Отправлено: 07.02.12 09:39. Заголовок: "Рукописи не горят" (с).

Название: "Рукописи не горят". (с)
Авторы: Ника, Лис, Стелла.
Жанр: Раунд робин, au, флафф.
Размер: Макси.
Пейринг: герои Дюма, вымышленные герои.
Фэндом: Александр Дюма, "Десять лет спустя".
Статус: Законченно.

Дело было вечером, делать было нечего. Нет, не так. Ну то есть, почти так. Три девицы под окном пряли поздно вечерком. Кабы я была царица, говорит одна девица... тьфу, вот это уж совершенно не так.
В общем, дорогие друзья, подруги и коллеги фикрайтеры, позвольте представить вашему вниманию то, что на научном языке, кажется, называется «раунд робин». То есть фанфик, написанный не одним человеком.
В общем, в один прекрасный день, а может и не прекрасный, а может и вобще не день, а вечер... тьфу, опять не то. Короче, собрались Лис, Стелла, еще один человек, который пожелал остаться неизвестным истории и скромный автор этих строк (цитата) и решили попробовать обьеденить свою бурную фантазию и идеи, которые их преследовали с юного возраста.
Поэтому, если кто-то где-то усмотрит плагиат или параллель со своим сюжетом—уверяю, что совершенно точно никакого плагиата быть не может—это просто наверняка совпадение общих фантазий. Тем более, как-то раз на соседнем форуме почти научно доказали, что в фанфишкене плагиата таки не существует.
Не судите строго—это писалось исключительно от балды, в свободное от работы и всего остального время, и изначальное предназначение этому бреду был исключительно стол. Так что авторам, к тому же, еще и немного страшновато за последствия извлечения этого самого из стола. Короче, если кому-то вдруг покажется, что место этому делу действительно в столе, то оно вернется туда совершенно незамедлительно.
Пс. Ни на что не претендуем, просто песенку поем. (цитата).

 Отправлено: 07.02.12 09:40. Заголовок: Меня зовут Жаклин. Д..

Меня зовут Жаклин. Д'Артаньян. Ну да, Жаклин д'Артаньян. Мой отец-лейтенант королевских мушкетеров д'Артаньян. Вы скажете, что Дюма про меня не писал. Все правильно. Дюма писал не о детях, а о родителях. Все остальное додумали некие фанфикшенеры. Это такой сорт людей... впрочем, не буду, речь не об этом. Ну словом, я та самая Жаклин. Обо мне писал Марков. Кто такой Марков? Ох, лучше не спрашивайте. Это каверзный вопрос. Хотя, конечно, некоторые фанфикшенеры от него не сильно отличаются. Ну, может пишут грамотнее. Но речь опять-таки не об этом... Собственно, быть дочерью лейтенанта королевских мушкетеров накладывает само собой определенные обязательства. Все почему-то уверенны, что мой отец должен был воспитать меня как мальчика. Черта с два. То есть я может быть и хотела бы этого. Однако меня отдали в монастырь. А теперь мы живем с мадам Мадлен, которая использует меня при каждом удобном случае. Словом, она достала меня по самое не хочу. Я мечтаю о принце. На белом коне. Вот отец рассказывал, что у него есть друг. Самый лучший. Таких друзей ни у кого в мире больше нет. И у него есть сын. И он самый красивый мужчина на свете, я это точно знаю. В один прекрасный день он приедет на том самом белом коне и меня заберет от этой проклятой Мадлен. Что только отец с ней делает, вобще не могу понять. Но уж конечно это лучше, чем совсем никого. Кто бы знал, как я ее ненавижу! Вот, сегодня обязательно пойду пожалуюсь господину капитану. Только он меня и понимает. И он бы, конечно, взял бы меня к себе в полк, но только я фехтовать совсем-совсем не умею. Это даже не смешно. Сын этого друга обязательно научит меня фехтовать. И тогда Мадлен нигде не сможет спрятаться...

Вы, конечно, догадались, что я совсем не Жаклин. Как говорит мой муж Саша, это ж сколько надо выкурить, чтобы такое придумать. Но ведь у каждого из нас свои мечты. Вот Саша, например, мечтает поехать на Украину на чемпионат мира по футболу. Черта с два, с нашими финансами. У меня вот такая шизанутая—попасть к мушкетерам. И не просто так, а чтобы перевоплотиться в кого-нибудь. Денег это никаких не стоит, ибо это совершенно точно никогда не сбудеться. И точно шизанутая, потому что дамы моего возраста обычно влюбляются в Атоса. На худой конец, в Арамиса. Ну, совсем на худой конец можно и в д'Артаньяна, но никто еще не воображал гасконца своим отцом. Саша, например, себя вон 20тилетним футболистом воображает. Это мне наши соседи поведали, поскольку вечерами его крики «гол» аж на улице слышны из нашего окна. Но ведь мечты потому и мечты, что они могут быть чем угодно. И никто тебе ничего не запретит. Мечтай сколько влезет, это все равно никогда не сбудеться.
Я домохозяйка. Поэтому времени у меня куча. Вобще-то здесь, в Израиле, быть домохозяйкой достаточно редкое явление, но у нас это случайно получилось. У нас двое детей, мальчик и мальчик, и они забирают кучу времени. Словом, есть чем заняться, но и помечтать тоже успеваю. А уж мальчикам-то я «три мушкетера» обязательно должна прочесть. Как сказку на ночь. Собственно, с этого моя «болезнь» среднего возраста и началась... Вообще, кто сказал, что это детская книжка? Я еще подумаю, стоит ли им читать главу «жена Атоса». Ато еще станут воображать, как они миледи с дерева снимают, с их характерами. С них станется. Хотя вряд ли в таком возрасте они до этого додумаются. Кстати, насчет подумать... мне вдруг страшно, ни с того ни с сего, захотелось этот вопрос с кем-то обсудить. И не только этот. Например, почему в «Двадцать лет спутя» д'Артаньян Портосу солому продал, а не отдал просто так, раз они такие распрекрасные друзья... Д'Артаньян... н-да... вобще, мне, кажется, Атос совсем не интересен, но вот глава про жену детям точно строго противопоказзанна. Кто вобще говорил, что это литература для среднего школьного возраста? В поисках ответа я полезла в интернет, и о чудо! Оказалось, что я не одна такая двинутая. Взрослые тети сочиняют сказки и потом их обсуждают. Ну и чем я хуже? Ничем не хуже. Вот наш сосед, Моисей Иванович... Я не шучу, его действительно так зовут, Моисей Иванович. Он спросил меня: «Жанночка, чем вы занимаетесь?» Я так ему и ответила: «Я сказки сочиняю, Моисей...» тьфу, не могу никак без смеха до конца его имя выговорить. И вобще он мне почему-то представился капитаном гвардейцев, господином де Кавуа. «Что вы смеетесь, Жанночка?» «Ничего, Моисей Ива... я смешинку проглотила. Хотите почитать книжку, Моисей Иванович?» Ну слава богу, получилось. В смысле, имя выговорить и не подавиться смехом. М. И. Таки книжку взял. Сказал, что в детстве читал, но раз я даю, с удовольствием перечитает. А он пенсионер, ему сам б-г велел. Мальчишки возмутились, что я на самом интересном месте книжку зажала. Ага, значит, интересно, вот и хорошо. А пока можно подсунуть свои фантазии, они их от Дюма и не отличат...
--Вика, мне надо с тобой поговорить.
Ну вот, на самом интересном месте! У нас там на форуме сейчас такое твориться! Сейчас наша главная художница форума Стелла, кстати, тоже израильтянка, вывесила иллюстрацию к одному из моих собственных бессмертных произведений. Саше этого никак не мог не понять при всем желании, о чем мы пишем, хотя он честно пытался.
--Вика! Ну пожалуйста, это важно!
--Подожди, Саш, то, что у меня сейчас, не менее важно...
--Послушай, Вика, я должен сказать тебе одну штуку... я тут посчитал наши ресурсы и свой отпуск, у меня как раз хватает на чемпионат... ты ведь не против, если я уеду на месяц? Я же всегда говорил, что ты у меня умница... весь компьютер тебе в распоряжение...
--Что? Да едь куда хочешь, ради бога. Я потом когда-нибудь тоже куда-нибудь поеду, правда?
«Дорогая, я Атос?»--на всякий случай интересуется супруг перед сном. На самом деле это он так проверяет, не обиделась ли я за чемпионат. Да пусть едет, в самом деле. Если его мечта выполнима, почему бы хоть чьй-то мечте в нашем семействе не осуществиться? «Я Атос?»--зачем-то настойчиво повторяет Саша. Тьфу ты, еще один. Да почему у всех всегда должен быть Атос? Может, это у него такой способ самоутверждения, что ли? «Да, дорогой, конечно. В темноте так вобще не отличу,»--заверяю я его.—«Я миледи, в таком случае». «Кто? Ах, да, да... конечно, все, что ты хочешь...» Ах, если бы. Ну хоть на полминуточки оказаться в 17ом веке. Вот ведь далось мне это все, как в детстве...
В детстве мы почти каждое лето ездили отдыхать в Таллин. Так сложилось исторически, к тому же Таллин здорово похож на Париж и мне там всегда было очень уютно. И что это мне вдруг вспомнилось? А, да это мне снится сон. Снится ведь обычно то, о чем постоянно думаешь. А тут еще Старыгин умер. Ему было-то всего 63 года. Столько же, сколько нашим папам. Правда, курил он как паровоз, да и пил наверняка, кто же там из актерской братии не без этого. А все равно, как кусочек из детства пропал... А может, он вобще не умер, а просто где-то прячется? «Я тебя на работу отправлю»,--заявил супруг на эту мысль вслух. В смысле, чтоб не страдала фигней. Так, я ему ничего не покажу из написанного... так ему и надо! У меня в интернете достаточно читателей... читайте и почитайте... ой, это из другой оперы и вобще совсем не так... Так, ну вот, опять Таллин снится. Таллин перед чемпионатом в Украине самый подходящий сон как раз. Состоящий из проталин... это из другой песни... а это, товарищи, вобще не совсем сон! Это, кажется, какая-то другая реальность! Нет, реально, надо меньше пить! Но я же почти совсем не пью... и не курю так совсем нет...
Я стою на булыжной мостовой и тупо пялюсь на гостиницу «Козочка». Точно, Козочка. То, что я в состоянии прочесть вывеску на французском языке в данный момент даже не удивляет—это уже мелочи, по сравнению со всем происходящим. И платье на мне то самое. Ой, вот это, пожалуй, один из недостатков 17го столетья. Джинсы с дырками сейчас пожалуй совсем не помешают. И чтобы джинсов было поменьше, а дырок побольше... Ой, куда это я попала, как, и главное-что я с этого буду иметь? «Сударыня, вам помочь?»--вдруг спрашивает девушка лет 22-23ех с длинными белокурыми волосами. И вид у нее наверное, не менее растерянный чем у меня. Похоже, мы обе влипли неизвестно во что...
--Вы кто?—на всякий случай интересуюсь я.
--Вы знаете,--жалобно отвечает девушка.—Вам, наверное, покажется это весьма странным, но я точно даже не знаю, кто я...
По мере того, как девушка произносит эти слова, у меня возникает чувство, что я ее уже где-то видела…
--Мне кажется, что я какой-то литературный герой, о котором я читала в детстве,--еще более жалобно произносит девушка.—Вы, наверное, думаете, что я сумашедшая?
--Я этого не думаю. Потому что я дочь д'Артаньяна,--примерно таким же тоном отвечаю я.—Жаклин. Очень приятно.
И тут я понимаю, кто эта девушка.
--На... Надя? Это ты?!!!
--Вика?? Мы что же с тобой, видим один и тот же сон? Домечтались, идиотки...
Ну точно, это моя подруга детства Надя, с которой мы вместе когда-то зачитывались тремя мушкетерами. Правда, у нее видимо все это в детстве и осталось, это только у меня затянувшийся переходный возраст. Но однако же она здесь, значит, я не сплю и не сошла с ума. К тому же она заметно помолодела—ей тут лет 18, хотя сейчас нам по настоящему 35.
--А ты-то как похорошела!—замечает Надя.
--А раньше?
--Ну, раньше само собой! Но тут ты прямо...
Это комплимент лучшей подруги. Я особенной красавицей никогда не была. После родов так вобще говорить не о чем. Но собственно, с другой стороны, раз уж мы сюда попали и Надя лет 10 сбросила, почему бы и мне не стать немного покрасивей? В разумных пределах, конечно...
--Но куда же это мы с тобой все-таки попали?
Я не успеваю ответить.
--Три тысячи чертей! Мерзавец! Щенок! КАНАЛЬЯ!!!!!
Я окончательно перестаю понимать, где мы с Надей находимся. Впрочем, я это плохо понимала и раньше, теперь же перестала понимать совсем. Ибо перед нами предстает дядя Миша. Ну то есть, Михаил Боярский. Короче, д'Артаньян. И судя по всему, он сам в таком же трансе как и мы, потому что глаза у него не то что квадратные. Они пятнадцатиугольные.
Судя по всему, на Надю дядя Миша впечатление не произвел. Вернее, произвел, но не такое, как произвел бы Вениамин Борисович. Ну то есть, Смехов. Людям, которые в детстве воображали себя женой Рауля де Бражелона, несмотря на... впрочем, всякие несмотря сейчас вобще излишне... так вот, таким людям совершенно точно не нужен никакой Боярский.
--Честь имею,--на автомате произносит дядя Миша, целуя нам по очереди руки. Так, я теперь левую руку до самой смерти не мою.—Простите, сударыни, не знаю ваших имен...
--Жанна,--говорю я.
--Де Коссе-Бриссак?—на том же автомате интересуется дядя Миша.
--Вобще-то Гайсинская. А это Надя. Ну то есть...
--О боже, какое счастье, значит, я не сошел с ума!!!!!!! А то я пока бегал тут никак не мог вспомнить, что мы вчера после похорон пили... девушки, вы же помните Пушкина? Не дай мне б-г сойти с ума...
Нет, вы можете себе это представить? Михаил Боярский собственной персоной, посреди Парижа 17го века, декламирует Пушкина.
И тут я вспоминаю, что все это чертовски интересно, но мне, кажется, пора домой. У меня муж и двое детей, мальчик и мальчик. И я им еще «Трех мушкетеров» не дочитала.
--Можно, я вас буду называть «дядя Миша?»--спрашиваю я Боярского. Он самый старший, значит, самый умный. Так что пусть думает, где мы, и главное, как из этого выпутаться. Как будто у него есть другой вариант.
--Тамбовский волк вам дядя,--не очень-то вежливо отвечает кумир детства.—Я думаю, нам всем надо переделать имена.
--Зовите меня виконтесса Габриэлла,--предлагает Надя. Ну кто бы удивился. Когда мы выдавали в детстве свои перемещения во времени, у нас были свои имена. Жанна пошло оттуда, хотя Надя всегда считала, что мне подошло бы что-нибудь поблагозвучней. Но меня и этот вариант вполне устраивал, особенно сейчас.
--Кто?—переспрашивает Боярский.
--Она жена Рауля де Бражелона,--отвечаю я за Надю.—А я дочь д'Артаньяна.
Дядя Миша смотрит на на уже не пятнадацатиугольными глазами. Я бы затруднилась посчитать сейчас количество углов там.
--А я тогда Бюсси?—интересуется он. Ну вобще-то он д'Артаньян. Но если у него мечта побыть Бюсси, почему бы и нет?
--Бюсси, дядя Миша,--заверяю я его.—В темноте так вобще будет не отличить.
Кто о чем, а я о своем о девичьем...

Эта стерва Мадлен совершенно потеряла всякую совесть. Мы сегодня как раз собирались встретиться с тремя девочками, с которыми я жила в монастыре. Соседский мальчишка Жак принес мне от них записку. И я ему велела отнести ответ. Так эта коза все заметила. Воспользовалась тем, что отец на дежурстве задержался. «Вы, сударыня, конечно, можете пойти куда вам вздумается. Но сначала я бы хотела, чтобы вы сделали то, се, пятое и десятое. А не то я расскажу вашему обожаемому отцу, что вы гадкая девчонка. Поверьте, ему это совсем не понравится.» Чтоб ее, наконец, черти взяли! И что только отец с ней делает, прости меня, господи! Ведь какую истерику закатила последний раз, когда он отказался женится! А я... а на мне кто женится? Впрочем, я ведь знаю, кто. Он есть, он точно, обязательно есть. Он меня заберет отсюда в прекрасный замок. Я его даже вижу вот в этой медной сковородке. У него голубые глаза. Обязательно голубые. А еще этой сковородкой так хорошо можно огреть по чьей-то немного тупой башке.
--Жаклин! Где ты там застряла, глупая девчонка! У нас посетители, пошевеливайся быстрее, одна нога здесь, другая там!
Чтоб у тебя уже язык отсох, наконец...
Но, для начала, язык отсыхает у меня. Боже, как он красив! И один, и второй-отец и сын! Ох ты, господи, да будь отец лет на десять помоложе, я бы... Мадлен, хоть и стерва, но все же тоже женщина. Уставилась на господ с открытым ртом. Не видать ей этого господина, дуре этакой! Вот расскажу отцу, как она на него пялилась... впрочем, это да, все-таки не пялится на них чертовски трудно...
--Простите, сударыни,--говорит старший.—Но мы ищем... Рауль, да не стойте же вы, поздоровайтесь с дамой...
Это я—дама. Тот, кто помоложе, целует мне руку. Мне кажется, что я сейчас упаду в обморок.
--Жаклин, немедленно в Лувр и тащи сюда своего отца,--шипит Мадлен.—Просо от чечевицы можешь вечером отделить, так и быть.
Ах ты, гадина! Хочет остаться наедине со старшим господином. Это при живом отце. Ну да по господину видно, что Мадлен ничегошеньки не перепадет-они из благородного семейства. Ну ничего-ничего, у меня хорошая память, я запоминаю всякое...
--Сударыня, вы позволите вас проводить?
Нет, все-таки, есть справедливость в этом мире. Не всегда, конечно, но по крайней мере временами и местами. Рауль мне сказал «сударыня». Видел бы он только меня с половой тряпкой. Нет, честное слово, я когда-нибудь огрею Мадлен тряпкой и сверху украшу ведром с водой. При мысли об этой картине у меня сама собой появляется глупая улыбка. Рауль интересуется, отчего я улыбаюсь. Нетушки, благородным господам такие вещи знать не положено. И тут... нет, это я знаю совершенно точно, что такая наглость мне досталась от отца. Или это безрассудство? Или это почти одно и то же? Да-да, отец что-то такое говорил...
--Господин виконт,--говорю я едва слышно, удивляясь самой себе.—Господин виконт, я ведь знаю точно, что я не уродка. Можно, я вас поцелую только один разочек, господин виконт?
Мы останавливаемся посреди улицы. Ой, какая же я дура, дура, дура! Разве о таком спрашивают? Теперь в самую пору провалиться сквозь землю...
--Сударыня,--совершенно без всякой злобы или удивления, медленно и даже, кажется, немножко грустно произносит Рауль.—Я забыл вам сказать, что у меня дома есть невеста. И что я люблю ее и только ее. А вы, сударыня, очень красивы и у вас не должно быть причин думать как-то иначе. Сударыня, не плачьте, прошу вас!
Я не плачу. Я вобще никогда не плачу. Отец всегда говорит, что плачут только слабые люди, и он сам за всю свою жизнь плакал полтора раза. О втором разе вобще никто не знает. И не узнает-я никому не скажу. Поэтому и я не плачу. Оно само лезет.
--У меня есть один друг,--говорит Рауль.—Я вам его обязательно представлю. Он вам понравится, я вам обещаю.
Ах, господи. Он-то, может, мне и понравится, но разве многие захотят иметь со мной дело? Я ведь не знатного происхождения. Однако попробовать, наверное, можно.
--А как его зовут?
--Анри. Анри д'Эрбле. И вы знаете, что нас всех обьединяет?
Ах, боже мой, нас всех троих что-то обьединяет. Как интересно!
--Нет, Рауль, не могу этого знать, но очень хотелось бы. Говорите же, я ведь любопытна, как все девушки моего возраста.
--Мы все трое рождены вне брака. Правда, интересное наблюдение?
Чертовски интересное. Но меня сейчас, по правде говорю, интересует только одно—чтобы кто-нибудь забрал меня отсюда. Иначе Мадлен не миновать половой тряпки и ведра на голове.
И тут на нас едва не наскакивают из-за угла трое. Один мужчина среднего возраста, с усами, чем-то похож на отца. С ним дама, примерно возраста Мадлен, но лицо у нее гораздо добрее, и девушка лет 18ти. Вероятно, родители с дочерью на выданье.
--Нельзя ли поосторожней, сударь?—спрашивает Рауль.
--Простите,--бормочет мужчина и явно собирается пройти дальше следом за дамами.
--Сударь,--Рауль несколько бесцеремонно хватает его за рукав,--сударь, вы наскакиваете на меня и мою даму из-за угла без всякой на то причины, говорите себе под нос «простите» и считаете, что этого достаточно? Вы, вероятно, прибыли издалека, сударь?
--Мальчишка!—теряет самообладание мужчина.—Кто вы такой, чтобы учить меня манерам, каналья?
Рауль хватается за эфес шпаги прежде, чем я успеваю его остановить. Однако дама с добрым лицом уже вернулась и что-то тихо внушает тому, кто похож на отца. Тот сначала хватается за шпагу, затем кивает в знак согласия ее словам.
--Простите меня, сударь, я был совершенно не прав. Прошу у вас прощенья. Позвольте нам пройти, мне сейчас совсем не до дуэлей.
Рауль, если его на задевать, весьма покладист.
--Как ваше имя, сударь? Возможно, мы еще встретимся?
--Не исключаю вероятности, что в нашей жизни возможно совершенно все. Шевалье де Брильи к вашим услугам.
--Виконт де Бражелон.
Дама с добрым лицом тут же что-то зашептала на ухо мужчине и наступила на ногу девушке. Вероятно, они уже сильно куда-то опаздывали. В конце концов, мы все раскланялись с обещанием оказать друг другу услугу при встрече, если она состоиться и если это будет нужно.

 Отправлено: 08.02.12 00:09. Заголовок: ..

"О бедном гасконце замолвите слово..."

Мы втроем с Надей-Габриэллой и дядей Мишей сидим в Козочке и поглощаем шамбертен. Ничего себе оказалось винишко, что-то вроде австралийского шираза. Интересно, сколько таких бутылок было в незабвенном погребе? Дядя Миша уверяет, что мы каким-то необьяснимым образом попали в виртуальную реальность. Причем каждый из нас в ту, которую сам себе придумал. А вместе мы оказались, потому нам всем этого захотелось. Но не всем, конечно- он-то о нашем бренном существовании вряд ли подозревал. Но захотелось нам с Надей (ага, Надя тоже признала, что ей почему-то перед грядущим 35летием вздумалось перечитать трилогию, да еще и начала она с «Виконта», вот и прониклась практически заново) поэтому... по крайней мере, это было то, до чего он додумался на трезвую еще голову. Мне нечего ему возразить.
--А вот зачем вы назвались де Брильи, дядя Миша?—интересуюсь я.—Это что, тоже ваш любимый герой?
--Ну...—дядя Миша задумчиво выпивает очередной стакан.—Не совсем. Просто это было первое, что пришло мне в голову. Не судите строго. К тому же, совершенно безопасный вариант.
--Пожалуй,--соглашаюсь я, поскольку на это действительно нечего возразить.
--А знаете, товарищи, мне кажется, что мозгами мне тоже где-то двадцать три,--произносит Надя, тоже опрокидывая стакан.—А знаете, товарищи, эта мысль мне нравиться. И вобще мне кажется, что мы все не просто так сюда попали.
--Простите, как вас зовут в нашем мире?—вдруг совершенно серьезно переспрашивает Боярский. Так, третьему столику больше не наливать. Первому и второму, пожалуй, тоже.
--Надежда,--терпеливо повторяет подруга.
--Надежда—мой компас земной, а в удаче—награда за смелость, а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось,--выдает Боярский.
--Господи, лучше б он «Все пройдет» вспомнил,--вздыхает Надя.—Мне надо это все переварить. Ты-то хотя бы в своем возрасте осталась,--говорит она мне.—Остаешься за старшую. Боярский на твоей совести, а мне поспать не помешает. С этими словами подруга удаляется, а Боярский принимается вздыхать, как ему чертовски не хватает Ларисы. А он, оказывается, однолюб, не смотря на бурную молодость! Бедная, что ей только пришлось вытерпеть от него и прочей актерской братии!
--Могу я вам как-то помочь в этом вопросе? выдаю я первое, что приходит мне в голову. Все-таки, я дочь д'Артаньяна или нет? Либо сейчас, либо никогда...
Шамбертена, оказывается, пошла уже пятая бутылка. У дяди Миши оказался в кармане кошелек, полный пистолей. Это было весьма и весьма кстати. Ну и что, что он меня на 25 лет старше. Подумаешь, мелочи. Мы в виртуальной реальности или где? "Графиня, приходите в полночь к дубу. Я сена там немножечко припас, графиня, мне приснились ваши зубы, я вас люблю, я думаю об вас... " Дядя Миша задумчиво разглядывает мое отражение в стекле бутылки. Мне чертовски не достает моей любимой косметики Ревлон. А ведь мы в Париже, между прочим! Интересно, как они тут все наводят красоту?
--Хм, как бы вам это получше обьяснить. Видите ли, Жанночка, я вас, конечно, чертовски уважаю и все такое, но, понимаете ли, вы немножко не в моем вкусе.
Я медленно закипаю. Точнее, наоборот, довольно быстро. Я ведь точно знаю, что тут я очень даже не дурна. Ощущаю непреодолимое желание огреть кумира детства бутылкой, причем, вместе с вином. В голове вертиться самая уместная в данной ситуации фраза: "Я пожалуюсь мужу, и он превратит вас в крысу". А кто в твоем вкусе, Терехова? Я беру себя в руки. Молча встаю и выхожу на улицу. На пороге все-таки оборачиваюсь--дядя Миша спит сном праведника, положив голову на руки, совсем как д'Артаньян после монолога "Один мой друг, граф де Ла Фер..." Я ему еще это вспомню, не в его вкусе...
На улице возле самого порога долго и нежно целуются двое молодых людей. Это Жаклин и Анри. Рауль успел их познакомить, и много времени на ухаживания не понадобилось-они оба были молоды и красивы, и ничто не должно было препятствовать тому, что они сразу понравились друг другу. Мы все тоже перезнакомились. Надя тут же подружилась с Жаклин, хотя она больше мечтала о встрече с Орой де Монтале. Но Оры на горизонте пока не предвидилось, а Жаклин сейчас ей больше по возрасту подходит и характерами они похожи. Дядя Миша строго-настрого наказал нам обеим ни при каких обстоятельствах не рассказывать, откуда мы взялись. Он прекрасно знает, что молодежи трудно держать язык за зубами. Просто надо помнить, что здешняя реальность такова, что в случае чего разговор не долгий--костер и все дела. Надя сказала, что она умеет метать кинжалы. (Интересно, когда научилась? В нашей реальности максимум чему можно было научиться--так это метать кухонные ножи. Но это уже наверное подсознательный уровень какой-то. Может, я тоже в себе какие-то способности открою, о которых не подозревала. )Дядя Миша ответил, что это вряд ли поможет, так что лучше все же помалкивать. В данную минуту Надя с Раулем решили не мешать сладкой парочке. Надя обещала показать Раулю, как метать кинжал. Можно подумать, он этого не умеет, но из вежливости кивнул. "Ведь я , метатель молота, приказано метать, и я мечу..." где-то так... Я уже тоже собираюсь уйти, пока меня не заметили, но у Жаклин зоркий взгляд, передавшийся по наследству.
--Сударыня, вы чем-то расстроены?
--Кто вас обидел, сударыня?--тут же подхватывает Анри.--Вы мне скажите, я его...
--Успокойтесь, Анри, ради бога, хватит на сегодня дуэлей,--заметила Жаклин. Сударыня, но что все-таки с вами?
--Ничего, господа, ничего. Простите, я вам помешала.
--Вы нам никогда не помешаете,--тут же заверяет Анри.
Жаклин что-то шепчет ему на ухо.
--Я всю жизнь мечтал научиться метать кинжалы,--обьявляет Анри и удаляется. Мы садимся на крыльцо.
--Мне кажется, вас обидел этот ваш друг, де Брильи. По моему, он вам совсем не друг.
"Если друг оказался вдруг, и не друг, и не враг, а так..." Нет, честное слово, умирать буду вместе с цитатами Высоцкого! Нету такой жизненной ситуации, где он бы не подходил. Сначала Высоцкий, потом Дюма, вот так! Вот с кем было бы интересно о Высоцком поговорить, кстати, так это с Атосом. Там у него самого надрыва больше, чем достаточно, и юмора вперемешку. Кажется, граф де Ла Фер прекрасно бы понял Владимира Семеновича. И Жаклин, кстати, тоже. Какая, все-таки, классная девочка. На две капли воды похожая на меня в ее возрасте.
--Вам это кажется, мадемуазель. Никто меня не обижал.
--Это кто здесь обижает даму? Дайте мне его, я сделаю из него котлету!
Ой, держите меня семеро! Это он сам, вернулся с дежурства! Капитан королевских мушкетеров д'Артаньян стоит передо мной собственной персоной и интересуется, не может ли он мне чем-нибудь помочь. Так вот для чего лично я сюда попала! Для меня сейчас не существует ни муж, ни мальчик и мальчик, прости меня, господи. Если бы еще эта Мадлен в самом деле куда-нибудь убралась бы, было бы совсем неплохо. И кажется, что я-- как раз во вкусе гасконца. Но я забываю, что тут поцеловать руку совершенно ничего не значит. Однако Жаклин, которая не прочь насолить Мадлен любым способом, а уж таким впервую очередь, тут же собирается присоедениться к студентам по метанию кинжала. "Я что-нибудь придумаю, чтобы ее сегодня вечером не было дома,"--шипит на ухо Жаклин. Нет, ну не золотое дитя? Но ведь так не бывает? И тем не менее есть. Все вдруг куда-то внезапно пропадают—или это мне кажется? Как бы там ни было, мы остаемся вдвоем на крыльце, под синим-синим небом и яркими-яркими звездами...

 Отправлено: 09.02.12 19:51. Заголовок: "Про любовь в ср..

"Про любовь в средние века".

"Сто сарацинов я убил во славу ей... "


Июньская ночь в Париже в 17ом веке такая же, как и в Иерусалиме в 21ом. Точнее, немного прохладней, что хорошо, да и то с небольшой разницей.
Жаклин поработала на славу-Мадлен действительно не оказалось дома. Она просто пропала без всякого обьяснения. Вполне даже возможно, что Мадлен уединились вместе с дядей Мишей. Она-то уж как раз точно в его вкусе В конце концов, это наша виртуальная реальность или нет? Атос тоже куда-то ушел, и хорошо, иначе увидя его д'Атаньян тут же забыл бы обо всем на свете.
Надя, всегда проявлявшая активность (дай ей волю, она бы точно стала председателем совета дружины в школе. Это даже хорошо, что ее тогда не выбрали.) утащила всю молодежь к себе. Она точно уверилась в мысли, что ей здесь на 12 лет меньше, чем на самом деле и приготовилась вести себя соответственно возрасту на всю катушку. Боюсь, что Рауль теперь сделает исключение. В конце концов, сколько может нормальный здоровый мальчик жить одним обещанием жениться? Ну и на здоровье. Надька красавица, умница, спортсменка и комсомолка совершенно без всякой иронии, а Луиза никогда ничего не узнает. Сегодня ночь маленьких чудес, и для каждого из нас эти чудеса особенные.
Я никогда не была особенно влюбчивой и увлекавшейся натурой. В этом плане мне с Сашей исключительно повезло—мы с ним прекрасно понимали друг друга. Мои родители иногда даже шутили, что мы со стороны больше похожи на брата и сестру, чем на любящих супругов. Но зато за энное количество семейной жизни у нас никогда не было ни то, что ни одной ссоры, а даже малюсенького конфликта. Я даже не ожидала, что Саша когда-нибудь скажет мне что-нибудь исключительно красивое—это уж совершенно было не в его духе. Мне иногда даже казалось, что если бы перед ним вместо меня вдруг совершенно случайно оказалась бы мисс Вселенная, Саша спокойно посмотрел бы на нее и еще более спокойно произнес бы: «Дорогая, принеси мне пожалуйста чашечку кофе Элит с сахаром и без молока.» Потом подумал и добавил бы: «У меня футбольный матч, я приду спать не раньше чем через два часа, так что можешь ложиться без меня и меня не ждать». Но в конце концов, у нас получилась вполне приличная семья и мальчик и мальчик. Всех все устраивало, а уж спрашивать саебя, счастлива ли я, мне просто не приходило в голову. Да и другие варианты тоже отсутствовали.
Поэтому сейчас с этой виртуальной реальностью я вдруг отчетливо поняла, что у меня совершенно не по детски и даже не по юношески снесло крышу, едва мы остались наедине. Что я всю сознательную жизнь любила одного-единственного человека, что все, что происходит сейчас—это и есть настоящее, а все остальное может гореть сизым огнем. Это, кажется, именно то, что называется розовыми соплями. Ну и пусть. Да хоть серо-буро-малиновыми. Ничего другого сейчас просто нет. И никого другого тоже...
--Дурак твой де Брильи,--обьявляет д'Артаньян, натягивая на себя одеяло. Даже если ты ему не нравишься, женщинам никогда об этом не говорят. Я с ним подерусь, это точно!
--Не надо, пожалуйста,--говорю я совсем сонным голосом, сделав попытку забирать принадлежащюю мне по праву половину одеяла. Это не так-то просто, забрать что-то у нашего гасконца. Он весьма неплохо владеет шпагой.
--Да что ты говоришь? усмехается д'Артаньян. Ты просто прелесть какая дурочка!
После этой фразы следует такой поцелуй, что обидиться на нее совершенно невозможно.
--Можно тебе кое-что рассказать?
--Конечно. Все, что угодно.
Я смутно подозреваю, что сейчас последует история Констанции и что "все" мне все равно не расскажут.
--Когда мне было 18 лет, я... впрочем, не важно. Она умерла из-за меня. В ее смерти виноват только я, я вел себя, как последний эгоист... я этого даже Мадлен не рассказывал. Я ее не люблю. Она у меня исключительно для удобства. И потом, ребенку нужна мать.
--Она ей не мать,--говорю я, подвигаясь к нему поближе.
--Что?
--Жаклин у нее на побегушках. Разве ты не замечал? Ну да, конечно, ты же уходишь с утра и приходишь вечером, когда уже совсем поздно.
--Лучше такая мать, чем вобще никакой.
--Лучше вобще никакой, чем такая.
--Что ты такое умное там говоришь?
--Я говорю, что твоей дочери здесь плохо. Забери ее отсюда, если ты не хочешь, чтобы ее забрал кто-нибудь другой.
--Кто это другой? удивленно спрашивает капитан. Понятно, Анри его еще не представили.
--Да так, никто.
--Ты чего-то не договариваешь.
--Ты тоже.
--Ты знаешь, мне кажется, мы с тобой идеально подходили бы друг другу.
О, если бы ты только знал, что кажется мне! Лучше на это вобще ничего не отвечать. Дюма изобрел совершенно замечательный приемчик для подобных ситуаций-делаешь вид, что спишь, и вся недолга. О, как быстро завершились эти волшебные минуты и никогда, никогда уже больше не вернуться... осталось только смириться с этим. Достаточно просто того, что это было. Остального мира сейчас вобще не существует, ни для кого из нас.
--Жанна, ты ведь ей ничего не скажешь?
--Ты просто прелесть какой дурачок.
--Я все-таки подерусь с этим вашим де Брильи. Тоже мне шишка нашелся.
--Спи, пожалуйста! Подереться он с де Брильи, тоже мне, жизненное достижение!
--Я его побью,--добавляет на всякий случай капитан. На этой оптимистической ноте мы оба засыпаем, счастливые, как десятиклассники, с которыми это случилось в первый раз...
Я была совершенно уверена, что утром я проснусь у себя дома и все это было затянувшимся прекрасным, замечательным, но все-таки сном. Однако утром я проснулась в гостинице Козочка. Виртуальная реальность продолжалась. Интересно, где там кнопка? Д'Артаньян при полном параде уже почти собрался уходить.
--Мы с вами просто знакомы, сударыня,--грустно вздохнул он. Было прекрасно видно, что если бы я вчера не наплела целый роман о том, что де Брильи друг моего отца, а Надя, то есть Габриэлла, дочка наших соседей и мы должны отвезти ее в монастырь, а сами уезжаем в Голландию из-за денежных проблем и больше сюда не вернемся, и еще кучу всякой билиберды, он бы таки точно бросил Мадлен в одну секунду и может быть даже предложил мне руку и сердце. Интересно, а если у меня в 21ом веке живой муж и... ну вы поняли... как это все будет работать?
--Ты точно ей ничего не скажешь?
--Тебя Тревиль ждет, мнительный ты наш.
Интересно, они все четверо не доверяют женищинам, или только Атос?
Как бы то ни было, капитану пора было на службу. Сам де Тревиль терпеть не мог, если мушкетеры опаздывали хоть на минуту. А мне было пора пойти проведать молодежь, в том числе и подругу дней моих суровых. Надо же хоть с кем-то поделиться всем, что произошло, иначе я просто лопну от всех эмоций. Эх, чертовски обидно, что все закончилось так быстро.
--Как жаль, что все выходит именно так, как выходит,--вздохнул гасконец. Было видно, что ему очень хотелось меня поцеловать, но в последнюю минуту он передумал. И правильно-неизвестно, чем бы это закончилось. Точнее, известно... Он вышел, стараясь не хлопать дверью.
"И душам их дано бродить в цветах,
Их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья."

 Отправлено: 10.02.12 10:50. Заголовок: <Мадлен куда-то ..

<Мадлен куда-то пропала.
Совсем.

Никто особо не горевал.
Обнаружив отсутствие дяди Миши, все только понимающе переглянулись и для вида изобразили озабоченность.

- Надеюсь, ничего серьезного не случилось, - дежурно отбарабанила Габриэлла.
- Хоть раз в жизни посидеть спокойно … - пробурчал кто-то голосом похожим на голос Жаклин.

Рауль и Анри дружно уставились в пол, скрывая улыбки.
Скрип ступеней лестницы заставил их поднять головы.
Девушки тоже оглянулись:
- Доброе утро, Жанна! То есть мадам, - поспешила исправиться Габриэлла под укоризненным взглядом Рауля. – А мы тут сидим…
- Девушки, господа наверняка умирают от голода, а вы кормите их разговорами.
- Ой, - спохватилась Жаклин, - и правда! Я сейчас.

Господа для вида поломались, но молодые люди чуть за двадцать никогда не страдают отсутствием аппетита и скоро, отбросив церемонии, вся компания дружно налегла на байонскую ветчину, овернский сыр и другие вкусные вещи, которые нашлись в кладовках запасливой Мадлен.
- Что-что, а в кухне она разбирается, - нехотя признала Жаклин. – Какого вина принести?
- Анжуйского, - улыбнулся Анри.
- Да Вы лакомка, д’Артаньян, - хмыкнула себе под нос Жанна.
- А Вам, Рауль?
- Я почти не пью, так что не затрудняйте себя.
- Может, я принесу? – застенчиво предложила Габриэлла.
- Испанского, - подсказала Жанна. – Его хм… опекун, в смысле, граф де Ла Фер… граф… граф???
Она растерянно уставилась в окно:
- Граф?
Вся компания дружно поглядела туда же и почти в один голос повторила:
- Граф?
Промолчал только Рауль, но его изумленный вид вполне компенсировал молчаливость.

В июне солнце встает рано и, несмотря на то, что едва было семь, Тиктонская улочка была залита золотистым светом. Как ни странно, не было видно ни разносчиков, ни хлопотливых горничных, ни торговок. Все куда-то запропастились. На абсолютно пустой улице было только двое прохожих.
Граф неспешно направлялся к «Козочке», а на его руку опиралась женщина. Граф улыбался, слушая, что она ему говорит, а потом рассмеялся.
Анри удивленно поглядел на Рауля:
- Вы приехали не одни?
Рауль растерянно молчал.
- Кажется, я ее знаю, - тихо сказала Жанна.
- Я тоже, - еще тише добавила Габриэлла.



………….Черт, какая неудобная кровать! Тряпки какие-то, фу, сколько пыли! Я не понимаю, что за странный сон! Не люблю, когда во сне неудобно. Мало в жизни вечно что-то не так, так еще и во сне мучаться.
Дурацкое одеяло, кто додумался пришивать на него кружева? Только царапаются. Еще балдахин этот, прям семнадцатый век! Подождите…

Семнадцатый век?

Я быстро выпутываюсь из кучи тряпок, которые должны изображать постельное белье. Солнечный свет едва пробивается в маленькое окошко, забранное густым переплетом. Мебель в комнате тяжелая, резная. Сразу видно – цельный массив дерева.
Ах, какая мебель! Наконец-то я могу ее потрогать, погладить шелковистую поверхность – в музеях никогда не дают даже близко подойти!
Какой хороший сон! Натуральный такой.
И одеяло, зря я на него бурчала. Какие кружева! И платье… Это мое? Ну, по крайней мере, во сне я могу себе позволить не скромничать? Мое!
Как неудобно одеваться. Понятно, зачем им были нужны горничные. Эх, хоть одну бы сюда!
Тут же открывается дверь и появляется девушка.

- Мадам уже проснулись?
(О! Это я мадам? Мило.)
- Помоги.
- Да, мадам.

Девушка оказывается ловкой и сноровистой. Одела, причесала, побрякушек всяких навесила и убралась. Чудеса! А чего я, собственно, удивляюсь? Есть же всякие техники управления сновидениями, наверное, у меня как-то само собой получилось. Во сне же все возможно. Абсолютно все. Надо горничную – получите, не надо – и нет ее.
Здорово.
Надо еще чего-нибудь захотеть. Чего я могу хотеть в семнадцатом веке? Я знаю чего. Только не хочу признаваться. Потому что я начну его жалеть, а он этого терпеть не может. А я не могу терпеть, зная, что он терпит, что… черт, запуталась.
Да чего я разволновалась?
Никого я не увижу. Пойду лучше, погляжу на Париж, пока не проснулась.

Похоже, я живу не в гостинице.
Может это мой дом? Маленький, правда, но пусть это будет мой дом. Я так хочу. Я так… так...
Черт! Совсем забыла, что в этом проклятом семнадцатом веке нет асфальта! Чуть ногу не сломала!

Чья-то рука осторожно берет меня за локоть. Мне помогают подняться… Я еще не вижу, кто это, но уже знаю. Такие руки только у одного человека на свете.
Мне сейчас станет плохо, потому что этого не может быть. Но это он, я это чувствую, я просто знаю.

- Позвольте, я помогу Вам.
Как там сказал Дюма? «Голос глубокий и мелодичный»? Я не могу ему ответить, я могу только судорожно дышать.
- Вы ушиблись? Вы говорите по-французски?

Я замираю с открытым ртом. И тут до меня доходит – споткнувшись, я ругалась по-русски! Значит это не сон! Во сне все всех понимают, даже молча.
- Я говорю по-французски. Плохо, - поспешно добавляю я.
Так, на всякий случай. Все-таки французский семнадцатого века… Хотя кое-что я помню. Бордо читалось с кучей лишних звуков и писалось с кучей лишних букв, «Бордеау» или «Бордеу» или…
Мне становится смешно. Тут рядом человек, которого я даже не надеялась увидеть наяву, а я стою и ломаю голову, какие буквы были лишними в слове «Бордо».

- Вы куда-то шли? Может, Вам нужна помощь? Я хорошо знаю Париж и могу проводить Вас. Женщине одной тут небезопасно. Не сочтите меня навязчивым…
- Нет!!! Вы правы, я в Париже впервые (и практически его не знаю) и я не откажусь от помощи (тем более Вашей, граф).

Я опираюсь на его руку и все еще не могу собраться с духом, чтоб поглядеть ему в глаза. Потому что если я на него погляжу, то буду таращиться бесконечно, а он подумает, что я сумасшедшая.

Вместо этого я не свожу глаз с его руки.
Обзавидоваться! Какие пальцы! А кисть! И вен совсем не видно, не то, что у меня. Я машинально перевожу взгляд на свою руку и холодею – сапфир! Я совсем забыла! На моем обручальном кольце – сапфир.
(Само собой, что же еще там могло быть? Я же сама его выбирала и муж даже не догадывался, почему именно сапфир).

Поздно. Он тоже увидел.
- У Вас красивое кольцо.
- Спасибо. (У Вас тоже ничего было). Это обручальное, - ляпаю я и тут же мысленно даю себе подзатыльник. Еще скажи ему, что дорогой муж подарил. Ага, в ночь любви! Граф и представить не может, что такое ювелирный на Крещатике, где толчется тьма народу, тыкая пальцами в кольца и озабоченно прикидывая, не слишком ли дорого.

- Простите, я был нескромен, - извиняется он. – Куда Вас проводить?
Куда?
Ничего себе вопросик! Я что, знаю, куда?
«Не будет ли любезен многоуважаемый джин… Будет, будет, шашлык из тебя будет».
Я прыскаю и кожей чувствую удивленный взгляд графа – еще немного, он точно примет меня за сумасшедшую.

- Я… э… ищу родственников. (Каких еще родственников? У меня в Париже сроду никого не было!)
- Вам известен адрес?
(Адрес, адрес…Не на Феру же мне идти. Эх, была не была!)
- Тиктонская улица. Вы знаете, где это?
- Да. У меня там живет друг. И, как ни странно, я тоже туда направлялся.
- Друг?
- Да, господин д’Артаньян.
- Известное имя.
- О, мадам, - спохватывается граф. – Я же не представился. Граф де Ла Фер.
(Уф! А я кто?)

Меня охватывает паника. Все имена, какие крутятся в голове, связаны со знатными родами. Но граф-то, граф! Черт побери его знания! Он же генеалогию назубок знает и мигом выведет меня на чистую воду! Лучше без титула. Просто имя. Как мы называли его мать? Изабо?
- Изабо де Брай.
- К Вашим услугам.

Я инстинктивно пытаюсь отнять у графа руку и тут же напоминаю себе, что тут так принято – целовать руки дамам. Нечего дергаться.
Как усы щекочутся! Я невольно хихикаю и поспешно объясняю:
- Усы – щекотно немножко.
- Правда? – судя по голосу, граф действительно удивлен. Ему такое в голову не приходило. Небось, еще ни одна дама не жаловалась.
Он тоже усмехается:
- Первый раз сталкиваюсь с такой откровенностью.
- Ничего. Хорошо, что у Вас бороды нет.
Несколько мгновений он молчит, а потом начинает смеяться.

Я потихоньку оглядываюсь – похоже, мы пришли.
Неужели я так и не решусь поглядеть ему в лицо?

 Отправлено: 11.02.12 07:19. Заголовок: Я отправилась за ис..

Я отправилась за испанским вином и в коридоре столкнулась с Боярским. Насколько, должно быть, у меня был глупо-счастливый вид, настолько у него был недоуменный и несколько помятый. Недолго думая, он падает на колени.
--Жанночка, простите меня! Я был не прав, погорячился!
Миронов на том свете уже наверняка перестал икать, когда на этом произносится сия фраза. И правильно. Боярский даже не подозревает, от чего я его спасла.
--Жанночка, вы ведь ничего не скажете Ларисе? Правда, Жанночка? Вы ведь прелесть какая умница!
Я на секунду представила себе эту картину. «Вынуждена с прискорбием сообщить вам, что ваш муж провел ночь с француженкой в 17ом веке». «Мы откроем нашим чадам правду—им не все равно! Удивительное рядом, но оно запрещено»... Но ведь это даже не смешно, каналья...
--Да успокойтесь вы, дядя Миша. Мы ведь в виртуальной реальности. А в реальной мы даже не встретимся.
--Что вы, Жанночка! Как это не встретимся? Я вас приглашаю в нашу новую квартиру на Петроградской! Мы только что евроремонт сделали!
О боги, я в который раз убеждаюсь в том, что решение переехать в Израиль все-таки было единственно верным. Как это все-таки печально, что предел мечтаний талантливого актера, "д'Артаньяна всея Руси" это всего-навсего евроремонт в квартире на Петроградской стороне.
--Лучше вы к нам в Иерусалим,--на всякий случай предлагаю я.
--Что вы, Жанночка, у вас арабы.
--А у вас менты.
Дядя Миша хлопает глазами--на это ему возразить нечего.
--Вы не обидитесь, если я вас покину на одну неделю?
--О чем вы говорите?
--Дело в том, что у Мадлен скоропостижно скончалась тетушка в Пикардии. А поскольку господина капитана сейчас никак не отпустят на неделю, она попросила меня ее сопровождать. Ну и вы сами понимаете... Ларисе ни слова...
Да что он каждую минуту Ларису вспоминает? «Уважаемый редактор—может, лучше про реактор? Про любимый лунный трактор, ведь нельзя же, год подряд...» Но как бы там ни было, Жаклин надо выдать медаль! Какая умница! Ну в самом деле, отложить наше путешествие на неделю ничего не стоит. А Боярский тоже человек. Мадлен ему подходит гораздо больше Тереховой. Пусть их едут. А у нас получится каждой тваре по паре. Я готова броситься ему на шею.
--Ну конечно, дядя Миша. Раз дама просит, ее желание закон, правда?-- я еще имею нахальство ему заговорщецки подмигнуть.--Но все-таки лучше вы к нам. У нас стена плача.
Дядя Миша меня уже явно не слышит...
Я наконец спускаюсь в то, что у нас считалось бы столовой, и вижу Атоса. Он сидит за столом и задумчиво взирает на бокал вина. Видно, что он о чем-то задумался. Так вот он какой, граф де Ла Фер. Я ловлю себя на почти крамольной мысли, что как мужчина он меня совершенно не интересует. Хотя даже Жаклин призналась, что у нее мурашки забегали, когда она его впервые увидала. Ну значит, я не правильная женщина. Кстати, нигде не было сказано, что д'Артаньян был писаным красавцем. Вот Атос, другое дело. Нет, ну что со мной, в самом деле, не так? Ведь Саша тоже не особенно красив. Он самый обыкновенный. Ой! Саша! На костер меня! И это еще продолжиться целую неделю, потому что отказываться от этого с самым, самым любимым человеком во всей вселенной такой же грех, как и сам этот грех... если кто-то меня понял... вот Саша, он точно наверняка поймет... ой, да куда же это Остапа-то понесло? Это чтоб меня так распирало? Да, а вас бы не распирало после всего случившегося? Я чувствую, что если я сейчас с кем-то не поделюсь всем этим, я просто лопну. А посколько кроме Атоса никого рядом не наблюдается, я направляюсь прямо к нему.
--Простите, господин граф, я вам не помешаю?
Атос задумчиво оглядывает меня с головы до ног и кивком приглашает разделить шамбертен-его любимое.
--Это вы-названная тетушка той девушки, которую вы провожаете в монастырь?
Ах, вон что. "Тут давай его пытать я-опасаюсь, маху дам, как проверить-лезть под платье- так получишь по мордам..." Нет, пожалуй, не совсем точно..''А один узнал—кричит: рецедивист!'' Ой, может, хватит Высоцкого на сегодня?
--Смотря что вас интересует, господин граф,--осторожно отвечаю я.
--Меня интересует мой сын... мой приемный сын,--тут же поправляется Атос. Я вам, признаться, премного благодарен. Я бы многое отдал, если бы Рауль мог жениться на вашей племяннице.
--Это совершенно невозможно, господин граф, по многим причинам.
--Да, вы правы. Я понял. Но я все равно вам очень благодарен, сударыня. Не будем вдаваться в подробности,--улыбнулся он. Улыбка у него действительно была просто необыкновенная, но на меня и это никак не подействовало. Но вы, кажется, хотели меня о чем-то спросить?
--Чтобы вы сделали, господин граф, если бы вы узнали, что ваша жена, которую вы очень любите, вам изменила?
Ой, мать моя женщина! Вот нашла, кого спрашивать об этом! Да лучше бы мне сам Рауль сейчас попался, хотя нет, это, пожалуй, даже хуже... с Надеждой сейчас тоже о таком не стоит, у нее, кажется, своих проблем пруд пруди. Пруд... черный пруд... тьфу! Надо брать себя в руки, причем немедленно! Ох, вот бы сейчас все закончилось! Однако "все" даже и не думало заканчиваться.
--Вы хотите сказать... ровным и спокойным голосом произнес Атос. Вот это нервы! Хотя, должно быть, просто время действительно лечит. Ведь сколько лет уже прошло с тех пор. И потом, она ведь физически ему с другим не изменяла.
--Я уже все сказала. Вчера. Не знаю, господин граф, кто меня тянул за язык, и кто меня сейчас тянет за язык изливать вам душу, но со мной вчера во всем согласились. Хотя я тоже за язык никого не тянула. Оно все само случилось.
--Так вот оно что,--тихо и кажется, даже ласково говорит Атос.--Я уже очень, очень давно не видел д'Артаньяна таким счастливым. Пожалуй, с тех самых пор. И вы тоже выглядите очень счастливой. Я уверен, что вам будет очень хорошо вместе. Можете мне поверить, я весьма редко произношу подобные вещи, но вам говорю это от чистого сердца.
Если бы он только знал, насколько я ему могу в этом поверить.
--Но что же мне делать?
--Ничего, сударыня, ровным счетом ничего. Вы совершенно правы, от такого нельзя отрекаться, это было бы все равно, что предать самого себя. Не плачьте, прошу вас, все обязательно устроется, вот увидите. Д'Артаньян самый умный из нас четверых, вот увидите, он обязательно что-нибудь придумает.
Ох, боюсь, что с этой задачкой не справиться даже самому умному из всех четверых д'Артаньяну. Но однако же, слезами горю не поможешь.
--Ну вот и хорошо, вы перестали плакать. Хотите, я вам скажу одну вещь, возможно, вам станет легче?
--Конечно, господин граф, говорите, прошу вас.
--Вы не любите вашего мужа. Вам с ним хорошо, удобно, приятно, вы родили ему детей, но вы его не любите. Вы понимаете, о чем я говорю?
Черт возьми, как он догадался? Я ведь действительно никогда по настоящему не любила Сашу. Мы с ним оба не фотомодели, мы всю жизнь просидели за одной партой, привыкли друг к другу как к части тела, и потом нам лень было искать своих других половинок. Мы как-то случайно встретились во дворе через несколько месяцев по окончании школы и Саша ни с того ни с сего сделал мне предложение. На мое робкое заявление, что я ничего к нему не чувствую кроме дружбы он произнес нечто философское что обычно именно такие браки дляться дольше всего. К тому же его родители решили уехать в Израиль, по понятным причинам, так что у меня единственный шанс изменить свою жизнь во всех отношениях. Я по достоинству оценила значение фразы "еврей не роскошь, а средство передвижения". Но как же Атос до этого догадался—жизненная мудрость и все такое прочее? Ну, а если мы и не любим друг друга, то у меня, значит, и совесть может быть чиста? Но мы же ведь все равно женаты? Да, но Саша здесь, а я там... или наоборот--он там, а я здесь... и вобще, что там сейчас происходит? Боже, но где же у них эта кнопка?!
--Все будет хорошо, сударыня,--повторяет Атос. Простите, я должен вас оставить-я обещал навестить капитана де Тревиля.
Атос уходит, оставив меня в обществе бутылки.

 Отправлено: 12.02.12 03:06. Заголовок: Просьба не бить :sm..

Скрытый текст

Просьба не бить

Изабо:


Точно, мы пришли.
Вон и вывеска – «Козочка». Чьи-то лица в окне. Мне становится не по себе. Надо будет сейчас сделать вид, что мои родственники куда-то запропали и быстренько удрать, пока граф не понял, что я банально морочу ему голову.

Нет, приятно все-таки иметь дело с воспитанным человеком! Граф успевает меня просветить, что в «Козочке» я увижу кучу людей – не хочет, чтоб я испытывала неловкость, оказавшись среди незнакомых. Спасибо, что предупредил. По крайней мере, не раскрою рот, вытаращившись на Рауля.
Но рот я все-таки раскрыла. Что называется – найдите десять отличий! Просто невозможно похожи! Однако и выдержка у графа – столько лет сохранять невозмутимый вид, когда даже олигофрен без мозга понимает, что это твой сын.

Я с трудом заставляю себя прервать увлекательное занятие сравнивания отца с сыном и перевожу взгляд на остальных.
- Позвольте представить… - начинает граф.
У меня перед глазами проносится картина – рыжие кудри Куравлева-Балаганова, профиль Юрского-Бендера:
- Вася! Узнаешь брата Колю?
- Узнаю брата Колю!
Батюшки! Это же… Я успеваю прикусить язык. Ведь и у Ники и у Нади тут наверняка другие имена, как и у меня.

Ника на лету ловит мою мысль:
- Милая! Узнаешь сестру Жанну?
- Жанна! Сестра!

Черт! Зачем я это сказала! «Имя, сестра! Имя!» Мы все трое кидаемся в объятия друг к другу, чтоб скрыть смех. Граф с некоторым подозрением смотрит на преувеличенно счастливых «родственниц».
- Вы их искали? – интересуется он.
- Да! Я знала, что они остановились на Тиктонской улице. Я так рада, что успела их
застать до отъезда.
Граф тут же делает вывод, что это намек:
- Господа, я думаю, что надо дать дамам несколько минут. Они давно не виделись и невежливо мешать родственной встрече.
Народ испаряется и мы остаемся с Жанной вдвоем.
- Жанна?
- Да, меня так зовут здесь.
- А Надя? Чего она ушла?
Жанна лукаво улыбается:
- Решила не мешать родственной встрече.
- А что это она Рауля под ручку…?
- Наверное, обучает хорошим манерам, - хохочет Жанна.
- Так это правда 17 век? И настоящая «Козочка»?
- Правда.
- А где тогда д’Артаньян и Мадлен?
Жанна почему-то краснеет и выпаливает одним духом:
- На службу ушел, а Мадлен уехала. Заболел у нее кто-то.
- Ага, - я пытаюсь собрать мысли в кучу, и никак не могу поверить. – Нет, правда,
все настоящее?
Жанна понимающе улыбается:
- Трудно поверить?
- Можно я здесь похожу? Чтоб хоть немного освоиться? Жутковато как-то.
- Конечно! Сколько угодно – Мадлен нет, да и постояльцев тоже нет. Трактир пустой. Я за вином пошла. Молодежь найдет, чем заняться, а графу куда идти? Вернется, так хоть вином его занять.
- Испанским?
Ника-Жанна смеется:
- А то каким!

Я отправляюсь бродить по трактиру. Комнаты, кухня, кладовые, коридоры, черный
вход… Постепенно мысль, что все это на самом деле, наконец, укладывается у меня в голове.
Горшки настоящие… огонь жжется… Окна помыть надо – грязные. Я провожу пальцем по стеклу и рисую рожицу. Стекло холодное. Значит все на самом деле?
В конце коридора мелькает какой-то мужик. На мгновение мне кажется, что это Боярский. Бррр! Вот это точно глюки! Откуда тут взяться Боярскому? Лучше буду думать, что мне показалось, мало ли тут мужиков с усами! А то так точно с катушек съедешь.

Надо найти Жанну.
Она сидит с Атосом. Пьют и разговаривают. Подслушивать некрасиво и я выхожу на улицу. Я же хотела посмотреть Париж? Так чего я жду?
Посмотрела…
Уж лучше бы послушала Атоса и не болталась одна. Кошелек чуть не украли. Какой-то урод едва не отдавил ноги своей тележкой, а когда я попыталась увернуться, то налетела на корзины с овощами. На меня накинулись с бранью и кулаками, но тут раздался знакомый спокойный голос:
- Пошли вон, негодяи! Оставьте ее!
Граф укоризненно смотрит на меня:
- Сударыня! Я же предупреждал. Это небезопасно. Какое легкомыслие!
Я поспешно цепляюсь за его руку:
- Я так испугалась!
- Идемте отсюда.
Всякое желание смотреть красоты Парижа исчезло без следа. Пропади он пропадом! Ничего уже не хочу.
- А как Вы меня нашли?
- Я увидел в окно, что Вы куда-то пошли. Так и подумал, что смотреть Париж. Я помню, Вы говорили, что впервые здесь. К счастью, ушли недалеко, а то бы я не знал, где Вас искать. Обещайте больше так не делать. Женщине нельзя ходить одной. Тут неподалеку гостиница «Карл Великий», я там живу. Мне кажется, Вам надо прийти в себя, Вы испугались. Не возражаете, если мы зайдем?
- Да! – меня действительно колотит нервная дрожь. – Да!

Комнаты графа на втором этаже и окнами во двор. Шум Парижа почти не слышен и я немного успокаиваюсь. Граф деликатно не смотрит в мою сторону. Я полулежу на кушетке, а он устроился в кресле, ближе к камину и делает вид, что читает книгу.

Теперь я могу его рассмотреть.
Да, красивый. Очень. Пожалуй, самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела. Даже в старости он будет красив, потому что это красота не красок, а форм. Теперь я понимаю, что имеют в виду скульпторы, когда говорят о безупречной лепке лица. Это оно. Форма скул, линия подбородка, очертания губ. Безупречно. Его можно рассматривать часами, как произведение искусства, но неизмеримо лучше, чем все, что может создать человеческая рука, потому что это создала природа.

Он чувствует мой взгляд и поднимает голову.
Глаза… Я знаю этот цвет. Это моя любимая Адриатика у берегов Далмации. Чистейшая лазурь.
Обычно так говорят о небе – «небесная лазурь», но небо никогда не бывает таким, как море.
Это волны Адриатики, прозрачные, собравшие в себя все оттенки голубого, зеленого и синего и выплавившие этот невероятный по красоте цвет. «Лазурь» - разве можно этим убогим словом описать эти тончайшие переливы?

Брови графа едва заметно хмурятся – ему не нравится, что его так беззастенчиво рассматривают. Но уже я не могу остановиться.
Идеальные брови! Даже когда он их хмурит, они почти не теряют своей ровной линии.
Каждый волосок, как нарисованный китайской тушью, но, конечно, это не тушь – природные краски. И усы такие же. Волосок к волоску. Подстрижены аккуратнейшим образом.
Все-таки граф следит за внешностью, хотя, наверняка не признается. Линия усов выбрана такая, что самым выгодным образом очерчивает верхнюю губу.

- Сударыня, - граф пытается вежливо вернуть меня на землю, - возможно, Вы проголодались? Что Вам предложить? Вы чего-то желаете?
Язык мой – враг мой! Этот язык успевает ответить прежде, чем мозги приказывают ему заткнуться:
- Да, мне хотелось бы знать, когда Вы целуетесь, Ваши усы щекочут так же, как тогда, когда Вы прикасались к моей руке?
Граф замирает, на его лице никаких эмоций.
Но я сказала, что сказала, отступать некуда. Поздно пить Боржоми…
Он встает, подходит ко мне и мгновение медлит, а потом целует.
Губы немного обветренные. Странно, но они одновременно мягкие и упругие. Он отстраняется. В глазах – легкая ирония.
- Это все?
Больше похоже на утверждение, чем на вопрос.
Я невольно опускаю глаза от его губ ниже, туда, где за воротом его рубашки прячется ключичная впадинка.
Все? А что еще? Нет, граф приличный человек, он себе такого не позволит!

Он наклоняется и снова целует меня. На этот раз в лоб. Потом возвращается в свое кресло.
- Женское любопытство, я понимаю, - в его тоне еще больше иронии, чем во взгляде.
- Вы не одобряете.
- Да, - соглашается он, - не одобряю.
(А чего ж ты тогда?!!!)
- Но…- Он насмешливо смотрит мне в глаза, - понять могу.
- Тогда, пожалуйста, печенья и сливок.
Граф уже откровенно смеется:
- Хорошо. Я прикажу. Больше ничего?
- Ничего! – мстительно говорю я.
- Я рад, что правильно Вас понял.
Он, посмеиваясь, выходит из комнаты.
Я запускаю ему вслед подушку, но, к счастью, он уже вышел. Это совсем ребячество. На самом деле я не сержусь. Совсем нет. Наоборот, как приятно иметь дело с умным и опытным мужчиной. Он, действительно, все правильно понял. Совсем не обязательно безумно кого-то любить, чтоб получить маленькое удовольствие. Это когда любишь, не имеет значения красивый или нет, а вот если НЕ любишь, очень даже имеет. С красивым целоваться приятнее.
А он? Ему это зачем?
Я льщу себе надеждой, что по той же самой причине. Просто маленькое удовольствие, о котором приятно вспомнить, но которое не будет иметь продолжения. Это обязательно – чтоб не было продолжения, иначе начнется совсем другая история.
А так – милое воспоминание.
Как с ним легко! А ведь другой мог бы и обидеться, что дама его не захотела! Но, граф, к счастью, не такой.
Однако и у него бывают минуты слабости… О чем это я? Конечно бывают! Один Рош чего стоит. Теперь мне понятно, что там случилось. Шевретта очень красивая дама – это все признавали. Роскошное тело. А он очень чувствителен к красоте. Вот если бы он ее любил, тогда пальцем бы не тронул, берег бы.
А так… нормальная мужская реакция.

Интересно, а какие еще фантазии его посещают? Не обязательно фривольные, может как раз что-то совсем другое. Например, встретиться с Ричардом Львиное Сердце. Граф наверняка в детстве жалел, что так поздно родился. Уже все умерли – и Карл Великий, и Ричард, и Готфрид Бульонский. Думал, почему я должен жить в этом скучном 17 веке?
Смешно, однако.

Тут мне в голову приходит мысль, от которой я просто обалдеваю. А если эта реальность виртуальна для него так же, как и для нас?!!! Мы совершенно однозначно не в книге – там нет ни меня, ни Жанны, ни Жаклин.
Тогда… Тогда эта реальность одинакова для всех!

Черт, я не хочу целоваться с графом! Я хочу узнать, какие желания его посещают! О чем он мечтает? Чего он хочет?
Понятно, счастья для Рауля. Это само собой. Но кроме этого? Что-то из того, что может быть только в воображении или… в виртуальной реальности!
Интересно, он знает, где мы? Теперь я глаз с него не спущу! Но если мы будем торчать здесь, ничего не случится. Надо куда-то идти, что-то делать, чтоб граф мог проявить свои желания.

Приносят печенье и я торопливо запихиваю его в рот, давлюсь сливками – скорее, чего мы здесь застряли!
- Я думаю, нам надо вернуться. Нас… то есть Вас и меня наверняка хватились, не поймут, куда мы делись.
- Если Вы готовы идти…
- Да, я уже пришла в себя, благодарю Вас. Я готова…
Я невольно смотрю на его губы – мы обмениваемся взглядами, эдакий молчаливый диалог:
- Последний раз.
- Не стоит.
- Вам жалко?
- Нет, но не стоит.
- Только один…
Граф со вздохом качает головой, но я все-таки целую его в щеку. Как чертовски приятно пахнет его кожа! Интересно, что он добавляет в воду для умывания?
Его глаза начинают темнеть, сейчас он по-настоящему начнет сердиться. Я беру его под руку:
- Идемте, Рауль ума не приложит, куда Вы делись. Не будем его волновать.
При имени Рауля все мое нахальное поведение вылетает у графа из головы.
- Да, пойдемте скорее. Сегодня утром он… мне показалось… Я думаю, мне надо с ним поговорить.

Мы снова идем на Тиктонскую улицу.

 Отправлено: 13.02.12 06:01. Заголовок: Наверно, я избалован..

Наверно, я избалована обществом усато-бородатых мужчин...
*задумчиво* И ведь ни единого разу мне не приходило в голову, что усы щекочутся... Хотя щекотки боюсь жутко...

Завидую "сестре Жанне" - не хочу целоваться с графом, а вот пить и разговаривать... Во, я извращенка

 Отправлено: 13.02.12 06:25. Заголовок: Ленчик пишет: а вот..

Ленчик пишет:

цитата:

а вот пить и разговаривать... Во, я извращенка

Nе бегите поперек батьки в пекло Будет вам и дудка и свисток

 Отправлено: 13.02.12 07:56. Заголовок: Меня зовут Надежда З..

Меня зовут Надежда Заборова. Мне 35 лет и я всю свою жизнь прожила в Ленинграде. Называть наш город Питером у меня никак не поворачивается язык.
Я мечтатель. Неисправимый. Еще более неисправимый, чем моя дорогая подруга Ника-Вика-Жанна. С тех пор, как она уехала, мечтать стало совершенно не с кем—проще сказать, никто меня не понимал. Крутили пальцами у лба и напоминали о возрасте. Это мне по паспорту 35, а по мышлению не больше 25ти. Ох, ну как бы так сделать, чтобы снова стало 25?
--Надя, Надь, проснись, тоже мне, размечталась! Нашла, где!
Я, кажется, уснула на работе. Мне нельзя спать, я секретарь. Уволят еще, чего доброго. Тогда останется только к Жанне в Израиль поехать в гости и забыть вернуться. Но я не хочу в Израиль. Я хочу во Францию. Кто бы удивился.
--Габриэлла!!! Рота, подьем!
Ах ты господи, слава богу, все на месте, мы в Козочке. Это мне теперь про ту нашу жизнь кошмару снятся. Немудрено.
--Ну, что с тобой?—сочуственно спрашивает подруга.
--Работа приснилась.
--Выкинь из головы.
--Да уж, придется, все равно другого выхода нет.
--Так что там у вас вчера с Раулем было? Только не обманывай меня, все равно ничего не выйдет.
Уж кого-кого, а Жанну точно не обманешь, да и не собиралась я. Только вот с чего начать? Вчера...
...Господи, как он, все-таки, на не го похож, в смысле, на отца! Хотя признаю, отец меня не слишком интересовал, вот поэтому я с радостью приняла предложение виконта побеседовать вдвоем. Понятное дело, Рауль ни не что не претендовал. Я тоже прекрасно знала, с кем имею дело. Он ведь почти женатый человек, в конце концов, а тут это вобще чуть ли не смертный грех. Да и у нас за такое по головке не погладят. Одним словом, слово за слово, Рауль сам стал проявлять инициативу, причем вероятнее всего, неожиданно для самого себя, мол, никогда не встречал подобных женщин (ну еще бы!) а у меня, как говорит Жанна, тут же снесло крышу раз и навсегда. Ну, тут и занавесу пора появиться. Ничего особенного не произошло, даже если я в него влюбилась по самые уши, или что там есть еще, это ровным счетом ничего не меняет. У него Луиза. Точка. Будем же благоразумны, дамы и господа.
--Ну, а ты-то как?
--Примерно так же, как и ты. Только еще хуже.
--Что, и ты, Брут?
--Надь, слушай, по моему, нам пора обратно. Ну порезвились, получили то, о чем мечтали, и хватит. А то дров еще наломаем, самом мало не покажется.
--А мне вот кажется, что все мы будем жить долго и счастливо,--задумчиво произношу я.
--Но как бы там не было, тебе не помешает поговорить с Раулем,--напоминает подруга. Я и сама собиралась, только для начала надо было хорошенько обдумать, с какого боку к нему подступиться. Человек, в конце концов, имеет право знать всю правду о том, кого он приручает. Но сделать это надо более чем осторожно, а то еще на костер попаду не только я, но и вся наша компания с Боярским во главе. Неси потом ответственность за знаменитось. Черт его дернул замечтаться о Бюсси, да и к Бюсси не попал, в результате. Ну да ладно, вернемся к нашим баранам.
--Так ты поговоришь с ним?
--Ну конечно, поговорю. При первом удобном случае.

 Отправлено: 13.02.12 09:42. Заголовок: Рукописи не горят

Ленчик - так-то, смотря чьи усы.

 Отправлено: 13.02.12 13:26. Заголовок: Мы возвращаемся на Т..

Изабо:

Мы возвращаемся на Тиктонскую улицу.

В дверях нас чуть не сносит Рауль. Вид у него странный. Потерянный какой-то. Увидев отца, он становится совсем бледным и, решительно сжав губы, делает шаг навстречу. Мое присутствие он замечает не сразу, потому что целиком поглощен какой-то мыслью.

По-хорошему мне надо бы оставить их – им явно нужно поговорить, да и граф мне сказал об этом – но я никак не могу выдумать благовидный предлог, а просто повернуться и молча уйти – невежливо.
Мы с Раулем неловко топчемся на месте и только граф – вот ведь светская школа! – совершенно невозмутим. По крайней мере, внешне.

- Виконт, Вы искали меня?
- Да. Я должен Вам сказать…- Рауль шумно выдыхает, он никак не может справиться с волнением. Потом он просто хватает отца за рукав и отводит на пару шагов в сторону. Я не слышу, что он говорит, но вижу его лицо – у него дрожат губы, он с трудом выдавливает, нет, выдыхает несколько фраз и замирает, не сводя взгляда с отца.

Лица Атоса я не вижу, он стоит спиной ко мне, но даже этого оказывается достаточно. Граф резко выпрямляется и откидывает голову, как будто хочет быть дальше от Рауля. Вот теперь он точно похож на статую – настолько застыла его фигура. Я просто чувствую, как напряжены все его мышцы.
Да что это с ним?
В голове крутится: «А поворотись-ка сынку… Я тебя породил, я тебя и убью…»
Граф сейчас точно его убьет! Что же такое мог натворить Рауль?
Мои нервы не выдерживают – что бы там ни было, не мог Рауль сделать такое, что нельзя простить. Этот невменяемый папаша сейчас прибьет дитя! Если бы моего сынульку кто-то хоть пальцем…
Рауль же не виноват, что у него мамы нет!
Я бесцеремонно хватаю Атоса за руку и тащу в комнату, успевая сделать большие глаза Раулю и прошипеть: «Исчезни!»
Нельзя давать Атосу время собраться с мыслями и прийти в себя. Тогда он станет непроницаемым и непробиваемым. Я изо всех сил сжимаю его плечи и самым драматическим голосом с придыханием шепчу:
- Рауль умирает?
Граф вздрагивает и с натуральным испугом смотрит на меня:
- Почему?
- Нет?
- Нет!!!
Вот и хорошо, что испугался. Теперь можно и поговорить.
- Если он не умрет, значит, все в порядке?
Граф растерян. Я сбила его с толку.
- У него было такое лицо, я испугалась, что случилось непоправимое. А единственная непоправимая глупость – это пуля в лоб, то есть смерть.
(Интересно, как на графа подействует его собственное нравоучение?)
- Нет, Раулю смерть не грозит. Только то, что хуже смерти.

У меня мысли скачут как блохи – я пытаюсь соображать очень быстро. Что хуже смерти? Ну, банальный ответ – бесчестье, конечно. Кому как не графу это знать. А что бесчестного мог сделать Рауль?
Продать государственные секреты? Он их не знает.
Жульничать в карты? Где ему!
Обокрасть короля? Да у Луи нет ничего, вот если бы Мазарини…
- Рауль не способен на бесчестный поступок, - твердо говорю я. – Я никогда не поверю, чтобы он мог…
- Соблазнить невинную девушку...
Граф смотрит невидящим взглядом.

У меня дергается щека – да, я понимаю, какая трагедия! Но я сейчас лопну от смеха. Соблазнить? Какой ужас! Взрослый, красивый, очень милый молодой человек нашел девушку, которая оценила его достоинства по достоинству – тавтология, однако!
Граф сам-то! Молчал бы уже, про невинных девушек. Правда, граф сначала женился.
Вон оно в чем дело! Ну, так Рауль представитель нового поколения, он сначала того, а потом обязательно женится – чего на стену лезть? Бедный Рауль, как он только своего папу выдерживает! Радоваться надо, что Луиза с носом останется.
Однако странно, как это граф решился рассказать о таком малознакомой женщине? Неужели так разволновался?
Граф, словно услышав мои мысли, объясняет:
- Моя откровенность должна поразить и возмутить Вас. Посвящать в столь интимные вопросы постороннего человека недопустимо, но, к сожалению, такова моя тягостная обязанность. Я сам воспитал виконта и потому должен вместе с ним разделить эту ношу. Моя вина даже тяжелее – я не сумел привить ему…
- Граф, прошу Вас, если это слишком тягостно для Вас – Вы можете ничего мне не рассказывать.
(Только имейте в виду, чтоб не умереть от любопытства, мне придется пытать Рауля!)
- Нет, это мой долг. Промолчать было бы малодушием. Вы все поймете, когда я назову имя девушки.
Я беспечно киваю головой. «Имя, сестра! Имя!» Надоело уже, ей-богу. Какая разница кто девушка? Главное, что не Луиза.

- Это Габриэлла, Ваша родственница.
- Что??? Да как он посмел! Взрослый мужик!
- Мадам!
Граф пытается взять меня за руки, но я изо всех сил толкаю его в грудь:
- Ну, знаете, граф! Это уже…
- Сударыня!
- Мы же ее в монастырь везли!
- Мадам де Брай…
- Что мы ее родителям скажем!!!
- Прошу Вас!
- Нет уж, Вы мне ответите!
- Изабо, я прошу!
Я замолкаю. Это же надо было так довести бедного графа, что он, отчаявшись, называет меня по имени. Все-таки Рауль сволочь, папу надо беречь. Вон у него какая мука в глазах…
- Граф, Вы должны поговорить с мадемуазель. Девушка наверняка испугана, расстроена. Граф, мы с вами взрослые люди, простите мне, возможно, излишнюю откровенность, но мы знаем, что такие вещи случаются сплошь и рядом. Но для нее это впервые… Вы должны ее поддержать.
Он кивает:
- Да, я обязан.
- Нет, граф, не так. Если Вы считаете это своим долгом, тем более тягостным, я запрещаю Вам вообще подходить к ней. Она нуждается в понимании и поддержке, а не в нотациях и моралях.
Он вздрагивает и поднимает на меня глаза.
- Да, - киваю я, - если у Вас в душе нет сочувствия к ней, не принуждайте себя. Мы сами поговорим с ней.
Он находит в себе силы улыбнуться:
- Нет, это сделаю я.
- Тогда найдите ее, а я подожду здесь, хорошо?
Он уходит.
Ждать пришлось недолго – Надя, как сомнамбула, брела по коридору и сама наткнулась на графа.
Я честно пытаюсь не подслушивать.
Кажется, граф утешал ее. Во всяком случае, мне показалось, что она успокоилась. Теперь неплохо бы так же спокойно поговорить с Раулем… Но два подвига зараз граф не выдержит, надо же и его пожалеть.
Он возвращается:
- Я сказал ей, что все знаю. Про то, что она знакома с виконтом и про то, что это знакомство стало довольно близким… И про его невесту сказал…
Я поперхнулась. Ну, граф! Ну, правдолюбец! Да кто ж тебя за язык-то тянул! Вот человек!
Нет, надо срочно уводить его отсюда, пока он еще чего-нибудь не порассказал.
Все-таки как хорошо быть женщиной 17 века! Я закатываю глаза и делаю вид, что мне стало плохо. Граф подхватывает меня на руки и пристраивает на стуле:
- Сударыня…
- Простите, но я так разволновалась. Как она?
- Она молодец. Очень милая девушка. Но Вы сами? Вы так побледнели.
(Серьезно? Не хочу Вас расстраивать, милый граф, но это мой обычный цвет лица – дитя мегаполиса, что Вы хотите. Это Вам не среди лугов и лесов румянец нагуливать).
- Да, все эти новости просто ошеломили меня…
- Вам надо отдохнуть. Позволите проводить Вас? Я помню, где Ваш дом.
(О! А я так совсем забыла, что у меня тут дом. Хорошо, хоть у кого-то с памятью все в порядке).

Граф что-то серьезно озаботился моим здоровьем. Откуда-то приволок карету и доставил меня в лучшем виде. Вообще-то оно понятно, тут большинство дам такие фигуристые, румянец во всю щеку (или румяна?), что я со своей «интересной» бледностью и 44 размером выгляжу если не больной, то, по крайней мере, нуждающейся в усиленной заботе.
С другой стороны, если граф намерен взять эту заботу на себя лично, я не возражаю.
А он, кажется, намерен.
Вон как живо забегала моя служанка (знать бы еще как ее зовут!) – только успевает выполнять его распоряжения.
Наверное, граф чувствует себя виноватым, что его дорогой Рауль своей выходкой так довел слабую, хрупкую женщину (меня, то есть). Все-таки приятно, когда о тебе так заботятся.
Еще бы перестать глупо улыбаться, а то граф, чего доброго, поймет, что бедной, убитой волнением мадам де Брай не то, что не плохо, а очень даже хорошо. Единственное, что мне не нравится, что граф, похоже, не перестает корить себя за то, что случилось. Если так дальше пойдет, он еще извиняться пойдет, как будто это он, а не Рауль… Ладно, проехали. Надо его чем-то отвлечь.

Граф тем временем разглядывает посуду на поставце. Да, посудка ничего себе, я уж ничем не стала ограничивать свою жадность. В реальности мне такого не получить – бешеных денег стоит, но здесь-то чего стесняться? Челлини мне подавай, на меньшее я не согласна.
- Удивительно тонкая работа, - восхищается граф. – Немного неосторожно держать такую роскошь в этом доме, он не кажется мне достаточно надежным.
- Это временно, - я говорю чистую правду. – Когда я покину Париж, это все заберут в надежное место.
- Ваш муж, видимо, очень любит Вас, если согласен только ради Вашего удобства и удовольствия возить за Вами эту прекрасную посуду, не считаясь с опасностью ее потерять. Признаться меня несколько удивляет, что он допустил, чтоб Вы путешествовали одна. Простите, если я позволяю себе вмешиваться не в свое дело…
- Мы очень скоро с ним увидимся, - я опять ни капельки не вру. Вряд ли нам разрешат долго прохлаждаться в этой реальности, так что куда мы денемся – конечно, увидимся.
- И все-таки это крайне неосторожно – оставлять жену одну в таком городе, как Париж. К сожалению, в этом доме слишком мало места, чтоб пригласить Ваших родственниц, но, возможно, Вам было бы лучше, пока Ваш супруг не приехал, пожить в «Козочке»? Там не так роскошно, но намного более безопасно.
- Может быть, - соглашаюсь я, - но сегодня я уже никуда не могу идти, я устала.
- Тогда, позвольте… - графу неудобно. Благовоспитанность спорит в нем с рыцарскими побуждениями. Роланд побеждает.
- Позвольте я сегодня останусь здесь. Я просто места себе не найду, зная, что ночью с Вами только одна служанка. Я не хочу Вас пугать, но этот квартал слишком близко к Чреву Парижа, если Вы понимаете, о чем я.
- Сброд.
- Да, даже королевская стража не рискует туда соваться и эти негодяи чувствуют себя отдельным государством со своими законами, вернее, беззаконием. Грабежи и разбой их обычное занятие. Если они решать ограбить дом, Вас некому будет защитить. Прошу Вас, поймите меня правильно. Я никогда не позволю себе бросить тень на репутацию женщины, но в данном случае, мне кажется допустимым погрешить против правил хорошего тона. Вы сами сказали, что не знаете Парижа, поверьте тому, кто знает его хорошо. Я жил здесь много лет и, увы, должен признать, что за это время город не стал ни чище, ни безопаснее.
- Вы хотите ночевать здесь?
- О нет, что Вы! Я останусь в прихожей. Надо только перенести туда кресло.

В прихожей, придумал тоже! Я что, дикая, чтоб держать человека всю ночь на кресле, как собаку? Он меня, как хозяйку, позорит! Почему я не пожелала две кровати? Хотя куда, тут такие кроватки, что и одна еле в комнату влезла. Ладно, разберемся.
- Граф, я понимаю Ваши побуждения и благодарна Вам за заботу. Если уж Вы остаетесь, то не откажитесь разделить со мной ужин.
Граф чуть смущенно пожимает плечами:
- Вам не стоит затруднять себя.
- Граф, мужчины никогда не страдают отсутствием аппетита.
Он улыбается:
- Вы меня обезоружили. Признаюсь – я голоден.

Посуду мы употребили по назначению. Все-таки что-то в этом есть – кушать на золоте.
На одном из кубков была изображена не самая веселая сцена. Да, моя дикая идея – вот захотелось и все!
Трое повешенных, а рядом Луи IX судит за это Ангеррана де Куси, сеньора де Ла Фер, вокруг которого столпились бароны и тычут в короля пальцами. История мрачная, а картинка всегда меня забавляет. Во-первых, у Куси дико смешная шапочка, похожая на детский чепчик, а во-вторых, эти пальцы, которыми они размахались! Такое впечатление, что Луи грозит Ангеррану – вот я тебя! – а бароны ему в ответ – а фиг тебе!
Собственно, так и вышло – фиг королю.

Граф глаз не сводит с этой сцены и, наконец, не выдерживает, берет кубок в руки и внимательно его рассматривает:
- Первый раз вижу, что ее изобразили на кубке. Редкий сюжет.
- Суд над над виконтом де Мо? – нагло интересуюсь я.
- Над виконтом? – граф на секунду теряется, а потом дает волю смеху. – Туше!
Я с улыбкой наклоняю голову. Мне с графом не тягаться, но уж имена этого господина я помню назубок.
– Ангерран IV, виконт де Мо, сир де Куси, сеньор де Монмирай и де Кревкер, д’Уаз, де Марль, де Ла Фер, де Крепи и де Вервин, - без запинки выдает граф, - да, история знаменитая, но до сих пор я видел эту миниатюру только в книге.
– Летопись Гийома де Сан-Патюса?
– Да, «Жизнь и чудеса Людовика Святого».
– Вы ее видели? Сами?
Граф кивает.
– Если Вам интересно…

О! Да! Теперь ты у меня черта с два будешь спать не только на кресле, а вообще!

 Отправлено: 13.02.12 13:51. Заголовок: Lys пишет: О! Да! Т..

Lys пишет:

цитата:

О! Да! Теперь ты у меня черта с два будешь спать не только на кресле, а вообще!

Да! Нечего спать - куча дел непеределанных!
*в восторге валяется на спине, размахивая в воздухе лапами*

 Отправлено: 13.02.12 20:30. Заголовок: ...Атос ушел, остави..

...Атос ушел, оставив меня в обществе бутылки. Правда, много выпить я не успела-едва Атос ушел, как появился Рауль. Вероятно, он искал отца, либо Габриэллу, но за отсутствием оного решил удовлетвориться тем, что было под рукой-примерно так же, как я с Атосом.
--Простите, сударыня, я вам не помешаю?
--Нисколько, господин виконт. Вы хотите меня о чем-то спросить?
--Если вас не затруднит.
Ах ты, господи, вежливостью и манерами весь в папеньку! Да там было бы от чего такой романтичной натуре, как Наде, даже в ее возрасте, потерять голову... И хотя я за Надю даже при всех наших обстоятельствах была совершенно спокойна, на Рауле на самом деле лица не было.
--Прошу вас, господин виконт. Спрашивайте все, что пожелаете, чем смогу, помогу.
Господин виконт еще немного поломался для приличия--видно было, что тема разговора более, чем больная и даже налил себе вина для храбрости.
--Сударыня, скажите, что бы вы сделали, если бы вы узнали, что вам изменил ваш любимый жених?
Я чуть не подавилась вином. Получалось что-то вроде мексиканского сериала "Богатые тоже плачут".
--Послушайте, Рауль. Если вы будете правильно себя вести, ваша невеста никогда ничего не узнает. И никто никогда ничего не узнает. Не стоит путать то, совершенно нормально, с обещанием жениться.
Рауль сделал глоток вина, поморщился и уставился в пол.
--Я сам себя не узнаю,--наконец произнес он таким тоном, как будто настал конец света.
--Ничего страшного. Это тоже совершенно нормально.
--Вы так полагаете?
--Я в этом уверена.
--Но господин граф уже все знает. Он всегда все знает.
Боже, какая семейная идиллия! Господин граф все знает, только не летает! У меня чуть не вылетело, что на его месте господин граф наверняка поступил бы точно так же. Да о чем это я, о боги?! Сам-то он как на свет появился?! Лучше поскорее этот разговор закончить, в самом деле.
--Послушайте, Рауль, мне кажется, господин граф никогда не стал бы вмешиваться в вашу личную жизнь.
--И если я...
Рауль стал краснее красного знамени. Сил закончить предложение у него так и не хватило, однако он прекрасно видел, что я сама в состоянии это сделать.
--Мы тут все взрослые люди, Рауль,--как можно мягче сказала я.--Господин граф только что сказал мне, что вы выглядите очень счастливым.
--Я же говорю, что он все знает!
--А я же говорю, что он никогда не станет ни во что вмешиваться... по моему, вы только зря тут теряете время на пустые разговоры,--окончательно добила я бедного виконта.
--Благодарю вас, сударыня. Вы в самом деле очень помогли мне. Могу ли я чем-то помочь вам?
Ну, мне-то уж точно никто ничем не поможет, разве что господь б-г. Уж не Рауль, это явно.
--Благодарю вас, Рауль. Это такие пустяки.
"Пустяки"-было любимым словом Атоса, тут же вспомнилось мне. "Не ходите, дети, в Африку гулять"--это уже совсем из другой оперы. Как бы ему хоть полусловом намекнуть, что все закончиться так, как закончиться? Однако пока я над этим раздумывала, Рауль уже исчез.
Я так и просидела перед бутылкой до самого вечера. Впрочем, я почти не пила-Атос не возвращался, дети были заняты собой и про меня, похоже, совсем забыли, что, впрочем, было естественно, а пить в одиночку не слишком весело. День тянулся бесконечно.
Наконец Жаклин и Анри обрели совесть и соизволили спуститься вниз. Жаклин улыбалась так же глуповато-счастливо, как я сегодня утром, Анри был явно чем-то озабочен, но впрочем тоже весьма всем доволен. Жаклин как раз собиралась сказать мне что-то чрезвычайно важное, но в это время отворилась дверь д'Артаньян наконец вернулся со службы. Мы не успели даже ничего сказать друг другу, как Анри тут же бухнулся перед ним на колени. Д'Артаньян удивленно взглянул на молодого человека.
--Сударь, я прошу у вас руки вашей дочери. Пожалуйста, будьте так добры, позвольте нам пожениться, мы очень любим друг друга.
Жаклин для чего-то на всякий случай спряталась за меня.
--Да кто вы такой, сударь?-- наконец спросил д'Артаньян.
--Простите меня, я от волнения забыл представится. Анри д'Эрбле.
Д'Артаньян подскочил, но я тут же наступила ему на ногу. "Проклятый Арамис,"--так и читалось в его глазах. "Это он специально сыночка подослал. Вот дьявол, нашел же любимую мозоль! Ну погоди, я тебя еще достану!"
--А мою дочь вы спросили, господин Анри д'Эрбле?
--Отец, позвольте мне выйти за него замуж! Если вы мне не позволите, я буду несчастной всю свою жизнь, неужели вы этого хотите?
--Постойте, господа, а где...
Жаклин подскочила к отцу и что-то зашептала ему на ухо. Д'Артаньян расплылся в довольной улыбке.
--Хорошо, господа, вы можете пожениться, если вы так этого хотите.
Жаклин тут же бросилась к отцу на шею. Анри от волнения не находил слов, хотя с ним это случалось крайне редко.
--Будет, будет,--д'Артаньян осторожно высвободился из ее обьятий.-- Неужели вы могли подумать, что я хотел бы видеть вас несчастной?
"Даже если это и будет сын Арамиса, дьявол его забери,"--так и читалось в его глазах. Однако Жаклин и Анри уже ничего не интересовало...
--Проклятый Арамис! Я его достану!
--Господин капитан, у вас есть совесть?
--Прости меня. Это все просто несколько неожиданно. Откуда он вобще здесь взялся?
--Нет, господин капитан, совести у вас не то что нет, а никогда и не было.
--Ладно, ладно! Ни слова больше о нашем дорогом Арамисе! Просто вот уж чего не ожидал, так того не ожидал!
--Ну что тебе так дался этот ваш Арамис?
--Он интриган. Для него нет ничего святого. То есть нет, есть-кардинальская шапка. И он к ней идет всеми возможными и невозможными путями. Я не удивлюсь, если он в конце концов станет папой Римским. Вобще, если честно, я никогда не мог понять, что у Атоса с ним было общего.
--Ты просто ревнуешь к тому, что Атос дружил с ним раньше, чем с тобой.
--Я?
--Нет, я.
--Послушай, Жанна...
--Что?
--Выходи за меня замуж.
О господи, только не это, только не это... еще одно такое кое-что, и у меня пожалуй не будет сил сопротивляться... и вобще, как же это все должно вместе работать? Мы же не можем остаться здесь навсегда. Если бы там действительно была кнопка... уважаемый редактор, может, лучше про реактор? Я, кажется, это уже цитировала здесь... ну ничего не поделаешь, если в нашем случае Канатчикова дача действительно просто отдыхает... Слава богу, спасибо Владимиру Семеновичу, крыша, кажется, на место встала, хотя бы частично.
--Что ты сказал?
--Я люблю тебя. Ты ведь тоже меня любишь, ты же сама это вчера говорила... я никого, никогда так не любил, как тебя, даже Констанцию, правда, честное слово... я все брошу ради тебя, службу, короля, кардинала, все, я не хочу больше стать маршалом Франции.
"А придеться,"--подумала я. "Куда же ты денешься, надо, Федя, надо".
--Нет.
--Что? Ты с ума сошла? Как это нет?
--Я не могу. От меня зависят жизни других людей. Детей. Я не могу, понимаешь?
--Но послушай, нет безвыходных ситуаций. Если тебе угрожает опасность, я отдам жизнь за тебя.
--Это очень благородно с твоей стороны, но какой от этого будет толк?
--Ты всегда такая практичная?
--Нет. Только, когда дело касается детей.
--Я не могу жить без тебя.
--Я тоже. Я никогда тебя не забуду, до конца своих дней, где бы я ни была и чтобы со мной не стало.
--Зачем же ты это делаешь? Ладно, не надо, не отвечай, я понял... ты права, жизнь ребенка не стоит чужого эгоизма.
О, как же это он хорошо сказал! Стопроцентное попадание!
--Что же мы будем делать?
--У нас еще целая неделя. Пока твоя Мадлен не вернется, мы никуда не поедем.
--Хорошо, я понял. Я тоже этого никогда не забуду.
Неделя. "Для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер..."

 Отправлено: 13.02.12 20:46. Заголовок: Утро началось так же..

Утро началось так же, как и вчера: когда я проснулась, д'Артаньян собрался на работу, то есть на службу. Было бы, конечно, не плохо, если бы он остался, но это было бы уже совершенным ребячеством с моей стороны. Я даже не вздохнула по этому поводу. Ничего страшного, ночь во всех отношениях сейчас лучше, чем день. О чем это я? А вот д'Артаньян, похоже, в самом деле колеблется. И похоже, что с ним такое в самом деле впервые в жизни. Констанцию лучше сейчас вобще не вспоминать ни при каких обстоятельствах.
--Я никак не могу остаться,--наконец произносит он почти виновато, хотя на него это вобще никак не похоже. Но мы тут сейчас сами все немножко на себя не похожи, так что все в порядке вещей.--Если у нас все равно нет будущего, я должен держаться за настоящее. А капитан стареет, у него возрастные заскоки. Вчера вон даже Атоса сразу не узнал.
Я хихикнула, представив, что было вчера у капитана. Не плохо было бы на него полюбоваться. Однако как бы меня представили-дальней родственницей? Капитан, хоть и стареет, но не глупеет-у лейтенанта такой вид, что за родственницу я в любом случае не сойду. Ладно, обойдемся без капитана.
--Я тебя, кажется, об этом не просила. И не думала даже.
--Я же говорю, мы идеально друг другу подходим. Ну, а ты чем намерена весь день тут заниматься?
--Да уж найдется чем. За твоей дочерью глаз да глаз нужен. Еще обвенчаются втихаря и тебя и не позовут.
--Я ей покажу, не позовут! Да с чего бы это им меня не позвать?
--А Арамис?
--Тьфу ты, в самом деле. Много бы я отдал, чтобы узнать, кто мне преподнес такой подарочек.
--Герцогиня де Лонгвиль.
Нет, язык мой враг мой! Но удержаться уже тоже было не возможно. Я женщина слабая, кофе сегодня пила без всякого удовольствия... кофе... вот чего бы сейчас явно не помешало... ну да ничего, недельку как-нибудь протяну. Что-то мне говорило, что именно через неделю кнопка выключиться и мы вернемся куда положено. Но пока...
--Ты-то откуда знаешь?
--Мы вчера с Атосом... пока тебя не было... немножко выпили...
--А Атос-то откуда знает?
В самом деле, откуда Атос знает? Можно, конечно, предположить, что он единственный человек на этой земле, с которым Арамис стопроцентно откровенен и которому никогда не соврет. Но д'Артаньяна такие философские домыслы явно не интересуют.
--Вобще-то это секрет,--говорю я страшным шепотом первое, что мне приходит в голову. Д'Артаньян ни за что на свете не станет подставлять Атоса, ему и в голову не придет спросить "А правда, что"... а вот об Арамисе он волен думать все, что угодно, и судя по выражению лица, именно это он и думает...
--Так-так, значит, герцогиня,--медленно произносит он, явно прикидывая, при каких раскладах Жаклин может когда-нибудь стать герцогиней. На меньшее мы никак ни согласны, красавчик наш...
--Оставь его в покое. Разве ты не видишь, как они счастливы?
--Ладно, попробую...
Д'Артаньян уходит, предварительно покачав головой и раздумывая, остаться или нет. Но логика побеждает, и слава богу. Я еще немного повалялась в кровати, затем кое-как оделась джинсы! Первое, что натяну по возвращении, джинсы! Синие и с дырками! и спустилась вниз. Я едва успела схватить Надежду за руку она неслась с такой скоростью, как будто за ней гнался отряд гвардейцев кардинала и как будто ей в самом деле было не больше 25ти лет. А судя по выражению лица, и того меньше.
--Ты куда собралась в такую рань?
--Никуда,--мрачно ответила подруга.--Топиться.
--В черном пруду? Что там у вас случилось? Опять?
--Не опять, а хуже. Я ему сказала, что я его люблю. Представляешь? Я! Это ж надо было так нажраться! И главное, чего—этого вишневого компота? Это же смех, а не алкоголь! К тому же я вобще была совершенно трезвая! Нет, ты представляешь? Я просто себя не узнаю в последнее время! Как там у твоего Высоцкого—«и нам осталось уколоться и упасть на дно колодца»?
--Да? Правда? Ну и что тут такого страшного? А главное, отчего ты—ты! решила утопиться?
--Но ведь у него Луиза! Мы же все знаем, как он ее любит! Кто я такая, без роду и племени? И главное, если что, мы же вернемся, а он-то останется! Как ни крути, от любви на войну поедет!
--Ну, это ты переборщила—Луиза-то сама не бог знает каких кровей. А род и племя мы придумаем, у нас теперь Лис есть, а она ходячий учебник истории.
У меня никак не получается назвать Лис по имени. Выходит только Лис и все тут. У Нади, кажется, та же проблема. Впрочем, Лис мудрая тетя и не обижается на такие мелочи. К тому же, они явно уеденились с Атосом я их обоих не видела со вчерашнего вечера.
--Все равно, нельзя было ему это говорить. И вобще здесь не принято, чтобы женщина говорила это первой.
--Ой, ну подумаешь, какие мелочи. Принято-не принято, я тоже сказала первой, ничего, не умерла.
Надя не успевает ответить-появляется Рауль. Однако тут же, почти одновременно появляются Лис с Атосом. Атос целует ей руку я почему-то сразу забываю, что здесь это тоже самое, что у нас рукопожатие, мне просто очень хочется за нее порадоваться, к тому же ее вид как раз к этому располагает. Атос извинился и увел Рауля, сказав, что у них есть неотложный разговор. Рауль с Надей успевают только обменяться взглядами. Затем мы все трое кидаемся друг к другу в обьятия. Судя по всему, и эта ночка у всех нас трех не прошла даром. Поскольку Надино положение сейчас наиболее запутанное, то мы утешаем ее первой-впрочем, Лис конечно уверяет, что с родом-племенем все образуется, пусть только последнее слово будет за Раулем. Надя уже совсем успокоилась. Однако теперь ее интересует другой вопрос.
--А как... он вам? осторожно спрашивает она. Ну какая нормальная женщина, кроме меня, не задаст такого вопроса.
--О-о,--Лис таинственно улыбается. Самая счастливая ночь за всю мою сознательную жизнь!
Мы с Надей понимающе киваем. Еще бы, кто бы сомневался! Лис, таинственно улыбаясь, следит за нашими перемигиваниями.
--Я узнала столько всего интересного,--продолжает Лис. Я себе этого просто даже представить не могла.
--Марина!--тут это у меня получается, наконец, впервые.-- Марина, пожалей нас, может, это все-таки не та тема, где нужны подробности, даже между близкими подругами?
--Ой, нет-нет, вот лично меня совершенно не надо жалеть,--тут же вставляет Надя. Я, как раз, жажду подробностей... Вы же не понимаете, мне надо переплюнуть Луизу.
Я хотела сказать, что там, судя по всему, не в чем переплевывать, но Лис уже просто рыдает от смеха.
--Я не знаю, о чем вы подумали, дорогие мои. Мы просто всю ночь обсуждали родословную французских королей. Вы себе предствить не можете, до чего этот человек образован... А теперь, позвольте, я умираю спать...

 Отправлено: 14.02.12 03:35. Заголовок: Nika пишет: Это ж н..

Nika пишет:

цитата:

Это ж надо было так нажраться! И главное, чего—этого вишневого компота? Это же смех, а не алкоголь!

А вот как раз "компотом" можно таааак знатно узюзюкаться... Он же не замечается толком... До поры до времени
Скрытый текст

Не поеду больше в Абхазию! Там этого компота... Нет! Не поеду... Или все-таки поеду?...

 Отправлено: 14.02.12 08:42. Заголовок: Nika пишет: -Я не з..

Nika пишет:

цитата:

-Я не знаю, о чем вы подумали, дорогие мои. Мы просто всю ночь обсуждали родословную французских королей. Вы себе предствить не можете, до чего этот человек образован..

100 баллов!

 Отправлено: 14.02.12 09:56. Заголовок: Изабо: … Рассвет, ..

Изабо:


… Рассвет, как водится, застал двух маньяков за разговором.

Граф так увлекся, что как-то незаметно устроился рядом со мной на кровати. Все-таки мерзкая парижская грязь создает невыносимую сырость даже летом, и к утру, когда воздух успевает остыть, это особенно сильно чувствуется.

Граф не позволил себе залезть под одеяло, а просто присел, а потом прилег, опираясь на локоть. Я натянула одеяло до самых глаз. Красных, я даже не сомневаюсь. Впрочем, у графа вид не лучше. Он и так бледен, а бессонная ночь добавила ему синевы под глазами.

Осторожно открывается дверь и медленно появляется служанка. Вид у нее загадочный и многозначительный. Она старательно отводит глаза в сторону и медовым голосом осведомляется, что подать господам на завтрак.
Граф, прерванный на полуслове, резко встает с постели:
- Не сейчас, позже.
Она хихикает и быстро переводит взгляд с меня на него и обратно.
- Позже… - говорит она непередаваемым тоном. - Простите, помешала… Я позже.
Продолжая хихикать, она выскакивает за дверь.

Кажется первой покраснела я. Граф не краснеет, у него только розовеют скулы. Собственно, мне на свою репутацию наплевать – по сравнению с той же Шевреттой я, в любом случае, святая. Но для графа все серьезно.
- Сударыня, я должен немедленно покинуть Ваш дом, чтоб не подвергать…
- Граф, успокойтесь. Ни один человек из тех, кто знает Вас, никогда не подумает о Вас дурного, тем более в таком духе.
(А если и подумает, то только порадуется за тебя дурака. Знал бы ты, скольких теток – и вот где ужас-то – дядек!!! - ты осчастливил в фиках – сам бы повесился).
- Граф, давайте завтракать.

Он еще колеблется, но я уже вылезла из-под одеяла. Я так и не раздевалась, как и он, а ткани тут такие, что валяйся не валяйся, все равно разницы нет. Встал и пошел, как ни в чем не бывало.
Я звоню в колокольчик и беспечным тоном приказываю служанке:
- Подавай завтрак!
Граф есть не может, Ему неловко. Да что же он совестливый такой! Это же невозможно! Ладно бы было что, а так…
- Послушайте, сударь, - я стараюсь говорить как можно строже. – Я вижу, что Вы всерьез полагаете, что погубили мою репутацию и Вас мучает совесть? Тогда сделайте одну простую вещь.
Он серьезно смотрит на меня – поверил, что я не шучу. Я скорбно вздыхаю:
- Хоть поцелуйте, что ли, все не зря подозревать будут.

В глубине его глаз вспыхивают смешливые искорки – как солнечные блики на лазурной поверхности моря. Все-таки если у человека есть чувство юмора, он не совсем потерян для общества.
Глаза у графа смеются, но лицо хранит такое же скорбное выражение, как у меня. Он тяжко вздыхает:
- Похоже, это единственное, что мне остается.
Я не выдерживаю и начинаю смеяться, но он наклоняется и целует. На этот раз я была совершенно не готова, да и на шутку это не похоже.
- Простите, - солнце в его глазах пропало, словно облако набросило тень на морскую гладь.
- Это было лишнее, - теперь уже сержусь я. Действительно сержусь.
Я не давала ему повода!
Или давала?
Скарлетт права – я не буду сейчас об этом думать, подумаю завтра.
- Граф, нам надо собираться. Если Вы будете любезны, и проводите меня в «Козочку» я буду благодарна. Я решила прислушаться к Вашему совету и переехать туда.

До трактира мы добираемся без приключений. Графа ждет объяснение с Раулем и это заставляет его забыть все остальное. Я только рада. Спать хочется дико. Сейчас плюну на все и завалюсь в постель. Дама я или кто? Могу дрыхнуть до полудня.
Народ уже в сборе.

Что-то не верю я их хитрым рожам! В смысле, нашим хитрым рожам никто не верит. В смысле, именно это про нас с графом и подумали, судя по рожам, то есть лицам.
Подыграть им что ли? Пусть только граф с виконтом уйдут, а то граф меня точно убьет за такие шутки:
- Самая счастливая ночь за всю мою сознательную жизнь!.. Я себе этого просто даже представить не могла...

Все, не могу – сейчас лопну от смеха:
- Я не знаю, о чем вы подумали, дорогие мои. Мы просто всю ночь обсуждали родословную французских королей. Вы себе представить не можете, до чего этот человек образован... А теперь, позвольте, я умираю спать хочу…

 Отправлено: 14.02.12 18:25. Заголовок: Lys пишет: А если и..

Lys пишет:

цитата:

А если и подумает, то только порадуется за тебя дурака. Знал бы ты, скольких теток – и вот где ужас-то – дядек!!! - ты осчастливил в фиках – сам бы п

А вот это--мое самое любимое!

 Отправлено: 15.02.12 01:58. Заголовок: Изабо: Заснула я бы..

Изабо:

Заснула я быстро, но очень скоро снова проснулась.
Меня разбудили.
- Жанна, моя милая Жанна!
Бр-р-р! Я еще сплю? Какая Жанна? Я Лис, в смысле Изабо… Или как там меня?
Я не спешу открывать глаза. Продолжаю прикидываться спящей, а пока собираюсь с мыслями.
- Жанна…
Чьи-то пальцы осторожно гладят меня по щеке. Голос кажется знакомым, но из-за того, что он приглушен, я никак не могу сообразить чей.
- Жанна, проснитесь. Скорее, уже утро!

Да знаю я что утро, я же только утром спать легла. Что за свинство!
Меня трясут за плечо:
- Жанна!
Вот теперь я узнала голос. Граф??? Чего он меня трясет? Я упала в обморок? Я открываю глаза и тут же снова захлопываю их. Нет! Пусть это будет сон, я просто сплю. Сейчас я перевернусь на другой бочок и…
- Откройте глаза.
Он уже не просит.
- Немедленно! У нас совсем нет времени – сейчас сюда придет король. Вам надо быстрее одеваться.

Так, значит не сон. Значит, я действительно валяюсь в постели в каком-то кружевном коконе типа «ночная рубашка», а граф… Черт, я же его видела, потому так быстро зажмурилась опять. Он… нет, вот пусть хоть убьет, я не буду смотреть.
Он трясет меня за плечи и в его голосе неподдельная тревога:
- Изабо, это не шутка. Сейчас придет король и тогда мы погибли. Скорее, прошу Вас!
- Какой еще король? – я, наконец, разлепила глаза. – Граф, Вы бы хоть одеялом прикрылись, что ли. Мне неудобно. Конечно, эта хламида Вам очень идет и все такое…Но почему Вы не одеты? В смысле одеты так… ну, легкомысленно?
- Изабо, - его тон настолько серьезен, что я прекращаю прятать свое смущение за дурацкими шутками. – Немедленно одевайтесь.
- Что случилось?

За дверью раздаются шаги. Граф нервно кусает побелевшие губы:
- Черт, доигрался! Вот же дурак! И ее погубил…
Я не успеваю ничего понять, как граф, заломив брови, шепчет: «Простите!» и сталкивает меня за кровать.
- Ради собственной жизни – ни звука!
На меня сверху валятся какие-то тряпки и дальше я слышу чуть задыхающийся голос графа:
- Ваше величество! Вы у меня? Какая честь! Вам не стоило затруднять себя, я уже встал и скоро буду к Вашим услугам. Позвольте мне только одеться.
- Ничего, я подожду здесь. Как ты? Тебе уже лучше?

Какой серебристый тон! Какие нежные интонации!
Боже, да кто же это?

- Ваше величество, я не могу одеваться при Вас.
- Какие пустяки! Право пустяки.
Так вот от кого граф понабрался своих словечек!
Но кто это? Король? А почему мы здесь? Почему граф должен одеваться в присутствии короля? Если бы я только поняла кто это! Но граф сказал – ни звука и он явно не шутил. Речь о нашей жизни? Нас могут убить только потому, что меня увидит король?
Вот уж лучше бы я спала, честное слово.

- Ваше величество, мне неудобно! Я буду готов через пять минут.
- Хорошо, но только пять минут!
Какой голос!
Дверь закрывается и граф втаскивает меня на кровать:
- Простите, простите! Я не предполагал, что так получится! Я так виноват перед Вами!
Он лихорадочно целует мне руки.
- Из-за моего любопытства Вы оказались в опасности. Вам надо быстрее одеться, я помогу.
- Нет!
- Но Жанна…
- Почему Вы все время называете меня Жанной?
- О, простите, я совсем потерял голову. Вы же ничего не поняли.
- Да уж, потрудитесь объяснить.
- Но сначала оденьтесь, это очень важно.
- Выйдите вон и пришлите мне горничную.
Он закусывает губу и отрицательно качает головой:
- Невозможно. Это невозможно!
- Вы что, собираетесь смотреть, как я буду переодеваться?
- Вы никогда меня не простите.
- Ну-у-у граф! Я даже не знаю, что после этого про Вас думать! Надеюсь, Вы просто пьяны.
- Сейчас я тоже предпочел бы, чтоб это был всего лишь пьяный сон, но, увы, это не сон. Я умоляю Вас – оденьтесь!
- Это так важно?
- От этого зависит Ваша жизнь.
Ничего себе!
- Вы серьезно?
Вместо ответа он берет с кресла одежду и дает мне:
- Я помогу. Простите меня, я постараюсь не смотреть.
- Я сама, отвернитесь.
Он послушно отходит к окну и тревожным, прерывающимся голосом повторяет:
- Скорее, я умоляю! Скорее, пока Вас не увидели.

Я с удивлением рассматриваю две узкие кишки – это что, штаны? А почему они разноцветные? Какие-то странные рукава – как тыквы, ткань почти деревянная от обилия вышивки. Впереди нашит герб – красные и желтые полосы. Жаль, я не так хорошо разбираюсь в гербах, как граф.
- Что это?
- Вам помочь?
- Да разве это можно надеть? Презер… - я давлюсь словом. – Кишки какие-то.

Граф решительно направляется ко мне. Уже ни на что не обращая внимания, он резко, через голову, стаскивает с меня пеньюар. Честно стараясь не смотреть, начинает напяливать нижнюю рубашку, потом короткий колет, потом хватает за ногу и натягивает кишкообразные штаны.
Я не выдерживаю:
- Дальше я сама, спасибо. Как-нибудь справлюсь.
- Извините, - глухим голосом говорит граф.

Да чего уж…
Но тут я понимаю, за что извините.
Повернувшись ко мне спиной, он начинает переодеваться сам. Ну, я не граф, могу и посмотреть.
- Прошу Вас, не смотрите.
Фигушки! Должна же я иметь хоть какую-то компенсацию?
- Вы готовы?
- Да, более-менее.
- Вот берет.
- Мне надеть?
- Обязательно. И спрячьте волосы.
Граф придирчиво осматривает меня с ног до головы:
- Все в порядке.
- Я похожа на пажа.
- Вы и есть паж.
- То есть?
- Паж Луи де Клермона.

Батюшки! Так это же герб Бюсси у меня на пузе!
- А Вы? – у меня пересохло в горле.
- Сеньор де Сен-Люк к Вашим услугам.
- Граф… - мой голос жалобно дрожит.
- Нет, не граф, а барон де Кревкер. Правда, раньше, сеньория де Кревкер действительно принадлежала нашей семье, - не удержался и добавил он.
- Тогда я – Жанна де Коссе-Бриссак? – мрачно интересуюсь я.
Граф кивает.
И тут у меня в мозгу происходит замыкание.
Если он – Сен-Люк, я – Жанна, тогда тот, с нежно-серебристым голосом…

У меня подгибаются колени и граф едва успевает меня подхватить. У него в глазах какое-то странное выражение. Вопрос и догадка одновременно и, кажется, подозрение.
- Да, это он, - говорит граф, не сводя с меня пристального взгляда.
Я краснею не до ушей, до самых пяток.
- Он? Кто он? Разве я что-то сказала?
Господи, куда деться от его пронзительного взгляда! Он же меня просвечивает лучше рентгена.
Я хватаю графа за руку:
- Вам надо идти, король ждет Вас.
- Но не Вас, - граф приподнимает мой подбородок. – Посмотрите мне в глаза.

Я не могу.
Я смотрю вниз, вбок, вдаль, куда угодно, только не ему в глаза. Я не хочу, чтоб он читал мои мысли, но, кажется, уже поздно.
Граф тяжело вздыхает:
- Еще этого не хватало. Изабо! Вы же взрослая женщина. Как же можно так увлекаться! Он же жил за полвека до Вашего рождения!
(За полвека? Ха! А за триста пятьдесят лет не хочешь?)
- Никогда не понимал странного стремления женщин вздыхать по…
Его останавливает мой взгляд. Если он хоть что-то скажет про Сашеньку…

Граф снова вздыхает и качает головой:
- Идемте. Вы же меня убьете, если я не дам Вам его увидеть.
- Только посмотреть… - невольно вырывается у меня.
Граф глядит на меня с подозрением:
- Конечно, а разве может быть еще что-то?
- Нет, - поспешно соглашаюсь я. – Больше ничего, совсем ничего.

Все таки какой тяжелый у графа взгляд!
- Так, на всякий случай, напоминаю, что здесь Вы – моя жена.
- Которую Вы прячете от короля, я помню. И при этом делаете вид, что она Вам безразлична. Да?
- Да! – рявкает граф. – А сейчас Вы – паж, так что замолчите, пожалуйста. И не вздумайте попадаться королю на глаза.

Я прячусь за его широкую спину и мы выходим. У меня еще успевает мелькнуть мысль, что граф великолепно выглядит – одежда 16 века идет ему ничуть не меньше одежды 17-го, если не больше, но дальше все мысли улетают…
- Милый Сен-Люк!
Где мне взять силы отвести глаза от этого тонкого лица! Единственный раз в жизни сравнение щек с розами не кажется мне преувеличением. Удивительно – брюнет с темного бархата глазами и при этом весь его образ кажется таким нежным, легким, как лепесток нарцисса. Взгляд немного грустный, но такой ласковый:
- Милый Сен-Люк! Тебе уже лучше?
«Милый Сен-Люк»! Я мрачно смотрю на графа. У него как всегда, совершенно непроницаемый вид. Вот уж где ему пригодится светский лоск. Как он, однако, умеет кланяться – без подобострастия и в то же время с каким-то уважением.
Генрих слегка обнимает его за плечи:
- Я рад видеть тебя совсем здоровым.
Он уводит «Сен-Люка», а я жалобно вздыхаю – мне за ними нельзя.
Генрих, Ге-е-енрих! Сашенька!

- Кажется, Вас все забыли, – раздается над самым ухом насмешливый голос, – не так ли, господин паж?
Шико!
Спаси и помилуй! Вот уж кого мне не обмануть.
Я поспешно опускаю глаза и бормочу:
- Я уже ухожу. Господин де Сен-Люк сказал ждать в его покоях.
- Я провожу Вас.
- Не стоит, благодарю.
Шико провожает меня подозрительным взглядом. Можно не сомневаться, что он знает, кто такой «паж». Но вот почему этот паж глаз не сводил с короля, когда ему положено этого короля ненавидеть? Тут есть о чем подумать.
Хоть бы граф скорее вернулся. Нам надо убираться, пока не доигрались.
Я битых три часа торчу в комнате Сен-Люка и вздрагиваю от каждого шороха и стука.
Наконец, граф возвращается. Он весь пропах духами Генриха и мои губы сами собой расползаются в улыбке. Граф укоризненно качает головой:
- Держите себя в руках. Нам надо поговорить.
Он тщательно запирает дверь и собирается с духом:
- Изабо, из-за меня мы оказались здесь, в 16 веке при дворе Генриха III. Прекратите улыбаться каждый раз, когда я называю его имя.

Я пытаюсь, но губы не слушаются.
Граф махнул рукой на мои улыбки и продолжает.
- Сначала я надеялся, что это сон, но потом…
Знаю, кому ты рассказываешь! Сначала я тоже думала… И Ника думала…. И Надя думала… Индюк тоже думал.
- Значит это то, о чем Вы мечтали в глубине души? И это случилось?
Граф растерянно кивает:
- Я не знаю, как это. Но оно получилось. Вы знаете, мой дед со стороны матери был другом Генриха.
- И Саш… то есть, Генрих, пожаловал ему орден Святого Духа? Это его портрет висел у Вас на Феру?
- Откуда Вы знаете?
- Неважно, кажется, Рауль говорил. Вы мечтали встретиться с дедом?
- Да. Он умер до моего рождения, но бабушка столько про него рассказывала… Он такой… такой…
Глаза у графа горят, как у мальчишки, которому удалось взять автограф у звезды футбола.

Все ясно, граф не подозревал, что попал в виртуальную реальность.
Ну что же, все справедливо. Если мы получили, что хотели (или почти получили), почему ему не помечтать?
- А скажите мне, «милый Сен-Люк», почему собственно, Сен-Люк?
- Он всегда нравился мне больше остальных миньонов.
- Угу, а что, скажите на милость, Вы собирались сказать настоящей госпоже де Сен-Люк?
- Я был уверен, что ее нет в Лувре, Генрих… - укоризненный взгляд в мою сторону, - Генрих запретил ей появляться здесь.
- А я?
Граф вдруг краснеет. Самым натуральным образом. Вот чудеса! Наверное, настоящий Сен-Люк легко краснел, вот граф и заразился. Он вообще стал как-то намного эмоциональнее с тех пор, как превратился в Сен-Люка.
- Это вышло случайно. Просто в самый последний момент я почему-то подумал про Вас и вот что получилось.
- Увлекаетесь японской философией?
Граф удивленно смотрит на меня:
- Почему японской?
- Это у них такая мания считать, что последнее желание, перед тем как погаснет искра жизни, обязательно сбывается.
- Но я же не умер.
- Кто знает. Вы же Сен-Люк. А что стало с графом де Ла Фер?
- Вы что, хотите сказать, что это он умер?
- Разве только он сейчас ходит вместо Вас. Может, он мечтал побывать в будущем?
- А его жена?
- Я, вообще-то, хотела выспаться. Боюсь, она дрыхнет за меня. Когда Вы собирались вернуться?
- Сегодня, уже скоро.
Мне вдруг становится грустно. Значит, я даже поговорить с Генрихом не смогу?
- Изабо, - граф берет меня за руку, но я вырываюсь, - не сердитесь. Я же не знал… Я думаю, что Вы тоже тут оказались потому, что… потому что тоже хотели. Понимаете? Если бы Вы мечтали о чем-то другом, то ничего бы не вышло. Вы бы спокойно спали сейчас в «Козочке». Но ведь мечтами нельзя жить!
- А если я хочу?
- Неправда.
- Это почему?
Граф тихонько смеется и садится совсем рядом.
- Посмотрите мне в глаза и попробуйте соврать, что хотите остаться с Генрихом или как Вы его называли?
- Сашенька, - я говорю еле слышно. – Уменьшительно-ласкательное от Александр.
Граф слегка хмурит брови, но почти сразу догадывается:
- Понял. Александр-Эдуард – это его крестильное имя.
Я киваю.
- Вы, правда, хотите остаться с ним? У него скверный характер, Вы знаете? И куча недостатков. И жена. И мать.
Я вздрагиваю – Екатерина Медичи!
- Вот видите, - граф улыбается. – Вам нравится, что он есть. Но он Вам нужен, чтоб можно было не лепить идеал из реального мужчины и дать ему быть собой – не идеальным, а живым.
- С кучей недостатков, женой и матерью, - бурчу я.
- Не обязательно, - он смеется. – Можно просто – со слабостями.
Он осторожно подносит мою руку к губам и целует, не сводя с меня глаз:
- Вы простите мне эту слабость? Я помню, как Вы рассердились, когда я поцеловал Вас.
- Я помню, как рассердились Вы, когда я сделала то же самое.
- Вам было просто любопытно и все.
- У женщин тоже бывают слабости. К тому же некоторые еще имеют мужа.
- Вы забыли, что здесь Ваш муж – я?
- Да, но я – не Ваша жена.
Он слегка меняется в лице.
- Жена? А знаете что? Я бы хотел рассказать Вам одну историю…
Да, превращение в Сен-Люка странно на него подействовало. Вся его сдержанность исчезла. Таким – исполненным эмоций – я всегда представляла Сен-Люка, самого открытого и честного из миньонов.
Граф заканчивает свою историю, которую, благодаря Дюма кто только не знает.
- Вот такая слабость…
- Граф, это не слабость. Вы любили. Вы – не обманывали, Ваши чувства были искренними.
- А потом не осталось ничего.
- Кроме слабостей? – улыбаюсь я.
Граф невольно улыбается в ответ:
- Наверное. Я старался не думать об этом. Но иногда не получалось.
Могу спорить на что угодно, он вспомнил Шевретту.
Да уж, ничего слабость приключилась с Его сиятельством!

- А если подобное было с Раулем? Вы будете его осуждать?
Граф вздрагивает.
- А ее? – не отстаю я. – Габриэллу? Вы будете осуждать только потому, что она девушка и не должна? А если бы я проявила такую слабость? Если это было не просто любопытство?

Похоже, аура Жанны де Коссе-Бриссак действует на меня не меньше, чем шкура Сен-Люка на Атоса.
Однако супруги Сен-Люк были очень эмоциональными людьми!
Меня охватывает странное чувство – я все вижу словно в какой-то дымке, словно на мое зрение накладывается еще чей-то взгляд. Я, и одновременно не я.
Кажется, с графом творится что-то похожее.
- Жанна, милая Жанна…
- Франсуа… - это мой голос или не мой?

Последнее, что я помню это его плечо, на которое так удобно ложится моя голова и я проваливаюсь в сон.

 Отправлено: 15.02.12 04:57. Заголовок: Lys пишет: Прекрати..

Lys пишет:

цитата:

Прекратите улыбаться каждый раз, когда я называю его имя.

Даааа! "При звуках флейты теряет волю"