Все как всегда, дамы. Думаю, что часть мечтаний сумею выполнить. Если не желаете принимать участия в безобразии - сразу говорите, а то попадете в историю. :) Кто не спрятался - я не виновата!
Nika Именно. Джулия так расписала неудовольствие Арамиса от этого маскарада, что мне как-то грешным делом вспомнился шнуруемый в корсет Харатьян)))))))))
Отправлено: 24.06.12 18:11. Заголовок: Глава двенадцатая, г..
Глава двенадцатая, где доказывается, что женщин обижать не рекомендуется никогда и ни при каких обстоятельствах
Арамис был настолько изумлен произошедшей с ним переменой, что, оказавшись на улице, некоторое время просто стоял, прислонившись к кованой решетке какого-то особнячка, полускрытой в зарослях дикого винограда. Рана напоминала о себе только тупой болью при попытке сделать слишком энергичное движение – стало быть, не она была причиной неожиданной вялости. Молодой человек привык быстро соображать и принимать решения. Но сейчас… Должно быть, это сказались две бессонные ночи и все треволнения предыдущего дня. Сколько он сумел подремать? Часа три? Или еще меньше? Но все равно – ему повезло. Бумаги у адресата (его королевское высочество герцог Орлеанский соблаговолили посетить Нотр-Дам и раздать милостыню – потому потребовался наряд нищего и соответствующий грим), причем аккуратно переданы из рук в руки. Никто ничего не заметил. Затем – час кружения по улицам и переулкам. Встреча с Базеном, которому приказано было приготовить для господина подставы. Еще одна встреча – требовалось получить для Мари ответ. А после полуночи, когда он хотел зайти в кабачок и хоть немного перекусить, Фортуна отвернулась от мушкетера. Он почувствовал, что парик сползает. В перчатках, искусно имитировавших старческие дряблые руки, действовать было трудно… и он снял перчатки. Именно в этот момент из кабачка вышли два дворянина. Они, разумеется, не могли опознать в нищем человека, которого знали. С одним из них Арамис уже имел дело полгода назад. Тогда они с Атосом быстро решили спорный вопрос: у противника Арамиса было проколото бедро, у противника Атоса – плечо. Оба дворянина принадлежали к свите его высокопреосвященства. Ну… что теперь о них вспоминать. Лишнее доказательство тому, что не стоит совать нос не в свои дела! То, что для Ирки оставалось тайной за семью печатями, для Арамиса стало очевидным с первого же взгляда на свое одеяние. Белый головной убор, черное покрывало, черная туника, опоясанная белой веревкой – клариссинка. «Я хотел вернуться в Церковь, но – не таким же способом!». Мысль заставила улыбнуться. Что ж, мадам Жели не пожалеет о своем поступке. Оставшееся время побыть монахиней – почему нет? Хорошо, что друзья не видят! Какой град шуток обрушился бы на новоявленную невесту Христову! Причем шутки Портоса оказались бы самыми уместными. А Атос… о, Атос точно утратил бы свою обычную сдержанность и хохотал бы во все горло! И уж от Атоса нечего было ожидать снисхождения! Чего доброго, Атос бы подхватил игру и стал разговаривать бы с ним как с настоящей монахиней – да еще ученой! «Не видят – и хорошо!». Он еще некоторое время постоял у стены, глядя на проплывавшие по небу облака. Кажется, под утро прошел дождь – вот почему так сладко дремалось. В своем новом наряде он чувствовал себя куда уверенней, чем в нищенских лохмотьях. Семинарские привычки, ставшие частью характера молодого человека и часто вызывавшие улыбки друзей и приятелей, теперь были кстати. Ой, как кстати! А навык ходить, не путаясь в длинном подоле, мелкими шагами, неспешно, оказался просто бесценен! Глаза – долу, четки – в руку… Пресвятая Дева, помоги! Смиренная монахиня направилась по своим делам. Мимо проходили люди, проезжали кареты, отдельные всадники. На сестру-клариссинку внимания обращали ровно столько же, сколько и на прочих монахинь в славном городе Париже. Пару раз монахиня обменивалась словами и знаками приветствия с другими – такими же, как она, пусть и из других орденов. Около семи утра, добравшись до Ситэ, где в восемь должен был ждать Базен, монахиня решила перекусить в маленьком трактирчике на улице Нищих Нотр-Дам. И улица, и трактирчик были отлично знакомы мушкетеру с тех самых времен, когда они с приятелем, будучи старшекурсниками семинарии, снимали здесь комнатку в мансарде. Она была расположена в угловом доме, и из узкого окна открывался вид на Сену – единственное, что было привлекательно в той комнатке. Впрочем, он несправедлив. Привлекательной для молодых людей была прежде всего относительная свобода и возможность хоть как-то отдохнуть от семинарских строгостей. В трактирчике, где он бывал регулярно и теперь (кормили хорошо и дешево!), Арамис намеревался скоротать время. К тому же он хотел проверить, насколько соответствует своей нынешней роли. Что поделать! Иногда в мушкетере просыпалось желание поозорничать. К тому же если Катрин узнает его – не беда. Трактирщица обладала изрядным чувством юмора, и все можно было свести к шутке. Выбрав место за свободным столиком, монахиня скромно присела на лавку и бросила быстрый внимательный взгляд по сторонам. Народу мало, что странно. Обычно после окончания утренней мессы здесь всегда многолюдно. Катрин стояла за стойкой, пересчитывая деньги, а заказы подавала ее старшая дочь, Жанна. Арамис вздохнул. Еще до Ла-Рошельской осады он привел сюда Портоса. Статный рослый красавец в мушкетерском мундире произвел на бедняжку Жанну огромное впечатление. Что там между ними происходило дальше – Арамис не интересовался, но Портос в «Хромую Утку» наведывался едва ли не каждую неделю, покручивал усы с самым победоносным видом и совершенно не замечал тяжелых, гневных взглядов мадам Катрин. А теперь милое кругленькое личико Жанны, всегда такое приветливое и улыбчивое, казалось восковым и осунувшимся. Она едва скользнула по Арамису взглядом. - Что вам будет угодно заказать? Арамис настолько был поражен глубокой печалью девушки, что едва не забыл о необходимости ответить, изменив голос: монахиня закашлялась, прижав ладонь к лицу. И тут же отдернула руку – точно обожглась о собственные губы. Черт! Перстень… перстень, который он носил, практически не снимая – подарок Мари, главная драгоценность… мужской перстень… конечно, Жанна могла заметить. Скорее всего, она и заметила – но ей было все равно. - Кусок карпа, хлеб, бобы, вино. - Сейчас принесу. Жанна направилась к соседнему столику, где сидели и тихо беседовали две скромно одетые женщины. Скромно? Скорее, неброско! Во всяком случае, одна из них – та, что сидела лицом к мушкетеру. Ее тоже можно было бы принять за монахиню. Но Арамис знал истинную цену этому нарочито скромному наряду – в «Хромую утку» пожаловала сама мадам де Комбале, племянница его высокопреосвященства. Ее собеседницу Арамис видел впервые. Но, судя по непринужденному характеру беседы, дамы давно были знакомы. И та, вторая дама – вот та действительно в монашеском облачении. Арамис слегка наклонился в сторону, чтобы разглядеть. Тоже клариссинка? Не многовато ли для одного трактирчика духовных особ и добровольно монашествующих мирянок? Арамису стало любопытно. О чем дамы разговаривают так живо? Он готов поклясться, что речь идет не о женских глупостях? Ей-Богу, это не светский щебет, это другое… Мари-Мадлен просто на себя не похожа – личико разрумянилось, пальчики легко постукивают о край столешницы. - Мы его уговорим, вот увидишь! - Ты уверена? - Не сомневаюсь! «Мадам де Комбале готовится просить у дядюшки денег на очередной приют для сирот, не иначе!». - Но Ренодо… он просто не потерпит вмешательства в свои дела! При чем здесь Ренодо? Какие общие темы могут быть у подобного типа с племянницей кардинала? Арамис был уже искренне заинтересован в том, чтобы услышать все до слова. К сожалению, это оказалось невозможно. В трактир с шумом ввалились три молодца из числа тех, что, не будучи дворянами и военными, все же не расстаются со шпагой. Жанна моментально исчезла из зала. Вместо нее заказ Арамису принес коренастый крепыш. Достойные господа заняли столик по соседству с оконной нишей, в которой уединились дамы. - Какой розанчик здесь расцвел! – сказал один, бросая на стол стаканчик с игральными костями и поглядывая на Мари-Мадлен, которая ровным счетом ничего не замечала. – Эй, милашка, почему я тебя не знаю? «Уже набрались. Все трое. Ровно столько, чтобы море было по колено и тянуло на подвиги, но еще не так сильно, чтобы свалиться под стол. Пожалуй, нужно уходить. Вот только съем рыбу…». - Да и вторая ничего, - поддержал приятеля усач с лицом, обильно изрытым оспинами, по виду – яростный поклонник даров Вакха. – Меня не обмануть. Под тряпками есть что пощупать. - Ты уверен, что она даст, а, Рыло? - Мне еще ни одна не отказала! А ты, Жирный Кусок? Жирный Кусок вполне заслужил свое прозвище. Ощущение невероятного объема усиливалось тем, что ростом этот висельник не вышел. - Уж не отстану от вас. Он снял с рук перчатки и зычно крикнул: - Вина и жрачки! Два стражника, сидевшие в углу рядом с камином, как-то подозрительно быстро закончили свою трапезу, торопливо расплатились – и покинули «Хромую утку» с похвальной резвостью людей, которым дорога собственная шкура. Женщина с грудным младенцем и маленьким сыном тоже сочла за лучшее расплатиться за недоеденный завтрак и исчезнуть как можно скорее. Арамис жевал рыбу, стараясь сохранять спокойствие. Это было тяжело делать: он ощущал на себе взгляд Жирного Куска. Взгляд был… не из приятных. И с каждым мгновением все более и более мерзким в своей откровенности. «Он что – не видит, что я мужчина? Он действительно этого не видит?!». Мужчинам принесли вино и мясо. Все трое набросились на еду с жадностью. А дамы продолжали свою оживленную беседу и ничего вокруг не замечали. Арамис уже не пытался вслушиваться – он молил всех святых, чтобы мадам де Комбале, наконец, прекратила разговор, ушла сама и увела свою приятельницу. Но даже если дамы уйдут… трое против одного? К тому же безоружного? Кинжал Арамис забыл у мадам Жели. Тот, кого приятели называли Рылом, встал, покачиваясь, и медленно направился к столику, где сидели дамы. Женщины, наконец, обратили внимание на то, что происходит. Обе вздрогнули и заметно побледнели. - Милашка, - сказал он, обратившись к спутнице мадам де Комбале, - ты монахиня. Значит, знаешь, что нужно любить своего ближнего и ни в чем ему не отказывать. Пойдем со мной. Я выслушаю твою проповедь и кое-что дам тебе взамен. Нехорошо, чтобы такая красотка, как ты, любила только Бога. Я взываю к твоему милосердию – полюби ближнего своего. Кто сейчас ближе к тебе? Я. - А если я откажу в милосердии? – надменно проронила монахиня. - Ну… не будь злюкой. Ну-ка… Дерзкая рука молнией метнулась вперед. Раздался испуганный и одновременно гневный вскрик, который был заглушен пьяным хохотом. - О! Розанчик с шипами! Ничего, милашка, знаем мы таких! Сначала вы сопротивляетесь, а затем просите добавки! Какая ты мяконькая и приятная! Последовала тирада, от которой в краску бросило всех, кроме самих молодчиков. - Вы не смеете… - начала было мадам де Комбале. Но Рыло попросту рывком поднял ее вместе с тяжелым дубовым стулом, выдернул из-за стола свою «добычу» и вознамерился поцеловать. Пощечина мало охладила его пыл. - На стол ее! Ах ты, вкусненькая злючка… знатная дама… какая у тебя кожа белая… всегда о такой мечтал… - Да ты не смущайся, он дворянин! - О, Рыло у нас когда-то был первейший барон! - Окорок, а ты чего? Та – сдобненькая… Еще одна тирада, вырвавшаяся из уст насильника, заставила Арамиса решиться. - Эй, вы! – он уже не старался говорить высоким голосом. И вообще не собирался скрывать, кто он такой. – Немедленно прекратите! - Курочка решила, что она петушок? – расплылся в гадкой улыбке Жирный Кусок. – Нет, красотка, и на тебя управа найдется! - О, да ты как раз любишь, чтобы девка была тощей! - Вот и третья нашлась! Все честно! - И эта монашенка! - Жирный Кусок, смотри – она тебя взглядом сейчас испепелит! Осторожней! Жирный Кусок с неожиданной прытью и сноровкой ринулся вперед. Арамис уже ни о чем не думал. Он поднырнул под руку мерзавца и для начала угостил его крепким пинком. Сумел увернуться от второго – помогла какая-то из дам, наградившая насильника не то пощечиной, не то укусом. - Стерва! Она мне руку прокусила! Ах, ты… В руках у Арамиса оказался вертел. Левую руку он поспешно прикрыл плащом, который один из стражников оставил лежать на лавке. Для начала этого было достаточно. Мушкетер часто принимал участие в трактирных стычках, и не намерен был отступать только потому, что плохо вооружен. Конечно, он не мог применять массу приемов, которые так ловко выходили у Портоса, но уж чему был обучен – то знал крепко. Выстоять одному против трех дворян – это одно дело. Совсем другое – подобные мерзавцы, да еще и полупьяные. Им только беззащитных обижать. Против тех, кто обороняется, они слабоваты. Как бы этой троице не везло раньше – Арамис был твердо намерен исчерпать отведенный им лимит за один раз. Первым под руку разгневанного мушкетера попал Рыло. Сначала ему врезали по плечу, а затем дополнили успех ударом табурета по голове. Рыло рухнул на пол, нелепо раскинув руки. Убит он или только оглушен – пока было неважно. Уходя от удара слева, Арамис метнулся вперед, чуть не споткнулся (проклятый длинный подол!!!), но его возможная ошибка оказалась спасением: кто-то выстрелил, пуля пропела совсем рядом – и через мгновение раздался звон разбитого оконного стекла. Арамис, не теряя ни мгновения, в развороте вышиб у Окорока из рук его шпагу. Удар, финт, удар, защита – выпад. Он был легче своего противника, а уж про скорость и говорить нечего. Окорок, правда, держался молодцом и оказывал вполне приличное сопротивление – Арамис, который отвлекся на Жирного Куска, не смог помешать Окороку вновь оказаться вооруженным – шпагой Рыла. Дамы опомнились и дружно похватали со своего стола тарелки, вилки, посудину с водой для рук. Остатки вина, кости, столовые приборы – все полетело в Жирного Куска. Мадам де Комбале проявила похвальную меткость – и сливочный соус выплеснулся прямо в лицо мерзавцу. - Вот тебе курочка, вот тебе сдобная! Все эти боевые действия дамы сопровождали визгом и проклятиями. Вторая дама схватила вертел. Действовала она им неумело, но яростно. И противник дрогнул. Сначала Арамис почувствовал, что его зацепили. Опять рука, да что же это такое! Боль придала ему сил, он издал боевой клич – и удвоил быстроту движений. Окорок, совершенно не ожидавший сопротивления и к тому же не готовый к тому, что ему придется скрестить оружие с твердой и уверенной рукой, стал отступать. Налетел на стол. Шанса на спасение Арамис ему не предоставил. Он был очень, очень зол. Столько же шансов оказалось и у Жирного Куска. Правда, его пристукнул не Арамис, а тот самый крепыш, который подменил Жанну. Он тихо пробрался вдоль стены в тыл бугаю, и приласкал его добротным ударом скамейки. Дамы, тяжело дыша, смотрели друг на друга. - Сударыня, вам необходимо срочно отсюда уйти, - Арамис первый прервал тишину. Дамы смотрели на него как на посланца небес. Арамис ощущал себя полнейшим идиотом. - Да, конечно, - пролепетала мадам Камбале, - но вы… - А я, если вы не против, проследую за вами… Арамис поправил съехавшее набок покрывало. - Но вы… - Мадам, это просто дружеская шутка. Спор. Мы с моим приятелем, господином Портосом, поспорили, что я день проведу в женском одеянии и меня никто не разоблачит. Кто же знал… Вторая дама неуверенно прошептала: - Вы… - Я не женщина. Неужели вы не поняли? Я – мушкетер роты де Тревиля, и мое имя… - Все, Арамис, все, - мадам Комбале опомнилась окончательно. – Объясняться будете в карете. Нам, кажется, есть, о чем поговорить. Быстро уходим! Все трое торопливо покинули трактир «Хромая утка». К счастью, экипаж мадам Комбале оказался поблизости. Беглянки уселись в него, Мари-Мадлен дернула за шнурок и срывающимся голосом приказала кучеру: - Домой. Быстро.
Отправлено: 24.06.12 23:02. Заголовок: Глава тринадцатая, в..
Глава тринадцатая, в которой ради того, чтобы благополучно покинуть Париж, нужно еще раз забыть, что ты – дворянин
- Что это за маскарад? Вы с ума сошли! Вы совершенно забыли, что являетесь совершеннолетним дворянином! Солдатом! Какие-то глупые пари! Арамис до нынешнего утра даже не подозревал, что мадам де Комбале способна на такой эмоциональный взрыв. Всегда очень спокойная, жизнерадостная, умеющая найти общий язык с каждым и погасить начинающуюся ссору одной вовремя брошенной в сторону спорщиков фразой, эта прелестная женщина никогда не обнаруживала даже признаков раздражения. Мушкетер вжался в бархатную обшивку стенки кареты и виновато опустил голову. Он не вполне понимал, чем вызвана вспышка гнева мадам де Комбале. Вторая дама, имени которой Арамис так и не узнал, молча смотрела в окно. Время от времени она со страдальческой миной на лице прикасалась к левой стороне груди ладонью и морщилась: видимо, ныне покойный господин Рыло причинил ей сильную боль. - Мадам, дело в том, что… - Молчите и не смейте оправдываться! А если бы вас узнали? - Мадам, клянусь вам: всего лишь невинная шутка! - Невинная шутка! Нарядиться монахиней! Сестра Изабелла, почему вы молчите? - Я помню, что господин мушкетер только что спас мою жизнь и честь. Мы так неосмотрительно поддались соблазну сразу обсудить вашу смелую идею… - Кто знал, что появятся эти кретины?! Куда смотрит полиция?! - Мадам, мадам… Почему вы отправились в незнакомое место без охраны? - Оно мне понравилось! И потом – почему вы везде ходите? Почему вам можно, а мне – нельзя?! Я у себя в стране! У нас свобода совести, свобода вероисповедания, свобода слова! Арамис, ничего не понимая, хлопал глазами. Монахиня протянула ему две вещи: флакон с нюхательной солью, который в то время постоянно имела при себе каждая уважающая себя дама, а также маленькую фляжку. - Потому, что я мужчина, мадам. А вы – слабая женщина. - Вы – мужчина?! Арамис прикусил нижнюю губу. - Надеюсь, юбка не делает меня женщиной! – зазвеневшим от незаслуженной обиды голосом ответил он. Мари-Мадлена умолкла. Сначала она выхватила из руки мушкетера нюхательную соль, открыла крышечку, несколько раз поднесла к носу. Лицо ее исказилось, она поспешно отвернулась и оглушительно чихнула. Затем с той же поспешностью хлебнула из фляги. После чего откинулась на спинку сидения и умолкла. - Прошу простить мадам де Комбале, - тихо произнесла сестра Изабелла. – Вы сами понимаете, сударь – она только что пережила серьезное нервное потрясение. - Но вы тоже… - Может быть, чуть позже и я устрою истерику. Но – не сейчас. Я боюсь людей вроде тех, которые на нас напали. Но… неужели их так много, сударь? - Их достаточно, - ответил Арамис, возвращая монахине флягу и флакончик. Карета остановилась. - Не вздумайте подавать мне руку, - слабым голосом предостерегла Мари-Мадлен мушкетера. – Вы – дама. Подумают не пойми что, если вы раскроете свое инкогнито сейчас. Я… прошу у вас прощения, шевалье. Вы спасли нас. А мы – две пустоголовые идиотки, которые забыли, где находятся. Наклонитесь ко мне. Я поправлю вам платок и покрывало. Это даже хорошо, что вы и Изабель в одинаковом облачении. Изабелла засмеялась. - Нет, милая Мари. Конечно, мы принадлежим к одному и тому же ордену, но… Пожалуй, по старшинству я иду впереди. Мари-Мадлен как-то странно хмыкнула. - Ну да, ты же мать-настоятельница. - Перед Господом все равны, - смиренно ответила монахиня. – В любом случае, пока вы, сын мой, в женском платье… Мадам де Комбале закончила возиться с головным убором Арамиса. - Ну вот. Можно выходить. И только тут Арамис увидел, что обе дамы улыбаются. Они проследовали в дом. - Наш завтрак так некстати прервали, потому мы позавтракаем еще раз, - предложила хозяйка. – Я пока оставлю вас в гостиной. Хотя нет. Изабо, дорогая, проводи гостя в свои апартаменты. Скорее всего, ему нужно оказать помощь. - Пустяки, царапина! – запротестовал Арамис. Но рука отозвалась противной ноющей болью, и противиться расхотелось. Впереди была дорога… Изабелла быстро пошла вперед. Арамис поспешил за ней. - Вы ловко носите женское платье, шевалье. Я обманулась. Пока вы не признались сами, я думала, что... - Это потому, что я сам двенадцать лет ходил в сутане. Я знаю, как себя вести. Вы понимаете, сударыня, что такого рода навыки не забываются. Но они совершенно бесполезны в мирской жизни. Он был немного выше ростом – и потому никак не мог увидеть, какого цвета глаза у матери Изабеллы. К ней следовало обращаться именно так. Вот только Арамис не мог этого сделать. Он ограничивался общепринятым «сударыня». Судя по всему, она была старше его, но… но… Почему ему так важно знать, какого цвета у нее глаза? - Что за дурацкое пари, шевалье? Вы рисковали… - Грех гордыни. Людское тщеславие. - Пусть будет так, - монахиня покачала головой с легким осуждением. – Но мне кажется… впрочем, это пустое. Давайте сюда вашу руку. Царапина опять оказалась именно царапиной. - А это что? – дама указала на предыдущую отметину. – Вам везет на приключения, сударь. - Я солдат, бывает всякое. Монахиня насмешливо улыбнулась. - Вы – настоящий дворянин, и кровь у вас горячая… Не надо лукавить, когда нет нужды. Какая-нибудь стычка, из-за которой вам пришлось спасаться бегством и прибегать к маскараду? Арамис тщетно постарался не покраснеть. - Вы краснеете! Я угадала, не так ли? - Допустим, - мушкетер кивнул. - И я ставлю на девяносто против десяти, что вас разыскивают! - Такое возможно. Мать Изабелла обрабатывала обе раны. Руки у нее были теплыми, осторожными и ласковыми. - И что же вы планируете делать? - Выйти отсюда и покинуть Париж. Мой лакей, должно быть, с ума сходит от волнения, потому что я не пришел вовремя на назначенное место встречи. - Вот так, в женском платье? - Вы же сами сказали, что я в нем не выгляжу ряженым. - Только по той причине, шевалье, что в Париже много монастырей. Посудите сами, каким опасностям может подвергнуться слабая женщина на большой дороге. - В первом же кабачке я сменю одежду. Монахиня слегка наморщила лоб. - Почему бы не сделать этого сейчас, здесь? Смысл тянуть с переодеванием, когда вы вновь можете стать самим собой? - Потому что если я останусь тем, кем являюсь в действительности, меня узнают. Монахиня задумалась. - Это имеет значение? - Признаться, да, - серьезно ответил Арамис. Мари-Мадлен вошла в комнату подруги через четверть часа. Она застала дам – настоящую и мнимую – за беседой о вещах самых возвышенных. - Я приказала накрыть стол в малой столовой. Нам никто не помешает поговорить. - Прошу прощения, сударыня, но я вынужден раскланяться, - Арамис поднялся со своего места с видом, полным почтения. Однако, интонация его голоса свидетельствовала о том, что мушкетер именно так и поступит – и никакие уговоры на него не подействуют. - Почему? Вы обиделись на меня? - Что вы, сударыня! Нет. - Но почему вы уходите? Я вас еще не отпустила, и вы еще не рассказали мне, в чем дело. - У шевалье неприятности, и он не желает вас компрометировать, - пояснила Изабелла. - Неприятности! Опять дуэль, новый труп, который мы будем отмаливать, скандальная история и слухи по всему Парижу? - Не преувеличивайте, мадам. Вы знаете мой кроткий нрав. Дамы прыснули со смеху. - О, да. Не далее, как час назад мы обе убедились в этом. - Полагаю, что мой дядя не должен знать, как именно вы покинули Париж. - Думаю, что ему лучше знать то, что меня уже три дня как нет в Париже, я покинул его со своими друзьями и, стало быть, не могу быть причастным к некоторым событиям. Дамы быстро переглянулись. - Что за события? Арамис развел руками и поднял глаза к небу. - Сударыня, я не могу рассказать вам об этом. Чтобы ваш дядя не огорчился, вы просто должны помочь мне покинуть Париж в ближайший час. Взамен я обещаю никогда и никому не рассказывать о вашей легкомысленной выходке. Вы поступили в высшей степени неосторожно. - Мы уже поняли это, - сказала Мари-Мадлен. – Ну, что ж. Я – ваша должница. Просите. Я могу одолжить вам свою карету. - Исключено. Вы скомпрометируете себя, а я не хочу этого. Мари-Мадлен надолго задумалась. Задумалась и монахиня. Видимо, одна и та же мысль пришла в их головы одновременно. - Стелла! - Да! - Они с Леграном покидают Париж, труппа едет на гастроли в провинцию. - О, да! Она говорила про Амьен. - Амьен? – воскликнул Арамис. – Я тоже должен ехать в Амьен! - Послушайте, шевалье, - обратилась к нему мадам де Комбале. – Только вчера вечером труппа Бургундского отеля получила разрешение выехать из Парижа, чтобы дать несколько представлений в Амьене. Список актеров велик, они будут путешествовать в нескольких больших дорожных каретах. Они отправятся в дорогу ближе к полудню. Их бумаги в полном порядке, и как раз с минуты на минуту месье Жорж Легран, недаром прозванный Великим, появится здесь, чтобы забрать кое-какие вещи, которые я подарила его невесте, которая тоже отправляется с труппой. Наверняка они сумеют пристроить вас в какой-то из карет. Хотите ли? Арамис вскочил. Лицо его просияло. - Хочу ли я! Мадам, после того, как я сыграл стряпчего, нищего, монахиню и еще какие-то роли, стать актером Бургундского отеля, пусть и на несколько часов – это закономерный финал! Но… не в этом же одеянии? Мадам де Комбале продолжала смеяться. - Было бы просто прекрасно, если бы вы заявили, что не желаете с ним расставаться! Оно очень к лицу вам, знаете? Арамис привычно залился румянцем. В дверь постучали. Лакей почтительно сообщил, что месье Легран прибыл и ожидает аудиенции в малой гостиной. - Ожидайте меня здесь, - приказала мадам де Комбале. Она отсутствовала еще четверть часа. - Я теряю время, - тихо сказал Арамис. – Вдруг этот актер откажет? Что тогда? - Тогда я поеду с вами. - Вы? - Со мной была моя воспитанница, пансионерка. Она уехала раньше, а ее бумаги остались у меня. Вы