всего, беспокоился о друзьях. А Бикара ему, как ни крути, вовсе не друг. Так что поступок как раз в духе гасконца, не больше, не меньше.
Диана , Nika ответила за меня. Дело в том, что дАртаньян - не Атос. Гасконец мог и не такое сотворить. А помните, как он прокрался в доверие Жюпонэ? Шпионил- и это все извиняет. И за Арамисом подсмотрел, когда надо. И в дела его влазил и шпионил за ним. Они люди, просто люди. Может, у меня даже больше это получилось, чем у Дюма. С Атосом, например.
Отправлено: 07.12.14 09:32. Заголовок: stella, так вам и ка..
stella, так вам и карты в руки Как закончите вычерпывать, черпайте следующего. Все-таки он д'Арта "сыном " называл, так что должен быть следующим на очереди.
Отправлено: 07.12.14 17:37. Заголовок: Nika пишет: А д'..
Nika пишет:
цитата:
А д'Арт, между прочим, вобще далеко не святой. Еще в ДЛС он сам заметил, что Рошфор стал лучше, чем он. Ну а в той ситуации он, прежде всего, беспокоился о друзьях. А Бикара ему, как ни крути, вовсе не друг. Так что поступок как раз в духе гасконца, не больше, не меньше.
А мне все же кажется, что не в его духе... Не имею возможности отстаивать пока это ИМХО. Как и читать сразу выложенное. Да простит меня Стелла за пренебрежение, постараюсь нагнать потом.
Отправлено: 10.12.14 16:50. Заголовок: Ну, то, что Арамис н..
Ну, то, что Арамис не упрекнул - это не показатель. Совестью четверки был не Арамис. А уж в конце трилогии кому упрекать, но не ему. Дарт держал слово или не давал его. Он хитрил, он шпионил, но не нарушал клятв и обещаний, поэтому иногда проигрывал - и в ДЛС Мордаунту, и Людовику в ВдБ. stella пишет:
цитата:
И давно забытое желание уснуть и не проснуться. Он утратил чувство реальности, полностью погрузившись в воспоминания: роскошь, которую он себе не часто позволял. Сейчас же ему казалось, что он снова с друзьями, а вокруг прокопченные стены старого трактира. Он даже не думал, что так отчетливо помнит едва ли не каждую балку, каждую ступеньку в «Сосновой шишке». Гул голосов служил привычным фоном, на котором отлично думалось и еще лучше игралось в кости или карты. Отчаянным бретерам запрет короля на азартные игры не был указом, как не был и указом запрет на дуэли. Ощущение молодости, бесшабашности, полнейшей беззаботности затопило Атоса. Он был сейчас только Атосом, только мушкетером без прошлого и будущего и это сознание было отрадным для него. То, что осталось в прошлом с миледи так же не играло роли, как не играло и то, что ждало его впереди. Чувство долга, ответственности за все, что происходит с ним и с близкими ему людьми оказались сильнее. Мысль о том, что кроме этой мушкетерской жизни у него есть и другая и в ней у него совсем другая роль, пробилась на поверхность сознания: он вспомнил о Рауле и Робере и, как в незапамятные времена трагедии на Ла-Манше, рванулся к поверхности. Только бы хватило ему воздуха, только бы выплыть: он обязан выжить для сына и внука!
Очень хорошее описание состояния и настроения, Стелла. На 6 баллов по пятибалльной шкале. А вот ваше авторское видение ситуации гибели Портоса в фике мне кажется не очень правильным. Атос не знал истории с близнецами, поэтому послал письмо в Ванн. Он не знал, но накосячил все же. А Арамис, подставивший, но спасший Портоса, несморя на это, пошел на риск. Потому что любил друзей, потому что уважал Атоса. Здесь просьба Атоса позаботиться о Портосе несколько запоздала. Я не сомневаюсь, что, вывези Арамис Портоса из Франции, в напоминаниях он не нуждался бы. И Дарт, уколов друга упоминанием о епископстве, этим ограничился, после разговора о Бикара перешел на шутки. Раскаивающегося и лежачего не бьют. Вы показываете, что Арамиса во время возвращения в Испанию беспокоила жизнь Портоса больше, чем его собственная. Между прочим, без него действительно Портос бы там не выжил. Так что беспокоила его жизнь Портоса, но и его собсвенная, ИХМО, одинаково. И не из-за обещания Атосу, который накосячил (слова Арамиса, что уж его-то письма никто не перехватит, наглядно демонстрируют отношение Арамиса к роли графа в организации встречи) а просто потому что дважды так повезти мятежникам не могло. И не повезло. ИМХО, неверно мнение Дарта, что вся вина за гибель Портоса - на Арамисе. Постарался и граф. Послесловие ваше понимаю, закономерно, что Атос поднялся, когда вспомнил о Робере, но никто не железный, и граф тоже - из одного чувства долга жить невозможно... Но вот в характере ли Робера был уход в монастырь? Если да, то тут требуется показать развитие этого характера до данной точки. Спасибо за очередную встречу с нашей любимой четверкой. И за гибель Рауля, имеющую смысл не только для автора. У вас он ушел не жалким образом. Он обещал вернуться, но его отец просил воевать со славой для Франции. Он придумал вылазку, в которой была потребность, решал военную задачу, и, умирая, спас 10 человек. Такую его смерть уже можно принять. Здесь он не самоубийца, ищущий повод. ИМХО. Он солдат, ищущий решение задачи.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 135
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Мог бы и пожить молодой человек. 
именно на фоне прекрасного фика такие моменты видны особенно сильно и царапают. 
Дело в том, что дАртаньян - не Атос. Гасконец мог и не такое сотворить. А помните, как он прокрался в доверие Жюпонэ? Шпионил- и это все извиняет. И за Арамисом подсмотрел, когда надо. И в дела его влазил и шпионил за ним. Они люди, просто люди. Может, у меня даже больше это получилось, чем у Дюма. 
С Атосом, например. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума