|
| |
Сообщение: 1600
Репутация:
4
|
|
Отправлено: 14.01.23 11:36. Заголовок: Пропащий *** На ст..
Пропащий *** На столе лежали бумаги, а среди бумаг примостился огромный полосатый кот. – Вы только посмотрите, Вельзевул, – промолвил граф, разворачивая одно из писем, – это же прямая измена. Не находите? Кот подцепил бумагу когтем и подтащил к себе: – Мьяу, – согласился он. – И чего же достойны господа заговорщики – по вашему мнению? – Умррр… – сказал кот. – Вы уверены? – Умррр, умррр… – настаивал кот. – Ну, если вы говорите… Граф хмыкнул и положил руку на голову кота, почесал его за ухом. Тот немедленно заурчал и стал тереться о хозяйскую ладонь. Едва Вельзевул касался пушистой щекой или носом руки своего графа, он начинал ВИДЕТЬ. Прижмурив глаза, он наблюдал то, что происходило с хозяином всего пару часов назад. Размеренное мурлыканье помогало не отвлекаться на несущественное. Вельзевул ухмыльнулся про себя – каково иметь кота, который видит всё, что вы делали и говорили? Особенно, если вы об этом знаете… А граф знает? Или всё-таки нет? Впрочем, смешного было мало: та картина, которую наблюдал кот, была удручающей в своей повторяемости – мушкетер Атос стоял на посту, а граф Рошфор проходил мимо, направляясь в королевскую приёмную. Ни тот, ни другой не замечали друг друга, будто бы никогда не были знакомы. Это было неправильно: кот ощущал нечто, копившееся вокруг них, как ощущал бы далёкую бурю, от которой сама собой подымается дыбом шерсть. И видел… видел чёрный огонь над ними обоими. Это плохо, очень плохо! Ах, пикардиец с бретонцем! Вот ведь мяяяяуууууу! Один другого упрямее, и ни один ни за что не сделает шаг навстречу! Кот дёрнул головой и куснул графа за палец. Потом куснул ещё и ещё раз, пожевал и, наконец, лизнул шершавым языком. – Бу, не слишком ли много экспрессии? – граф приподнял бровь, а кот уставился на него гипнотическим взглядом: в предыдущем своём телесном воплощении Бу однажды был спасаем с шелковичного дерева двумя мальчишками, почти что братьями… Вельзевул повёл ухом и вдруг плюхнулся на бок, замахав лапами и играя, как котёнок: кажется, он нашёл, нашёл, как свести двух графов ради одного кота! Предстояло обдумать детали. *** Над плошкой сливок сидели два кота, чёрный и полосатый. – Слушай, Лу, я переселяюсь на улицу Феру. Чёрный чуть не поперхнулся сливками. – Граф тебя выгнал?!! – Да нет… – Бу, ты что натворил? Чернильницу уронил на паркет или это… ну, мышь в постель? – Лу, успокойся, никто меня не выгонял. Я сам… – Сам? То есть как это – сам? Уходишь от графа?!! – Нуууу… – А как же Codex Felinus? – Первый пункт что гласит? – хмыкнул полосатый: "Не вы живёте у человека – человек живёт у вас". – Очень смешно! – насупился чёрный. – А во втором пункте тогда что? Слушай, Бу, оставайся тут – мороз же страшный! Монсеньор не будет возражать, ручаюсь! – Лу, я переселяюсь на улицу Феру. Не беспокойся за меня. – Но твой граф непременно будет тебя искать! – Угу. И найдёт. Уж он-то найдёт хоть на луне, не только на Феру. – Ничего не понимаю! – И не надо. Я просто зашёл сказать: за меня не беспокойся. И помалкивай. – Да я – могила! – Лу уставился на приятеля честными оранжевыми глазами. – Только графа твоего жалко… – И мне. Ну, пойду я, друг Люцифер, увидимся! С этим серый пересёк гостиную и исчез за дверью. *** Крыс почуял зов и явился в заброшенный склеп на кладбище Сен-Сюльпис. – Приветствую, мессир Ле Ронжер! – Долгой жизни и процветания, мессир Вельзевул! – Благодарствуйте. – Вижу, у вас ко мне дело, мессир? – И срочное, мессир. – Я слушаю. Вельзевул не стал тянуть и сразу спросил: – Помните ту акцию, что называлась "Нашествие крыс на замок Субиз"? – Гм… – Ле Ронжер непроизвольно потянулся лапкой к загривку и почесался. – Как визжала мадам Екатерина? Вельзевул состроил ехидную физиономию: – Ага! А крысы-то были все огро-о-омные, одна другой краше! Десятка два их было, не меньше. – Э-эээ, мессир, прикажете снова изображать жертву? Кот пошевелил усами: – Я прошу тебя, Крыс. – М-ммм… И где? – На улице Феру. – Где?!! – А что такого? – У этой белянки зубы… а у меня шуба уже поизносилась, знаешь ли. – Да я сам. Аккуратно. Как тогда, в Субизе. Ле Ронжер задумался: сам? Странно. В Субизе, и правда, тогда вышло забавно. Молодая супруга господина Рене, несгибаемая мадам Екатерина, до ужаса боялась мышей. А уж крыс… После того, как бродячий полосатый котик отловил их штук десять подряд, ему позволено было поселиться во внутренних покоях и стеречь библиотеку. А там и ещё две дюжины котов обрели кров в подвалах, на чердаках и в кухне замка. Хорошее было время. Раздумья крыса, видно, тревожили Вельзевула, и он нервно дёргал хвостом. – Послушай, Бу, это опять какая-то великая и тайная миссия? Вельзевул поднял зелёные глаза вверх, сосредоточенно созерцая потолок склепа. – Стар я для миссий, – вздохнул Ле Ронжер, – да и шуба моя… – Крыс, это нужно мне. "И моему графу", – прибавил про себя Вельзевул. – Так бы сразу и говорил, – проворчал Ле Ронжер, – а то "мессир", "мессир"... Но только чтобы сам! И аккуратно! Два мессира, уткнувшись носами друг другу в бок, тихонько хихикали. *** Мадам Дюшан с лампой в руке спускалась на кухню. В буфете ещё с обеда оставался большой кусок пирога, и он весь вечер не давал покоя хозяйке. С тех самых пор, как нищий мушкетер разрушил её романтические мечты, она старательно заедала своё горе – преимущественно по ночам. Едва мадам протянула руку к дверце буфета, как в углу раздался шорох. – Кис-кис, Бланшетт? – позвала хозяйка, но из мрака блеснули зелёные огни, и в освещённую середину кухни вышел пыльный и встрепанный полосатый кот с облезлой крысой в зубах. Мадам взвизгнула и с ногами забралась на лавку. – Брысь, нечисть! Кот положил крысу на пол, сел подле и стал смотреть на женщину, словно ожидая похвалы. – Уу...уу…убери это! – заикаясь промолвила она. Кот повёл ухом, переступил лапами – вышло это у него так, словно он в недоумении пожал плечами – взял зубами крысу и пролез со своей добычей за кучу поленьев. Оттуда раздался писк, хруст, урчание – и всё стихло. Три минуты спустя кот снова выбрался на середину, облизал усы и стал умываться. Испуг мадам Дюшан понемногу начал проходить. – Ох, ну ты и страшный, бууууууу! – сказала она. Кот ответил "мао" и сделал два шага вперёд. – Бланшетт помогаешь? – Маааа! – Понятно. Ну, вот, я и разговариваю с посторонним котом, – промолвила хозяйка, доставая блюдо с пирогом и кувшинчик пряного вина. – А всё этот постоялец! – Она отпила из стакана и зажмурилась. – Ты пирог будешь? Мадам бросила кусочек коту. – Нет, ты не будешь, – печально вздохнула она, но кот понюхал угощение и очень аккуратно съел. – Надо же! – удивилась женщина и снова отпила из стакана. Когда она снова огляделась вокруг, никакого кота не было. – Почудилось? Почудилось, что ли?! – ахнула мадам Дюшан, зябко кутаясь в шаль. Но от кусочка пирога на полу, доказывая обратное, остались крошки. – Нет, слава богу, не почудилось! *** Кот был то видим, то невидим, но работу свою делал исправно. Он даже позволил мадам погладить себя, когда она поставила для него миску с печёнкой. – Ишь, какой толстый и ласковый! Даром что страшный. Чей же ты, а? – Ма-у! – ответил кот. А дня через три в заведение мадам Дюшан заявился полицейский сержант, потребовал