исполните ее роль. Больше за время, которое гости провели наедине друг с другом, они не произнесли не слова. Мари-Мадлен вернулась – и не одна. Темноволосый высокий мужчина представительной наружности, которого вполне можно было бы принять за дворянина, одетый по-дорожному, следовал за ней. - Вот, месье Легран. Это наш комедиант. Оцените сами, сойдет ли он за актера труппы. Актер явно растерялся. - Сударыня, вы меня разыгрываете! - Я – мужчина, - сказал Арамис. – Вас никто не разыгрывает. Месье Легран широко улыбнулся. - Мадам, в вашем доме найдется что-то из одежды, что более бы подошло благородному шевалье? Мне трудно оценивать! - Если хорошенько поискать… - Так поищите! Искомое нашлось за десять минут. Еще пять минут Арамис переодевался. Наконец, он был готов – и вновь принял подобающий мужчине вид. Лицо, лишенное усов и бородки, со слишком тонкой и изящной для мужчины линией бровей выглядело юным и свежим. - Сударь, если вы не сочтете за оскорбление для своей дворянской чести общение с комедиантами, то я готов временно отдать вам свое амплуа первого любовника. - Кого? - Амплуа грозы женских сердец и вечного соблазнителя. - По-моему, лучшего и придумать нельзя! – хихикнула Мари-Мадлена. А Изабелла просто покраснела как вишня. - У вас есть деньги на дорогу? – осведомилась мадам де Комбале, когда мужчины собрались раскланиваться. - Не извольте беспокоиться! – заверил Арамис. Мужчины ушли, дамы остались. Обе подошли к окну. - Кого он мне напоминает, этот Легран? – задумчиво сказала Оксанка. - Декриера, кого еще! – «мать Изабелла» пожала плечами. – Ну, ты даешь! Свобода совести, свобода чести… да он нас от такой беды спас! Изнасиловали бы и пристукнули на месте. Плевать бы всем было, что ты – племянница кардинала. Оксанка тяжело вздохнула. - Дикие нравы, дикая страна… если бы не монсеньор, просто взвыла бы! А ты… это же твой, а? Каков! Мадам де Комбале повалилась на кушетку и вороватым движением достала из шкатулки курительные принадлежности. - Хороший табак, - сказала она, затягиваясь. – Только не выдавай меня никому. - Да кури ты на здоровье… - рассеянно отозвалась Юлька. - А ты? - Не курю. И никогда не курила. «Мать Изабелла» продолжала смотреть в окно. - Ну, и как тебе твой? Мелковат… я думала, он выше ростом, представительней. Без усов правда на девчонку похож. - Нисколько не похож. Оксанка встала, прошлась по комнате. - А по-моему, мать, ты попросту в него влюбилась с первого взгляда. Юлька не отвечала. Оксана потрепала ее по плечу. - Ох, - с участием сказала она, - и помотает тебе нервы эта твоя горе-монахиня.
Отправлено: 25.06.12 21:48. Заголовок: Глава четырнадцатая,..
Глава четырнадцатая, где читатель узнает, что в Амьене одинаково хорошо варят как мертвую, так и живую воду
На время отставим тех, кто только что оставил Париж, тех, кто путешествует, а так же всех жителей славной Франции, которые не имеют отношения к нашему повествованию. Перенесемся в Амьен. Наверняка читатель уже имеет какое-то представление об этом городе. Рим стоит на семи холмах – Амьен на семи рукавах реки Сомма. Это признанная всеми столица прекрасной провинции Пикардии. Здесь сходится множество дорог, здесь пересечение торговых путей. Город уже успел залечить почти все раны, нанесенные войнами. Испанцы последний раз побывали здесь лет тридцать назад… да, так и есть – в 1597 году. Шесть месяцев добрый король Генрих IV, упокой Господь его душу и не дай его имени земного забвения на долгие века, осаждал Амьен – и, наконец, город открыл ворота освободителям. Прекрасен Амьен в любое время года и при любой погоде. Возводили его мудрые люди, которые позаботились о том, чтобы путешественники свободно проезжали по улицам, чтобы дома радовали глаз красивыми фасадами. Гордо возносит в голубое небо свои башни величественный собор Нотр-Дам д'Амьен – горожане уверяют, что это самый красивый собор во всем королевстве. Возможно, они и правы. Около ратуши всегда многолюдно. Торговля в городе Амьене является занятием почетным и прибыльным. Чем только не торгуют амьенские купцы! Какими только собственными товарами не славится Амьен! Какие тут искусные ткачи, какие оружейники! Но мы не будем гулять по Амьену праздно, да и на чудо-собор еще успеем полюбоваться в другой раз, в чем уважаемый читатель может не сомневаться. Сейчас же проследуем по тихой улочке Сент-Женевьев, которая начинается от одноименного женского монастыря, уже три века мирно стоящего на одном и том же месте, и заканчивается в предместье. Там далеко не так прелестно, как в самом городе. Многие жители Амьена имеют здесь свой клочок земли, который используют под огородик. Строиться нельзя – местность сильно заболочена. Чтобы отвести воду и как-то осушить местность, сто лет назад начали рыть небольшие каналы. Лодка пройдет – и ладно. Примерно за триста шагов до конца улицы и шагов за сто до того момента, когда она перестает быть мощеной, в двухэтажном домике с зеленым фасадом расположилась лавка Пьера Каботана. В лавке торгуют пряностями, продают косметические средства и духи. Сюда практически не ходят представители местной знати. Зато жены буржуа и ремесленников охотно покупают товар мэтра Каботана. Да и субретки из аристократических домов то и дело прибегают, чтобы приобрести для своей госпожи или для себя рисовую пудру, помаду, румяна по доступной цене. Ведь древнее имя и гордый титул вовсе не гарантируют достатка. К тому же прекрасные дамы часто имеют обыкновение дарить подарки своим возлюбленным. Подарки – это прекрасно, превосходно, но как после того, как любовнику подарен перстень или цепочка, объяснить мужу, что вновь требуются деньги на покупку краски для ресниц или новой кисточки из беличьего волоса? Приходится экономить на себе… Лавка носит название «Красивый садик». Название остроумно в высшей степени, ведь прекрасные дамы – основная клиентура мэтра Каботана. А совсем рядом – район, который носит название Ортилон. Как говорится, подобное притягивает подобное. У мэтра Каботана два сына и три дочки. Сыновья – достойные люди, гордость цехового объединения парфюмеров. Все накопленные за долгие годы деньги мэтр Каботан вложил в развитие семейного дела. Старшая дочь замужем, и ее муж тоже принимает участие в общем труде: он перчаточник из Вермандуа, искусный мастер. Все знатные красотки носят его изделия на своих нежных ручках. Средняя дочь живет в Бове, поскольку после гибели жениха решила, что станет бегинкой. А вот младшая, Элен-Мари, любимица отца, радость его очей – не замужем. Чтобы злые языки не судачили, а мать не навязывала одного за другим постылых женихов, девушка ушла в монастырь. Обеты принимать не спешит, к отцу прибегает два, если не три раза в неделю. Хорошая девочка, славная. Светленькая, волосы вьются вокруг милого личика с ясными глазами. Другие посмеяться любят – Элен-Мари не такая. Улыбается редко, но уж как улыбнется – точно солнышко. И все молчит. Бывало, целый день из нее слова не вытянешь. Зато эта молчунья с детства играла с пробирками и флакончиками, в десять лет сама составила свои первые духи, а к четырнадцати прочитала все книги, какие нашла в доме и у соседей. Отец, заметив тягу дочери к знаниям, отдал ее учиться в монастырскую школу при монастыре Сент-Женевьев. Там девочка освоила латынь, мудрые монахини открыли перед ней двери библиотеки. А в девятнадцать лет дочь на две недели заменила приболевшего отца. Все это было давно. Теперь Элен-Мари, которая в миру бы обновила «чепчик святой Катерины», закрепленный на прическе всеми тремя шпильками (если не выражаться поэтически – законченная старая дева без шансов на замужество), стала для отца больше, чем дочерью, больше, чем просто умелой помощницей. Именно ее, тихую и скромную послушницу монастыря, воспитанницу сестер-клариссинок, отец посвящал в тайны, которые для других были бы камнем преткновения и источником соблазна. К воскресной мессе мэтр Каботан ходил в Нотр-Дам. У него там была собственная скамья, на которой традиционно располагалось все семейство, включая детей, внуков и трех правнуков, а также доверенных слуг. Обычно с этого обязательного мероприятия мэтр Каботан возвращался умиротворенным и просветленным, выпивал стакан ароматической водки, лично расплачивался с приказчиками и подмастерьями, усаживал слуг за общий семейный стол. Но не сегодня. Сегодня мэтр Каботан вернулся мрачным, закрылся у себя в кабинете, сославшись на неотложное важное дело. Сплетница Марго, сунувшая длинный нос в кабинет хозяина, уверяла, что тот сидит, читает какое-то письмо и пьет уже пятый стакан ароматической водки. Через два часа хозяин послал за Элен-Мари. Сказки про Золушку в ее нынешнем варианте еще не существовало, но отношение к Элен-Мари в доме было именно таким: раз отец срочно отвлекает дочь от ее благочестивых занятий в стенах монастыря, то это равносильно вызову доброго духа, который пусть и не сразу, но разрешит все проблемы и терзания. Элен-Мари явилась ближе к вечеру, под проливным дождем, который мигом превратил все улицы в подобие речных проток. Она поспешно переоделась в сухое платье, перекусила чем Бог послал – и предстала перед отцом. Марго точно наврала – мэтр Каботан был совершенно трезв. - Я давно жду тебя, дитя мое. Элен-Мари подставила лоб для поцелуя, в ответ почтительно поцеловала отца. - Вам нехорошо, батюшка? - Мне нехорошо, моя девочка. Так нехорошо мне не было уже лет десять. Ты помнишь… только ты и помнишь, безгрешная душа… Элен-Мари опустила глаза. - Вы о деле… Она не договорила. - Да, о том рецепте, для которого ты рисковала собой. Отец и дочь не нуждались в пояснениях. - Но почему бы, если дело вам не по душе, вновь не воспользоваться тем рецептом? Старый мастер потер лоб широкой ладонью работника с удивительно узкими пальцами, которые куда больше подошли бы аристократу, если бы не были не раз обожжены химикатами. Элен-Мари знала: если отец