саму хозяйку и расспрашивал... Нет, вы только подумайте! Не о ночной драке гвардейцев дез'Эссара неизвестно с кем, не о краже дров со двора булочника, не о шарлатане-аптекаре, торгующем снадобьями из жабьих костей, а о каком-то пропавшем коте помоечной масти! Виданное ли дело, чтобы полицейские искали кота?! Сержант грозил, что скоро всё кошачье население Парижа внесут в реестр и поставят на учёт, дабы взимать с хозяев налог с каждого хвоста! Тут уж мадам Дюшан не стерпела и посулила сержанту, чтоб ему во сне крысы уши обглодали, прости господи! А про приблудного кота, что поселился у неё и воевал с крысами – так она ему и сказала, держи карман! С тем сержант и удалился. Кот же в доме почувствовал себя совсем вольготно, и за прошедшую неделю попадался на глаза в кухне и на лестнице – знакомым хозяйки, прислуге и даже Гримо, и едва ли не каждый раз с крысой в зубах. Снюхался кот и с Бланшетт. По его настоянию она провела его в комнату Атоса. Кошка сидела на своем обычном месте под краем скатерти, и хоть одуряющий аромат жареной курицы кружил ей голову, ревность была сильнее прочих чувств. Да-да, ревность! Она столько сил положила, чтобы привлечь внимание графа, исполняя договор с Высшими, а один из них сейчас разрушит все то, что она так тщательно выстраивала! Мессир Вельзевул потрогал её лапой, и Бланшетт от неожиданности тоненько мяукнула. Край скатерти приподнялся, впуская свет свечей. – Выходите, кошка! – промолвил мушкетер, но из-под стола, жмурясь, вылез огромный полосатый кот. Зверь немедленно состроил умильную рожу и пошёл тереться о ноги Атоса. Тот не успел опомниться, а кот запрыгнул к нему на колени и потоптался там, поворачиваясь и щекоча нос задранным хвостом. – Гримо! – рявкнул Атос так, что звякнула посуда. Слуга явился на пороге и застыл безмолвной статуей: видно что-то пошло не так в этом лучшем из миров, коли к его хозяину воспылали коты! Гримо ухватил полосатого наглеца, но тот ловко вывернулся, отряхнулся и, полный достоинства, удалился через открытую дверь. Бланшетт, не чуя под собой лап, никем не замеченная, выскользнула за ним следом. Атос, хмурясь, взялся за ложку, но так и не донёс её до рта: в Ла Фере котов в заводе не было, зато вот такой же был… у Шарля-Сезара. Атос думал, что научился не вспоминать, и что их прошлое – давно прочитанная повесть. Но прошлое было с ним: оранжереи Ла Фера и бретонский Рошфор, замок на плоской скале. И те двое, что спасали кота с шелковицы, росшей на заднем дворе, тоже. Там, в воспоминаниях, всегда было лето. Атос рывком поднялся из-за стола и подошел к окну, словно надеясь на чудо, но крыша пристройки первого этажа была припорошена снегом, и над ней торчала кривая и чёрная ветвь клена. *** После явления Вельзевула Атосу Бланшетт некоторое время не смела показываться мушкетёру на глаза и пряталась в укромных уголках дома. Сам же Атос пропадал то на внеочередном дежурстве, подменяя товарищей, то в трактире по соседству. Мадам Дюшан снова велела кухарке печь бисквиты и скучала. Впрочем, её скуку скрашивал кот, разделявший с нею ночные трапезы. – Чей же ты, пропащий? – вопрошала она, вздыхая. – Ма-у! – отвечал тот. Неделю спустя у дверей заведения мадам Дюшан постучался какой-то слуга из приличного дома. Сначала она едва не приняла его за дворянина – но нет, её намётанный взгляд не дал ей обмануться! Парень с лукавыми глазами и смазливой физиономией был одет в хорошее сукно – тепло и добротно по нынешнему морозу – но весь костюм был ему великоват. И следы от споротой отделки заметны вблизи: не годится лакею щеголять золотой тесьмой и кружевами, пусть даже одежда досталась ему от хозяина. Так этот разодетый лакей тоже спрашивал про кота! Он так торопился, что даже в дом не зашёл, вызвав хозяйку на крыльцо. Мадам мигом смекнула, что про её нового крысолова теперь уж точно знает вся улица, и ничего отрицать не стала: кот огромный, страшный, полосатый! И ведь ежели он принадлежит какой-то знатной особе, то за него и вознаграждение небось знатное дадут! И верно: лакей обрадовался, даже подскочил на месте, приобнял хозяйку, сунул ей в ладонь золотой и чуть не вприпрыжку помчался к коновязи у соседнего трактира. На всю эту сцену с крыши смотрел тот самый полосатый кот с толстым хвостом. Проводив взглядом лакея, Вельзевул прошёлся по присыпанной снегом черепице до самого края и потрогал лапой облюбованную накануне ветку клёна, росшего в узком промежутке между стеной и оградой. Не шелковица, конечно, но сойдёт. Тут кот уселся и пошевелил ноздрями: морозный воздух был тих, и запахи так и текли ручейками, не смешиваясь. Из окна Атоса тянуло запечёным паштетом, белым хлебом и горячим вином с гвоздикой. Из трактира по соседству пахло густым супом с овощами. С улицы – лошадьми. Но всего острее – домом. Этот запах принес на себе лакей графа, Люк. Кот повёл ухом и пошёл отдать указания Бланшетт. *** Не прошло и получаса, как в дверь заведения мадам Дюшан нетерпеливо постучали. На крыльце были двое: уже знакомый лакей – теперь с корзиной в руках, и его господин. Хозяйка даже оторопела, увидев перед собой дворянина столь представительной наружности – такие не снимают у неё апартаменты. Это не считая одного нищего мушкетёра, который, может и не потерял бы своего очарования в её глазах, но, однако, плащ его по всем пунктам проигрывал перед плащом незнакомца. Богатый плащ, ничего не скажешь! Да и всё остальное под стать. Мадам Дюшан присела перед гостем в поклоне, а он посмотрел на неё внимательно и оценивающе, не как на содержательницу наёмного жилья, а как на женщину. Этот взгляд зажёг румянец на её щеках – мадам почувствовала себя польщённой. Лакей сказал: – Вот, сударь, это и есть та самая Дюшан. Гость кивнул и произнёс: – Госпожа Дюшан, меня привела в ваш дом неотложная надобность: мне сказали, что здесь видели полосатого кота, которого неделю назад вы приютили по доброте душевной. Если это так, то я бы хотел взглянуть на него. В это время в переднюю вышла Бланшетт и уселась на ступеньку. – Это не он! – сказал дворянин. – О, разумеется, ваша милость, это моя кошка. – А! Я, конечно, намерен компенсировать вам все неудобства, связанные с содержанием ещё и кота. У мадам Дюшан перехватило дыхание – вот! Вот это настоящий вельможа – любезен с нею, как с дамой, и денег не считает! Одна мысль была простой и привычной: "Не продешевить!", а вторую сформулировать было не так легко, но от неё снова полыхнули щёки. – Ах, сударь, какие же неудобства? Котик тихий, ласковый, и крыс извёл напрочь. – Э-эээ… – озадаченно протянул дворянин, – в самом деле? Но где он? – Наверняка где-нибудь тут, ваша милость. Сейчас пошлю сыскать. А до того не угодно ли горячего вина? – Пожалуй. Лакей с корзиной остался в передней. Мадам проводила дворянина в гостиную и послала прислугу обойти все комнаты. А Бланшетт, скромница Бланшетт вдруг сделалась сама не своя: она подбежала к гостю, потрогала его сапог лапкой, призывно мяукнула, отбежала снова, обернулась и мяукнула опять, словно приглашая человека следовать за собой. Белая кошечка была настойчива, сразу распознав в незнакомце того, кто поймёт её, и человек встал: – Идти за тобой? – Мряу-мряу! Бланшетт поскакала по лестнице вверх на второй этаж и поскреблась у двери. Она царапала доски так, что в стороны летела труха и мелкие щепки. Дворянин постучал. Дверь отворилась. Кошка немедленно скользнула внутрь помещения, бросилась к окну и завопила: – Аааа-у! Мяааау! Ааааао! Дворянин тоже шагнул за ней следом: – Позвольте… – и осекся, глядя на квартиранта мадам Дюшан. Он, конечно, знал, где обитает граф де Ла Фер – впрочем, теперь он назывался Атосом – но не предполагал, что поиски кота приведут его прямиком в жилище последнего. Гм, так себе жилище… Атос же, хоть и приподнял брови, но отступил на шаг, жестом показывая нежданному гостю, что тот может войти. Бланшетт продолжала свои арии, и дворянин подошёл к окну. – Вот чёрт! – вырвалось у него, и он рванул раму: на ветке, нависающей почти над краем крыши, сидел Вельзевул! Сидел и боялся пошевелиться! Треск распахнувшегося окна привлёк его внимание, он тоскливо и горестно заорал: – Маааа… Маааау! Дворянин, не медля ни минуты, придвинул стул, влез на подоконник и спрыгнул на крышу. Крыша пристройки под окном комнаты Атоса была довольно пологой, но обледеневшая и предательски припорошенная снегом черепица захрустела и поехала под ногами. – Чёрт побери! – воскликнул Атос и тоже выпрыгнул из окна: – Рошфор, руку! Но гордец руки не протянул. Атос сделал к нему осторожный шаг и ещё полшага, намереваясь ухватить хоть край плаща, потянуть Рошфора на себя, удерживая от падения и… поскользнулся! Старая черепица проламывалась, грозила увлечь неосторожного вниз. Под жалобы и вопли кота Атос не сразу понял, как получилось, что они с Рошфором стоят обнявшись, ловя зыбкое равновесие. – Отцепитесь от меня, граф, – наконец промолвил Рошфор. – Это вы отцепитесь, – буркнул Атос. – Вельзевул, а ты помалкивай! Сам полез, теперь не жалуйся. Добился, чего хотел? – бросил коту Рошфор, а кот, прервав очередную руладу на середине, озадаченно повел ухом: "Неужели его граф всё ЗНАЕТ?" Он всмотрелся: чёрное пламя над этими двумя, обнявшимися, словно братья, медленно истаивало в белом сиянии зимнего дня. Тем временем Атос нащупывал ногами наиболее безопасные места, что, конечно, куда удобнее делать в домашних туфлях, чем в сапогах со шпорами, и оба графа медленно перемещались к дереву и коту. Эти чудеса ловкости, достойные зависти бродячих жонглеров, нашли своего зрителя: в комнате Атоса у распахнутого окна столпились Гримо, Люк с корзиной, сама хозяйка и ошалевшая Бланшетт. Тем временем Атос с Рошфором добрались до нависающей над крышей ветки клёна. – Давайте плащ! – скомандовал Атос. Кажется, Рошфор его понял без лишних слов: он расстегнул пряжку, сбросил плащ, и оба они растянули роскошное вышитое полотнище над тем местом, куда непременно должен был бы свалиться кот. Далее Атос просто дернул самую ближайшую ветку, не выпуская однако из рук плаща. Вельзевул возмущенно мявкнул и рухнул вниз. Закутанного в драгоценный бархат кота Рошфор крепко прижал к себе. После Вельзевул был посажен в корзину Люка и даже завязан сверху холстиной – во избежание новых эксцессов. Мадам Дюшан в восхищении смотрела на обоих дворян: кажется, у её квартиранта недурные знакомства. Отчего-то мадам решила, что они совершенно точно знакомы! Её восхищение ещё увеличилось, когда Рошфор протянул ей увесистый кошелёк: – Мадам, я нахожу, что крыша в вашем заведении определенно требует ремонта. – И обернулся к Атосу: – Благодарю, сударь. Мушкетёр сдержанно кивнул. По улице Феру от крыльца заведения мадам Дюшан к ближайшей коновязи у трактира шагали господин в роскошном плаще и его лакей с тяжелой корзиной, обвязанной тканью. Из корзины не доносилось ни звука. Мороз усиливался, и вот уже казалось, что в сером январском небе готово проглянуть солнце.
|