хочет ласково погладить ее по щеке или перелить из колбы в колбу одну, лишь одну каплю раствора – нет в мире пальцев более чутких и ласковых. - Потому что к нам… то есть ко мне обращается слишком высокопоставленное лицо. Ему нужен конкретный состав. Заказчик даже не поленился прислать гонца, который передал рецепт. - Отец, откажитесь! В Париже полно людей, которые изготовят зелье и даже не поморщатся! Мэтр Каботан покачал головой. - Ты права… но за теми, кто это может изготовить там, следят. Следит тот, для кого это предназначено. - Это судейский? - Выше. - Подождите, батюшка… Генеральный прокурор? - Еще выше. - Кто-то из министров? Мэтр Каботан хранил угрюмое молчание. - Постойте! Это… наш благодетель, правая рука его высокопреосвященства? Элен-Мари перекрестилась. Мэтр Каботан по-прежнему молчал. - Значит… Личико Элен-Мари стало предельно серьезным. - Да. Самое ужасное, что я не могу отказаться. Иначе они убьют наших Луи-Августа и Жерома. Это были старшие внуки – десятилетние близнецы, которые как раз отправились вместе с матерью в деревню к ее родственникам. - Да и Луизе не поздоровится. Бедняжка, а она ждет ребенка. Если с ними что-то случится… Опять повисло тягостное молчание. - Более того. У них неизвестно откуда взявшееся долговое обязательство, которое я давным-давно погасил. Помнишь, мы занимали деньги у управляющего принцессы де Конде? Оно цело. Я должен принцессе триста тысяч ливров. - Но ваши расписки… - Разве ты не помнишь, что восемь лет назад наш дом сгорел? - О! Отец и дочь смотрели друг на друга. Дочь первой заговорила. - Отец, вы изготовите то, что требуется. Изготовите как положено. Столько, сколько положено. Они наверняка проверят. Но взамен требуйте, чтобы раньше, чем пузырек с ядом попадет в руки заказчика, наши мальчики оказались здесь. В безопасности. - Девочка моя! Это преступление! В прошлый раз благодаря вашей самоотверженности удалось отвести беду. Вы предложили найти противоядие – мы с вами нашли его. И счастье, что слух о том, что достойный человек умирает в муках, медленно, но верно, вовремя достиг моих ушей. Я же не знал, для кого готовлю яд! Вы имели доступ к этому человеку… - Отец, он благодарен нам, и никогда этого не забудет. - Я не говорю, что он забудет. Я только о том, что уже бессмысленно посылать к нему гонца. До Парижа два, если не три дня пути. К тому же наверняка за домом следят. Элен-Мари в раздумье теребила кончик длинной косы. В кабинете у отца было жарко – она сняла покрывало. - Когда должен быть готов яд? - Через три дня. - Вы знаете имя заказчика? - Не знаю, и знать не хочу. - Но кто привез вам и отдал это письмо? - Дворянин, которого я встретил в церкви. Я никогда прежде не видел его. Это сущий мальчишка. Едва пушок над губой пробился. Он сказал, что будет ждать в городе. Послушница вскочила. Глаза ее зажглись - и милое личико стало восхитительно красивым. - Три дня, говорите вы! Отец, берите заказ! Я сейчас спишу рецепт! Я посоветуюсь с еще одной нашей сестрой – и мы найдем противоядие! Господь не допустит такого преступления! Вы отдадите флакон. Я же отвезу в Париж то, что мы сделаем тайно! Отец тоже встал, вышел из-за стола – и крепко обнял дочь. - Я не ошибся в вас, моя девочка. Почему вы не мой старший сын? Умирая, я знал бы, что оставляю дело в надежных руках. Обсудив детали, отец и дочь расстались. Элен-Мари направилась обратно в монастырь в сопровождении двух слуг – час был поздний. Вернувшись к себе, она сразу же закрыла дверь на ключ и подошла к книжному шкафу. Но она не дотронулась ни до одной из книг, которые там располагались. Она нажала потайной рычажок – верхняя и нижняя декоративные панели, сделанные из цельного куска дерева, медленно и бесшумно отошли в сторону. Сам же шкаф оказался с секретом. Одна его половина содержала тайник. В тайнике имелось кое-что, что скромная послушница бережно извлекла и положила на узкое жесткое ложе. - Позавчера сработало, вдруг и сейчас поможет, - бормотала она себе под нос, загружая явно колдовской прибор, именуемый в XXI веке нотбуком. - Как хорошо, что я его зарядила на полную катушку как раз накануне, и больше не включала. Как хорошо, что именно на его крышке я и задремала посреди бела дня… Элен-Мари довольно улыбнулась, предвкушая решение интересной профессиональной задачи. Там, где-то в далеком будущем, Лена, которую на форуме знали под ником Белошвейка, была ученым-химиком… А теперь ей предстояло изобрести противоядие для снадобья, которое было заказано мэтру Каботану. Заниматься поисками заказчика она не хотела. Для этого есть другие люди. Вот вернется завтра или послезавтра в родную обитель Юлька… мать-настоятельница… вот она и будет думать, кто здесь заказчик и где виновных искать…
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 91
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Зато теперь есть с кем.
отличный. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума